Алешка поймал гвоздь и наколол на него записку. Ростик быстренько смотал нитку, развернул записку и крикнул:
Есть! Вас понял!
Ну вот, — сказал Алешка, садясь на скамейку рядом с бабулей, — * немножко подождем.
А чего ждать? — спросил я.
Сейчас Шойгу приедет.
Кто?
МЧС, не знаешь, что ли?
А… А зачем?
Спасатели, Дим, зачем приезжают? — И сам себе, вернее, мне, ответил: — Спасать.
А кого спасать? Нас с тобой?
Двенадцатую квартиру, — лениво пояснил Алешка.
Ты что? — я даже стал заикаться. — Ты… туда… что-нибудь заложил?
Алешка вздохнул с такой тоской, что мне стало жалко себя. За свою бестолковость. И он сказал, как перед экраном, где крутился захватывающий фильм:
— Потерпи, сейчас увидишь.
Вскоре к подъезду подошел человек в замасленной телогрейке, в кепочке набекрень и с чемоданчиком, в котором носят инструменты.
Он постоял у дверей, не спеша докурил и так же неспешно скрылся в подъезде.
— Слесарь-сантехник, — сказал Алешка голосом за кадром. — В шестнадцатой протечка. Двенадцатую заливает.
Мы поднялись на этаж и попали в самую гущу событий. На площадке бушевала тетка в халате и нападала на слесаря:
— Ну сделайте что-нибудь! Воду, наконец, перекройте! У меня же с потолка дождь капает!
Тут же толпились возбужденные соседи. Кто в халатах, кто в пижамах, кто в тапочках или с газетой в руках и в очках на носу. Все галдели. А слесарь-сантехник лениво отбрыкивался:
А что я сделаю? Стояк перекрою? Оно вам надо? Весь подъезд вой подымет. А в ихнюю квартиру я не взойду. Там наглухо заперто.
Хозяев нет! — объясняла всем шустрая тетка, по-моему, вообще не из этого подъезда. Может, даже из другого дома на другой улице. — Оне пьяные совсем. Наркоманы!
В общем, суматоха была еще та! И тогда я еще не знал, что Алешка подсказал Ростику в своей записке заткнуть губкой слив в раковине и открыть кран. В случае чего Ростик не виноват: губка свалилась, кран открылся. Вода набежала и перелилась.
Тут спустился пожилой старичок со стаканом чая и сказал:
— Надо МЧС вызывать; Кажется… А то мы все уплывем. Этот лоботряс Петелин…
Кто-то бросился звонить министру Шойгу, а все остальные — к дверям шестнадцатой квартиры и стали звонить в нее и барабанить ногами.
А за дверью верещал Ростик:
У меня ключей нет! Я могу утонуть! Я на стуле плаваю!
И наверное, Игоряшкиными тапочками гребет вместо весел, — шепнул мне Алешка.
А ситуация, между прочим, осложнялась. Из-под двери показалась тоненькая струйка воды, грозящая превратиться в полноводный ручей.
Алешка занервничал:
— Вот дурак! Давно бы кран закрыл!
Вот и я подумал, что вполне уже хватит наводнения.
Но тут, к счастью, приехали спасатели МЧС.
Они молодцевато вскрыли дверь и ринулись в квартиру. Ростик выбежал на площадку. Вид у него был не то что испуганный, а скорее очень довольный.
— Здорово постарался? — шепнул он Алешке. Но Алешка тут же увлек его к батарее и о
чем-то начал горячо шептать. Я улавливал только обрывки фраз:
Алешка:… тебя спасать. Бежим, пока они… У нас поживешь… Под охраной… полковник…
Ростик:… не могу… Задание такое… выручать человека… «двоюрный брат»…
И наконец, решительная фраза моего младшего брата:
— Толком расскажи!
И пока шла суета в квартире, пока спасатели закрывали кран, а соседи ликвидировали последствия наводнения, Ростик что-то горячо шептал Алешке на ухо. Что он шептал, я не слышал. Но вот как менялось выражение Алешкинои мордахи за весь период шепота, я углядел. Целая гамма чувств со всеми тонами: недоверие, возмущение, недоумение, злость и вдруг — какое-то озарение. Будто он шлепнул себя по лбу и вскричал, как Архимед: «Понял!» Правда, Архимед что-то другое кричал, но не это важно. Важно, что Алешка, в свою очередь, прижал к себе голову Ростика и тоже начал горячо нашептывать ему в ухо.
Ростик сначала удивился, потом возмутился, а потом радостно закивал и сунул Лешке под нос большой палец: «Классно, клево, круто!»
Сговорились хлопцы.
Тут примчался Игоряшка. Схватился за голову. Стал отругиваться от наседавших соседей. Потом увидел Ростика, схватил его за руку и втащил в квартиру. В это время оттуда выходили спасатели. Игоряшка выпустил Ростика и стал теперь хватать за руки их. И кричать:
— А дверь? А замок? Кто заплатит? Как я ночевать буду?
Тут соседка снизу сказала ему:
— Вы, Петелин, оплатите мне ремонт, а я вам куплю новый замок. Вы меня уже четвертый раз заливаете.
Игоряшка скрылся в квартире, а через распахнутую, вырезанную дверь было слышно:
Ты что натворил?
Ничего.
Кто квартиру залил? Зачем раковину заткнул?
Это не я.
А кто? Давай его сюда!
Это ты, Игорь. Ты кран забыл закрыть, когда уходил. А губка сама сползла и дырку заткнула.
А ты что? Не мог завернуть кран?
А я думал — так надо.
Мы вызвали лифт и спустились вниз. Вышли из подъезда, пошли домой. Алешка был задумчив. Хмурил лоб и что-то бормотал под нос.
Когда мы проходили возле школы, мимо нас промчался Бонифаций. Он не стал тормозить, только крикнул на бегу:
Я домой! Нас залило из верхней квартиры! Позже позвоню!
Тебе звонил Бонифаций… То есть, я хотела сказать, Игорь Зиновьевич. Напомнил, что завтра вы едете в Малеевку. Алешку возьмете?
Попробуй его не возьми.
Я сказал Алешке, чтобы он не приставал ко мне с вопросами, и сел за уроки. Но ничего не лезло в голову. Я думал о том, какая она странная, эта история с Ростиком.
С одной стороны — его похитили.
С другой стороны — он не делает попытки удрать. Уж Ростик-то смог бы.
С третьей стороны — похитители не требуют никакого выкупа. Может, они ждут, когда вернутся с гастролей его дрессировщики… То есть, я хотел сказать, родители. Подзаработали в Америке деньжат — можно и потрясти их немного. Но тогда зачем они украли Ростика заранее? Лишние хлопоты: корми его, охраняй, приглядывай. Да и милиция может заинтересоваться. А также бабушка и школа.
Загадочная история.
И что это за слова: «Сильно не корми его, а то не поместится»? Где не поместится? В Игоряшкиной квартире?
Я ломал над этой загадкой голову, а Алешка беззаботно мурлыкал на тахте, копался зачем-то в любимой маминой шкатулке. Эту деревянную резную шкатулку отдала маме наша бабушка. Она сказала лирически: «Я хранила в ней письма твоего отца. Теперь ты будешь хранить в ней письма своего мужа». Шкатулка была красивая, на ее крышке был вырезан Кремль со звездами и Мавзолеем. Только она очень скрипела, когда ее открывали. Наверное, от старости. Что там Лешке понадобилось?
Ты бы уроками занялся, — посоветовал я. — А то в Малеевку не возьму.
Возьмешь как миленький.
Алешка что-то достал из шкатулки, чем-то пошелестел и пересел за свой рабочий стол. Там он затих. Стал что-то старательно писать. Только пыхтел немного от старания. Потом опять чем-то зашелестел, опять скрипнула шкатулка. Потом стукнула, когда он поставил ее на полку в стенке.
Если бы я тогда поинтересовался его действиями, то, вполне возможно, моя жизнь на много лет вперед могла бы сложиться иначе. Но я не поинтересовался. А когда узнал, изменить что-то было уже поздно. Да и не нужно. Ни в коем случае…
