Все это время я провела в размышлениях о том, что же делать теперь. В конце концов, я многократно взвесила за и против и решилась. Мне нужно поговорить с доном Алонсо.

Я начала искать подходящий случай, когда у него будет более-менее хорошее расположение духа.

Случай представился неожиданно:

— Вы уже несколько дней ходите за мной по пятам. Может, скажете, что вам нужно?

— Мне нужно поговорить с вами.

— Что ж, я тоже хотел поговорить с вами, — ответил дон Алонсо.

Следуя за ним, я поднялась на крепостную стену. Обернувшись ко мне, он произнес:

— Говорите.

— Как вы себя чувствуете?

В ответ он сделал нетерпеливый жест раненой рукой.

— Как обычно. Переходите к делу.

— Сначала скажите вы, — улыбнулась я.

— Боитесь раньше времени раскрыть свои планы?

— Я — ваша пленница и поэтому изначально нахожусь в наименее выгодной позиции, — я снова улыбнулась в ответ.

— Не нужно кокетничать со мной, мадам, — резко ответил дон Алонсо, давая понять, что мои женские уловки ни к чему.

Я перешла к делу:

— Что вы сделали с теми стражниками?

— С какими? — ехидно спросил дон Алонсо, и я поняла, что отчасти была не права, назвав его болваном.

— С теми, кто не заметил, как я вышла за ворота, — изобразила я полное непонимание намека.

— Перевел на охрану рудников.

— Вы обещали их не наказывать.

— Я не наказывал. Просто перевел туда, где от того, насколько хорошо они выполняют свои обязанности, зависит их жизнь. Это научит их быть внимательнее.

— В отличие от вас, мадам, я привык выполнять свои обещания, не прибегая к каким-либо уловкам, — припомнила я ему его же слова.

— И в чем уловка? В том, что я не могу доверить безопасность замка и его обитателей тем, кто однажды уже не оправдал доверия? — парировал дон Алонсо.

— Вы никогда и ничего никому не прощаете? — с моей стороны это было скорее утверждение, чем вопрос.

Дон Алонсо усмехнулся.

— Всепрощение — роскошь, которой более всего добиваются те, кого есть за что прощать.

— Очевидно, себя вы считаете безгрешным?

— Мадам, я не понимаю, вы хотели поговорить о нимбе вокруг моей головы?

— Нет, я хотела узнать, насколько крепко вы держите слово.

Брови под острым углом взлетели вверх.

— И что? Вы удовлетворены результатом проверки?

— Нет. У меня есть еще один, последний вопрос.

Дон Алонсо продолжал наблюдать за мной с ироничным любопытством:

— Задавайте.

— Хайме.

— Вас интересует, обезглавил я его, четвертовал, высек или отправил на рудники?

— Вообще-то, да.

— В таком случае, спросите у него сами. Через неделю он возвращается с караваном из Ордении. Это все?

— Не совсем, — я вдохнула поглубже, выдержав паузу, перед тем как перейти к сути. — Вы уже однажды говорили о том, как намерены со мной поступить. Тогда у меня еще были кое-какие надежды и иллюзии, которых нет теперь, — сказала я. — Я не знаю, что вы выберите в качестве достойной кары, но в любом случае прошу вас позаботиться о том, чтобы Жанна была передана моим родным.

— Кому именно вы хотите, чтобы я передал Жанну?

— Моему брату Жаку, он приезжал сюда зимой, вы его, наверное, видели.

— Можете не волноваться, я выполню вашу просьбу.

— Без уловок? — я позволила себе хамство, потому что это было слишком важно для меня.

— Без уловок, — подтвердил дон Алонсо.

Я поблагодарила его, ободренная тем, что он согласился, вот так, сразу.

— И еще… я хотела…

— Зная вас, можно было догадаться, что одной просьбой дело не ограничится, — насмешливо заметил дон Алонсо.

— Прошу вас, дайте мне договорить. Не думайте, что мне легко сказать то, что я собираюсь.

В ответ он промолчал, показывая, что готов меня выслушать.

— Мне кажется всем уже довольно скандалов. И вам, и мне. Вы можете запереть меня в монастырь, уличив в супружеской неверности. Можете обвинить в суде. Но что-то мне подсказывает, вы предпочли бы обойтись без очередного ярмарочного представления. Поэтому я решила рискнуть и поговорить с вами: я могу принять постриг сама, по собственному желанию, и тогда скандала не будет. Но, вы правы, если думаете, что я поставлю свое условие.

— Какое же?

— Жанна останется вашей дочерью. Не перебивайте, дайте мне договорить, — добавила я, хотя он не успел ничего сказать. — Вы прекрасно знаете, какая судьба ждет незаконнорожденного ребенка. Тем более девочку. Она чудесный ребенок, и ни в чем не виновата. Виновата я. Видит бог, я хотела иметь детей в браке, но Господь послал мне свой дар, когда посчитал нужным. Король действительно ее отец. Я надеялась, я все делала, что бы он полюбил ее. Вы же сами видите, как она тянется к вам, к любому мужчине, готовому взять ее на руки… — я задохнулась от слез, и, отвернувшись, пыталась успокоиться. Мне нелегко было вслух сказать то, что я боялась признать даже наедине с собой.

Солнце уже клонилось к закату. Постепенно я успокаивалась, предоставив ветру осушать мои слезы. Дон Алонсо, молча, стоял за моей спиной. Наконец, я повернулась к нему и спросила, понимая, что продолжать говорить я не могу:

— Что вы хотели мне сказать?

Он окинул внимательным неспешным взглядом ломаную линию горизонта и так же неспешно произнес:

— Я хотел бы быть уверен, что во время моего отсутствия никто не заболеет, не заснет странным сном и не сбежит из замка, — он перевел взгляд на меня и продолжил: — Вы можете дать мне такую гарантию, мадам, или мне придется запереть вас на время отъезда?

Я склонила голову, признавая поражение.

— У меня нет выбора, и вы это знаете. Вам нечего опасаться, даю слово.

— Без уловок? — совершенно серьезно спросил он.

— Без уловок, — улыбнулась я сквозь слезы.

С первой проклюнувшейся зеленью, дон Алонсо поехал осматривать свои владения.

Из немногих растений, которые скудно зазеленели на склонах, почти все были мне не знакомы. Я с любопытством наблюдала за Хосефой, чистившей коренья на кухне и кидавшей их в бурлящий котел. Признаться, вкус у похлебки получился не самый приятный, но я заставила детей вычистить миски до донышка. Больше мне понравился салат из побегов молодого кустарника, их нарезали и ели сырыми.

Начался сезон гроз. С уходом большей части мужчин, ворота замка наглухо заперли, и проходящие караваны можно было только разглядывать с крепостной стены, когда они шли по дороге или когда останавливались в специально построенном помещении под стенами замка, которое к весне успели подготовить и починить.

Днем было уже тепло, и я достала наши с Жанной домашние летние платья. Приятно было почувствовать себя нарядными, я распустила Жанне волосы, и Фернандо сказал, что мы обе очень красивые.

Мужчины вернулись в конце июня, загорелые и обветренные. К тому же дон Алонсо сбрил бороду, так, что издалека я его даже не узнала. Они привезли запасы провизии, холсты, Фернандо получил обещанный меч и маленького пони, а Жанне достались золотые браслеты. Теперь в замке постоянно толклись посторонние, и донья Хуана целыми днями пребывала в тревоге, как бы чего не пропало, и ежевечерне призывала всех проявлять бдительность.

Дон Алонсо молчал. По возвращении он ни словом не обмолвился о нашем последнем разговоре. Что до меня, то мне и вовсе не хотелось торопить события и переезжать в монастырь. Конечно, это не столь далеко от Эль Горра, и пейзаж, скорее всего, будет уже привычным, но там не будет моей дочери, а я навсегда потеряю свободу и погружусь в молитвы. Видит бог, я никогда не чувствовала себя предназначенной для монастырской жизни, и уж тем более, готовой к ней. При мысли о предстоящем, мне становилось страшно. Поэтому, видя, что дон Алонсо избегает меня, я тоже не стремилась попадаться ему на глаза.

Фернандо так увлекся своим мечом и пони, что Жанна надулась и, присоединившись ко мне, деловито сновала по кухне и погребам, укладывая провизию. Впрочем, через несколько дней, Фернандо надоело быть одиноким рыцарем, и он появился на кухне, сначала молча, наблюдая за нами, а потом попросив: «Тетя Лиса, налейте мне меда». Через пару минут они с Жанной, перепачканные до ушей медом, помчались играть во дворе.