Знакомого инструктора пришлось напоить коньяком. Уникальный сувенир был выслан Леопольду.
Через два месяца — извещение на посылку. Вес — десять с половиной килограммов. Пошлина — шестьдесят восемь рублей, Мой отец необычайно возбудился. Идя на почту, фантазировал:
«Магнитофон… Дубленка… Виски…»
— Сколько, по-твоему, весит дубленка?
— Килограмма три, — отвечал я.
— Значит, он выслал три дубленки…
Служащий Главпочтамта вынес тяжелый ящик.
— Возьмем такси, — сказал отец.
Наконец мы приехали домой. Отец, нервно посмеиваясь, достал стамеску. Фанерная крышка с визгом отделилась.
— Идиот! — простонал мой отец.
В ящике мы обнаружили десять килограммов желтоватого сахарного песку…
Через восемь лет нам с матерью пришлось эмигрировать. Мы оказались в Австрии. Хозяин гостиницы Рейнхард был очень любезен по отношению к нам. Каждое утро нам подавали чай с теплыми булочками и джемом. Каждое утро хозяин неизменно спрашивал:
— Желаешь рюмку водки?..
Кроме того, он дал нам радиоприемник и электрический тостер.
По вечерам мы иногда беседовали с ним.
Я узнал, что Рейнхард перебрался из Восточного сектора на Запад. Что он — инженер-строитель. Что работа в гостинице тяготит его, хоть и приносит немалый доход…
— Ты женат? — спросил я.
— Эрика живет в Зальцбурге.
— Есть мнение, что брак на грани развода самый долговечный.
— Я уже перешел эту грань. И все-таки женат… Ты удивлен?
— Нет. — сказал я.
— Ты состоял в партии?
— Нет.
— А в молодежном союзе?
— Да. Это получилось автоматически.
— Я понимаю. Тебе нравится Запад?
— После тюрьмы мне все нравится.
— Мой отец был арестован в сороковом году. Он называл Гитлера «браун швайне».
— Он был коммунист?
— Нет. Он не был комми. И даже не был красным. Просто — образованный человек. Знал латынь… Ты знаешь латынь?
— Нет.
— И я не знаю. И мои дети не будут знать. А жаль… Я думаю, латынь и Род Стюарт несовместимы.
— Кто такой Род Стюарт?
— Шизофреник с гитарой. Желаешь рюмку водки?
— Давай.
— Я принесу сэндвичи.
— Это лишнее.
— Ты прав…
Из Вены я написал Леопольду. Мой дядя позвонил в гостиницу. Сказал, что прилетит в конце недели. Точнее — в субботу. Остановится в «Колизеуме». Просит меня в субботу не завтракать.
— Я угощу тебя в хорошем ресторане, — сказал он…
Рано утром я сидел в холле «Колизеума». Выглядела эта гостиница куда шикарнее нашей. По залу разгуливали изысканные собаки. Гардеробщик был похож на киноактера.
Ровно в одиннадцать спустился дядя. Я сразу узнал его. Леопольд был так похож на моего отца — высокий, элегантный, с красивыми искусственными зубами. Рядом шла моложавая женщина.
Я знал, что должен обнять этого, в сущности, незнакомого человека.
Мы обнялись. Я поцеловал Хелене руку, в которой она держала зонтик.
— До чего ты огромный! — закричал Леопольд. — А где мама?
— Она нездорова.
— Как жаль! Я видел ее фотографии. Ты очень похож на мать.
Я протянул ему сверток. Там была икра, деревянные матрешки и холщовая скатерть.
— Спасибо! Мы оставим вещи у портье. Я тоже имею подарки для вас… А сейчас мы пойдем в ресторан. Ты любишь рестораны?
— Как-то не задумывался.
— Там приятная музыка, красивые женщины…
Мы шли по направлению к центру. Леопольд говорил, не умолкая.
Хелена молча улыбалась.
— Посмотри, сколько машин! Ты когда-нибудь видел заграничные машины?
— В Ленинграде много туристов…
— Вена — маленький город. Да и Брюссель тоже. В Америке машин гораздо больше. А какие там магазины! В Ленинграде есть большие магазины?
— Магазины-то есть, — говорю.
— Какой же ты огромный! Тебя, наверное, любят женщины?
— Это скоро выяснится.
— Я понимаю. Твоя жена в Америке. Мы посетили ее в Риме. У нее был пластик вместо сумочки. Я подарил ей хорошую сумку за шестьдесят долларов… Стоп! Здесь мы позавтракаем. По-моему, это хороший ресторан.
Мы вошли, разделись, сели у окна.
Заиграла негромкая музыка общего типа. Красивых женщин я что-то не заметил.
— Заказывай все, что хочешь, — предложил Леопольд, — может быть, стейк или дичь?
— Мне все равно. На ваше усмотрение.
— Говори мне, пожалуйста. — «ты». Я же твой дядя.
— На твое усмотрение.
— Что-нибудь из деликатесов? Ты любишь деликатесы?
— Не знаю.
— Я очень люблю деликатесы. Но у меня больная печень. Я закажу тебе рыбный паштет и немного спаржи.
— Отлично.
— Что ты будешь пить?
— Может быть, водку?
— Слишком рано. Я думаю, — белое вино или чай.
— Чай, — сказал я. — И фисташковое мороженое.
— Отлично.
— Что ты будешь пить? — обратился Леопольд к жене.
— Водку, — сказала Хелена.
— Что? — переспросил Леопольд.
— Водку, водку, водку! — повторила она.
Подошел официант, черноволосый, коренастый, наверное — югослав или венгр.
— Это мой племянник из России, — произнес Леопольд.
— Момент, — произнес официант.
Он исчез. Внезапно музыка стихла. Раздалось легкое шипение. Затем я услышал надоевшие аккорды «Подмосковных вечеров».
Появился официант. Его физиономия сияла и лоснилась.
— Благодарю вас, — сказал я.
— Он получит хорошие чаевые, — шепнул мне Леопольд.
Официант принял заказ.
— Да, я чуть не забыл, — воскликнул Леопольд, — скажи, как умерли мои родители?
— Деда арестовали перед войной. Бабка Рая умерла в сорок шестом году. Я ее немного помню.
— Арестовали? За что? Он был против коммунистов?
— Не думаю.
— За что же его арестовали?
— Просто так.
— Боже, какая дикая страна, — глухо выговорил Леопольд, — объясни мне что-нибудь.
— Боюсь, что не сумею. Об этом написаны десятки книг.
Леопольд вытер платком глаза.
— Я не могу читать книги. Я слишком много работаю… Он умер в тюрьме?
Мне не хотелось говорить, что деда расстреляли. И Моню я не стал упоминать. Зачем?..
— Какая дикая страна! Я был в Америке, Израиле, объездил всю Европу… А в Россию не поеду. Там шахматы, балет и «черный ворон»… Ты любишь шахматы?
— Не очень.
— А балет?
— Я в нем мало разбираюсь.
— Это какая-то чепуха с привидениями, — сказал мой дядя.
Потом спросил:
— Твой отец хочет ехать сюда?
— Я надеюсь.
— Что он будет здесь делать?
— Стареть. В Америке ему дадут небольшую пенсию.
— На эти деньги трудно жить в свое удовольствие.
— Не пропадем, — сказал я.
— Твой отец романтик. В детстве он много читал. А я — наоборот — рос совершенно здоровым… Хорошо, что ты похож на мать. Я видел ее фотографии. Вы очень похожи…
— Нас даже часто путают, — сказал я.
Официант принес мороженое. Дядя понизил голос:
— Если тебе нужны деньги, скажи.
— Нам хватает.
— И все-таки, если понадобятся деньги, сообщи мне.
— Хорошо.
— А теперь давайте осмотрим город. Я возьму такси…
Что мне нравилось в дяде — передвигался он стремительно. Где бы мы ни оказывались, то и дело повторял:
— Скоро будем обедать.
Обедали мы в центре города, на террасе. Играл венгерский квартет. Дядя элегантно и мило потанцевал с женой. Потом мы заметили, что Хелена устала.
— Едем в отель, — сказал Леопольд, — я имею подарки для тебя.
В гостинице, улучив момент, Хелена шепнула:
— Не сердись. Он добрый, хоть и примитивный человек.
Я ужасно растерялся. Я и не знал, что она говорит по-русски. Мне захотелось поговорить с ней. Но было поздно…
Домой я вернулся около семи. В руках у меня был пакет. В нем тихо булькал одеколон для мамы. Галстук и запонки я положил в карман.
В холле было пусто. Рейнхард возился с калькулятором.
— Я хочу заменить линолеум, — сказал он.
— Неплохая мысль.
— Давай выпьем.
— С удовольствием.
— Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных стаканчиков?