— С Акимовыми?— опять удивился хозяин. Зайцев заметил — каждый раз, когда он произносит фамилию убитых, и хозяин, и его жена почему-то впадают в искреннее удивление, будто само предположение о том, что они могли видеться, уже как-то их задевает.
— Поскольку я прочитал сегодня немало ваших поздравительных открыток, отправленных Акимовым по самым разным поводам, то я уже знаю, что вас зовут Евгением, а ваша жена — Зинаида... Правильно? Я ничего не напутал?
— Всё правильно,— кивнул хозяин.— А насчет открыток должен вам сказать...— он замолчал, поскольку сказать в таком положении было совершенно нечего.
— Я слушаю вас,— подбодрил его Зайцев.
— Открытки еще ничего не значат,— сказал, наконец, хозяин, и бомж в ответ на эти слова в первый раз кивнул головой. Просто кивнул, будто убедился в чем-то. Он как бы и не считал себя вправе что-то здесь произносить.
— Если я правильно понял,— медленно, подбирая слова, спросил Зайцев,— вы не хотите, чтобы вас считали близкими друзьями или родственниками Акимовых?
— Да нет, почему?! Дело не в том, что не хотим, просто это будет... неправильно, только и того,— хозяин даже руками всплеснул, как бы удивляясь бестолковости следователя.
— Понял,— кивнул Зайцев.— Тогда начнем разговор.
— А до сих пор что у нас было?— усмехнулся хозяин.
— Трёп,— ответил Зайцев.— Только трёп. Вы давно были у Акимовых?
— Давно. Уж не помню, сколько лет назад.
— А где вы были в эти выходные? Вчера? Позавчера?
— На работе. Я механиком на автобазе... А в выходные на рыбалку ездил.
— Хороший был улов?
Хозяин не успел ничего ответить — Зинаида поднялась с места, как-то гневно даже поднялась, почти фыркнув от возмущения. Хлопнула дверью ванной и через минуту вернулась с ведром, на дне которого лежал почти десяток рыбин, залитых водой.
— Вот. И на вашу долю хватит. А то сами наелись, соседям подарили. Куда еще, думаем...
И тут почти вскрикнул от восторга бомж. Он присел на корточки перед ведром и, запустив в холодную воду руку, вынул оттуда одну рыбешку. Потом, подняв ее почти к самым глазам, всмотрелся в нее с блаженной улыбкой, показал всем присутствующим, словно желая и их порадовать.
— Какая красавица!— прошептал он восторженно и осторожно опустил рыбешку в ведро.— Неужели такие еще ловятся в наших реках?
— Места надо знать,— кивнул Евгений.
— Ох-хо-хо!— горестно вздохнул бомж и снова уселся на табуретку в углу кухни.
— Будут еще вопросы?— повернулся к капитану хозяин квартиры.
Зайцев был явно озадачен.
— С вами кто-то еще ездил на рыбалку или вы были одни?
Тихонов помолчал, долгим взглядом посмотрел на человека в погонах, на бомжа, на собственные ладони.
— С Николаем он ездил!— вдруг выкрикнула Зинаида.— Работают они вместе! И на рыбалку ездят вместе. Спросите у Николая — были они на рыбалке или не были.
— Фамилия Николая?— невозмутимо спросил Зайцев.
— Федоров,— ответил Тихонов.
— Я, конечно, извиняюсь,— заговорил бомж,— но, может быть, вы позволите выйти на балкон, сигаретку выкурить...
— Кури здесь,— сказал Тихонов. Он почему-то сразу решил, что с этим человеком можно обращаться и на "ты".
— Да неловко,— смутился бомж.— Я уж на балконе... Если позволите, конечно...
— Пройди через комнату... Там открыто.
Сутулясь и заворачивая носки ботинок внутрь, бомж вышел из кухни, пересек комнату и толкнул дверь на балкон. Там стояли нераспечатанные пачки с кафелем, и бомж довольно удобно расположился на одной из них, присев в самом углу.
Когда он вернулся на кухню, Зайцев уже прощался с хозяевами, извинялся за вторжение, просил Тихонова подписать протокол с рассказом о рыбалке. Зинаида тоже подписала, убедившись, что там упомянута и рыба, и Николай Федоров, с которым муж ездил на рыбалку.
— А вы что, ремонт намечаете?— спросил бомж у Тихонова уже в дверях.
— Да, небольшой.
— Ванную будете обкладывать?
— Нет, на кухне плитку менять.
— Хорошее дело. Хочешь, погадаю?
— Что?— не понял Тихонов.
— Погадаю... Я ведь немного звездочет... А звездочеты, хироманты — одна шайка-лейка. Левую руку дай,— Тихонов в полной растерянности протянул ладонь.— Ну вот, видишь, как всё получается... Я примерно такой картины и ожидал...
— И чего там?— рука Тихонова явно, просто заметно дрогнула, и бомж с удивлением посмотрел на него.
— У тебя линия сердца и линия ума сливаются в одну, это, можно сказать, одна линия.
— И что?
— Выходит, то ли сердца у тебя нет, то ли ума... Видишь, сливаясь, эти линии ослабляют друг друга. Как волны. Хотя бывает и наоборот, но здесь не тот случай, очень неглубокая линия, да и по цвету бледная... А жить будешь долго.
— Пока не помру?— усмехнулся Тихонов.
— Жить будешь долго,— бомж не пожелал услышать ернические эти слова.— Но в разлуке.
— Это в каком же смысле?— Тихонов выдернул свою ладонь из немытых рук бомжа.
— Не знаю... Но разлука на твоей ладони скорая и долгая.
— Ладно, разберемся,— и Тихонов закрыл дверь, хлопнув ею чуть сильнее, чем требовалось.
БОМЖАРА ПРОИЗНЕС ПЕРВОЕ СЛОВО, когда Зайцев уже отъехал от тихоновского дома километров пятьдесят. Всё это время он маялся, вертелся на заднем сидении, вздыхал, курил, выпуская дым сквозь приспущенное стекло.
— Напрасно,— протянул он наконец с тяжким вздохом.— Всё-таки напрасно.
— Не понял?— резковато спросил Зайцев, поскольку был недоволен тем, что поездка оказалась бессмысленной, время и бензин выброшены на ветер.
— Напрасно ты его не взял.
— Кого?
— Убийцу.
