Явно выраженной целью этого союза было поддержание в Греции мира, который был установлен Филиппом после его побед над Фивами и Афинами и Спартой. Филипп таким образом использовал заглушенные повторяющимися войнами в Греции панэллинские чувства. Ему это должно было быть хорошо известно, и, без сомнения, он и сам разделял их. Но первым действием совета после избрания Филиппа гегемоном было назначение его главнокомандующим объединенной армии Македонско-эллинского союза, предназначенной для завоевания Персии.[220]Такова, вероятно, и была цель с самого начала, но только после Херонеи Филипп обладал силой и властью для вторжения в империю, его намерения сделать это просматриваются в его обращении с Афинами при заключении мира.
Союз мог быть лишь кратковременным решением. Он заморозил ситуацию в Греции по состоянию на 338/337 гг. до н. э.
Возможности политических изменений в Греции были сведены к минимуму, но обеспечение соблюдения правил могло потребовать неоднократного применения мандата совета на применение силы. Филипп силой поддерживал свою верховную власть в Фессалии в течение 15 лет, а во Фракии он только начал делать это. Не было причин считать, что гордые греческие города с историей независимости и имперских побед подобно Фивам и Афинам будут принимать такую ситуацию в течение долгого времени, а Спарта отказалась иметь с союзом что-либо общее. Филиппу предстояли еще многие годы, в которые ему внимательно пришлось бы наблюдать за продолжающимися спорами, ссорами, аргументами и восстаниями во всех завоеванных им землях.
Его намерения были другими, и маловероятно, что он был сильно озабочен контролем над союзом. Нет никаких указаний в его карьере, что он думал о таких долгосрочных путях развития. Союз был всего лишь временным решением политических проблем Греции. Вместо этого он намеревался отправиться воевать с Персией. Это могло быть одним из способов дать выход неуемной энергии греков. Это был тот случай, когда нужно было быстро бежать, чтобы хотя бы оставаться на месте. Тем временем Греция, Фракия и Балканы требовали «правильного» обращения с собой.
Беспокойство Персии по поводу развития событий в Греции было очевидно. Ее вероятная реакция должна была быть понятной — интриги в Греции, субсидии греческим городам, наем греческих воинов, военные приготовления в западных провинциях. Вмешательство Персии в Перинфе и, возможно, в Византие, обращения афинян за помощью к Персии, персидские субсидии Диопейту показывали, что Великий царь был в курсе проблемы. Однако подготовка к отражению готовящегося вторжения была прервана. В 338 г. до н. э. Артаксеркс III был убит по приказу своего визиря Багоя, который был одним из командующих во время вторжения в Египет. Багой убил также всех сыновей Артаксеркса, кроме Арсеса, который стал новым Великим царем под именем Артаксеркс IV. Неудивительно, что Арсес и Багой не могли ужиться вместе, и вскоре Арсес и все его сыновья также были убиты. На трон под именем Дария III был посажен дальний родственник царской семьи. Хорошо понимавший ситуацию Дарий убил Багоя.[221]
Этот династический кризис занял два года, во время которых Филипп завоевывал Грецию. Его результаты дали Филиппу золотую возможность начать вторжение, в то время пока Персия была дезорганизована. Поэтому возвращение Филиппа в Македонию летом 337 г. до н. э. было лишь подготовкой к другой войне. Он отпраздновал свою победу, как обычно, женившись. В первый раз он выбрал македонскую девушку, Клеопатру, дочь одного из своих аристократов. В результате во время празднований возникла семейная ссора, сочетавшая пьяную заварушку, публичные оскорбления, изгнание наследника Филиппа Александра и его царицы Олимпии, а позже публичное примирение. Главный злодей Аттал, дядя Клеопатры, был удален от двора: все это оставило неприятный осадок, который отравил атмосферу двора.[222]
Под этой «пеной» придворной жизни продолжалась подготовка Филиппа к походу. В какой-то момент Филипп провел еще одно вторжение в Иллирию против царя по имени Плеврий — быстрое напоминание о его силе и урок не предпринимать ничего необдуманного во время его персидской кампании.[223] Это не помешало подготовке к персидскому походу, напротив, участвовавшие войска могли набраться боевого опыта, и, что еще более важно, показывало, что Македония способна одновременно провести две экспедиции — Филипп оставит надежные оборонительные силы, когда отправится в Азию.
Передовой отряд переправился в Азию весной 336 г. до н. э. — 10 000 человек под командованием Пармениона, к которому присоединился Аттал, неуклюжий дядя царя. В сопровождении следовавшего вдоль берега флота это войско, состоявшее в основном из македонцев, но включавшее некоторое число наемников, продвинулось на юг до Эфеса. Прибрежные города захватывал флот, города в глубине суши — армия, их освобождали от посаженных персами тиранов и устанавливали демократию. В Эфесе проперсидские правители были свергнуты при приближении Пармениона, то же случилось на Лесбосе и, возможно, Эритрее. Недалеко от Эфеса у Магнесии армия Пармениона встретила войско под командованием Мемнона Родосского, которое были слишком сильным, чтобы вступать с ним в бой. Возможно, инструкции Пармениона предписывали совсем не вступать в бой. Это была, прежде всего, разведка боем, и армия Пармениона была недостаточно сильна, чтобы начинать серьезное завоевание. Дойти до Эфеса было хорошим началом, и он выбил вражеские войска.[224]
Освобожденные благодарили Филиппа, устанавливая посвященные ему алтари — Зевс Филиппиос в Эресе на Лесбосе, алтарь в храме Артемиды в Эфесе;[225] еще не поклонение как божеству, но близко к этому. Филипп построил круглое здание для празднеств в Олимпии, где выставил свою статую и статуи членов своей семьи;[226] может быть, еще одной амбицией Филиппа было, чтобы ему поклонялись. Высказывалось мнение, что это и было целью его вторжения в Персию, где он стал бы новым Великим царем, абсолютным правителем, чья система правления затем была бы внедрена в Македонии[227] и, вероятно, в Греции. Все кажется достаточно надуманным; это могло стать результатом завоевания, но вряд ли было его целью. Расчет ввести абсолютизм в Македонии или Греции означал бы, что Филипп не понимал ответной реакции, а это маловероятно. Поклонение живым не было в греческих городах чем-то удивительным и непривычным (в соответствии с более поздними источниками существовал культ Филиппа в Амфиполе),[228]но греки не воспринимали его серьезно, и он был совершенно неизвестен в Персии.
На время похода необходимо было также подготовить управление Македонией. То, как Филипп вел кампании в прошлом, указывают, что он намеревался регулярно возвращаться в свое царство, возможно, каждую зиму. Еще одной проблемой была западная граница. Во время семейного конфликта из-за последней женитьбы Филиппа Олимпия бежала к своему брату Александру, теперь царю Молоссии. Их сын Александр также уезжал, но его убедили вернуться. Олимпия была слишком опасна, чтобы оставить ее замышлять заговоры в Эпире, но Филипп не мог вернуть ее назад, пока он был женат на своей новой супруге (которая в начале 336 до н. э. родила дочь). Вместо этого он нейтрализовал Олимпию, дав в жены царю Эпира Александру свою собственную дочь Клеопатру (сестру Александра). Клеопатра обладала столь же сильной волей, как и все в этой необычной семье, и можно было рассчитывать, что она не позволит своей матери командовать своим мужем.
Свадьба была намечена на лето в Эги, старой столице царства. Филипп готовил грандиозные празднества по случаю брака своей дочери, одновременно отмечая и свои достижения. Во время процессии Двенадцати богов тринадцатой была его статуя. Это был также и намек на то, чего он достигнет в Азии. Это объединение прошлых, нынешних и будущих событий типично для политики Филиппа, который был мастером одновременно решать несколько вопросов. Но одновременно, как отметил не один древний и современный историк, это демонстрирует его необычайное высокомерие.
