Яма снова говорит: «Попроси у меня сыновей и внуков, которые будут жить сто лет, попроси скот, лошадей, слонов, необозримые земли, где ты сможешь жить так долго, как пожелаешь. Попроси небесных дев, которых не могут получить смертные; пусть они будут твоими рабынями, но только не спрашивай, что ждет душу после смерти».

Начикетас отвечает: «Все на свете преходяще, о Смерть, и ты — конец всего. Просвети же меня относительно главного вопроса. Начикетас не просит тебя ни о какой другой милости, а лишь о той, что касается души, суть которой непостижима».

Яма вынужден сдержать свое обещание: в очень пространной речи он доказывает упрямцу, что души, о которой он расспрашивает Смерть, не существует, и есть только Сущий в Себе пантеистских учений.

Узнав от Ямы Истину, которую он искал, Начикетас с тех пор избавился от страстей и стал бессмертным.

Мадемуазель С. заходила ко мне дважды или трижды, чтобы узнать мое толкование индийской книги, которую она читала, но, как я уже сказала, адьярское поместье было очень обширно, жилища разбросаны, и мы редко встречались друг с другом, не считая обитателей «Leadbeater’s Chambers». Поэтому я не сразу узнала об опасном замысле мадемуазель С.

Мадемуазель С. просто-напросто решила уморить себя голодом. Одетая в белое, она лежала в постели в застывшей позе.

С удивительным для любой другой страны единодушием индийские гости Адьяра восхищались этим одиноким стремлением к смерти. Почтительные и задумчивые, они навещали неподвижную голодающую и оставляли на ее ложе цветы, как это делают на алтарях богов.

Между тем в Адьяре гостила тогда одна француженка художница. Бремя от времени она отлучалась на несколько дней и ставила свой мольберт в окрестных деревнях. По возвращении из очередной прогулки она узнала о происходящем и поспешила известить меня об этом.

«Это безумие, — заявила женщина с неистребимым французским здравым смыслом, который не смогли поколебать бредовые рассуждения ее сотрапезников. — Нельзя дать ей покончить с собой».

Конечно же, я была согласна с соотечественницей и поддержала ее, заявив, что полиция должна вмешаться в это дело, и если руководство адьярской коммуны не вызовет врача в положенный срок, то ему придется держать ответ перед правосудием.

Руководство, очевидно, не разделяло эту точку зрения, но тем не менее решилось связаться по телеграфу с госпожой Безант[133]*, находившейся в Англии, чтобы узнать ее мнение. Миссис Безант была сильной личностью, она не совершала безрассудных поступков, разве что лишь иногда, когда считала это «разумным» в силу ей одной известных причин. Она немедленно откликнулась, обратившись к мадемуазель С.: «Голодать плохо, надо есть»[134]. Исходя из этого приказа, девушку, жаждавшую встречи с Ямой, стали понемногу кормить, она не сопротивлялась и постепенно вернулась к своему обычному состоянию.

Миссис Безант, как я уже говорила, умело дозировавшая степень чудачеств, которые она могла позволить своим ученикам, сочла, что мадемуазель С. перешла всякие границы; она любезно попросила ее покинуть Адьяр и вернуться в свою скандинавскую страну.

Весьма здравомыслящему Конг-фу-цзы, которого западные люди называют Конфуцием[135]*, приписывают следующее изречение: «Трудно всегда делать только разумные вещи»[136]. Как бы отнесся этот мудрец, твердо стоявший на земле, к череде милых и безрассудных фантазеров, следующих один за другим на этих страницах? Как бы отнесся к ним Ауробиндо Гош, которого многие из его соотечественников считают величайшим современным философом Индии?

Шри Ауробиндо[137]*, как его обычно называют, был чрезвычайно европеизированным индусом — он учился в Оксфордском университете. Этот человек, как говорили, был силен в греческом, латыни и владел несколькими иностранными языками, в том числе французским; я сама слышала, насколько безупречно он изъяснялся на этом языке. Шри Ауробиндо досконально знал санскрит и к тому же был весьма сведущ во всевозможных философских учениях, а также всемирной истории. Классическая образованность сочеталась в нем с обширными познаниями в области современных научных достижений.

Шри Ауробиндо был ярым патриотом. Из-за активного сопротивления английским властям его приговорили к уголовному наказанию. Во время тюремного заключения с ним произошел духовный переворот, после которого он отошел от патриотических и политических дел. Как и у большинства индусов, у Ауробиндо Гоша была скрытая предрасположенность к созданию метафизических теорий и мистической жизни. После освобождения он перебрался в Пондичери — в ту пору французскую территорию — ив последующие годы основал там ашрам, который постепенно объединил тысячи учеников и разросся до размеров подлинного города. Во многом эта заслуга принадлежит преданной соратнице Шри Ауробиндо госпоже Альфасса[138]*, левантинке французского происхождения, наделенной живым умом и недюжинными организаторскими способностями.

Ауробиндо Гош скончался в Пондичери 5 декабря 1950 года в возрасте семидесяти восьми лет.

Изложение философского учения Ауробиндо Гоша вышло бы за рамки данной книги, но рассуждения философа о смерти, впоследствии откомментированные и дополненные его учениками, имеют отношение к нашей теме.

Эти идеи возвращают нас к Начикетасу, разговаривающему со Смертью. Однако существует значительное различие между Начикетасом и Ауробиндо Гошем. Согласно рассказу из «Катха Упанишады», Начикетас был принесен отцом в жертву Смерти и таким образом попал в царство Ямы. Он согласился туда спуститься, но не осознанно выбрал путь, ведущий к Яме. В случае Шри[139] Ауробиндо все обстояло иначе: он якобы захотел умереть, полагая, что должен сразиться в потустороннем мире с таинственной силой, которую ему следует покорить.

Вот что писал Шри Ауробиндо в 1936 году: «Я имею дело не с миром богов. Я хотел бы, чтобы так было. Скорее дело обстоит совсем иначе: я должен погрузиться в бездну, чтобы построить мост между обоими[140]. Это необходимо для моего дела, и я должен это совершить».

Вот еще одно заявление, относящееся к 1935 году:

«Я стараюсь добиться нисхождения супраментальности[141] не для того, чтобы обрести личное величие. Я не помышляю ни о величии, ни о ничтожестве в человеческом значении этих слов. Если человеческий разум считает меня безумцем за попытку того, за что не брался сам Кришна[142], мне нет до этого дела. Это никого не касается, это касается только Всевышнего и меня. Неважно, согласуется ли это с божественной волей[143] или нет, послан ли я сюда или нет, чтобы совершить это нисхождение, проложить ему путь или хотя бы сделать его возможным; пусть все люди смеются надо мной, если им так хочется, либо Ад, если ему угодно, ополчится на меня из-за моего высокомерия. Я буду идти вперед до тех пор, пока не одержу победу или погибну».

Во всем этом не хватает четкости, и многочисленные комментарии учеников философа отнюдь не проливают света на конечную цель, которую преследует их учитель.

Один из учеников пишет:

«Перед нами — великолепный пример героического альтруизма, альтруизма йогина, готового встретиться с любой опасностью во имя достижения своей цели и, хотя эта позиция выражена в словах: "Я одержу победу или погибну", ясно, что она могла бы выражаться в другом, еще более дерзком заявлении: "Я умираю, чтобы победить".