Литмир - Электронная Библиотека

Шай, с трудом подтягиваясь на руках, дополз до угла пещеры. Принялся ковырять ногтями окаменевшую землю. Несколько минут в пещере раздавались скребущиеся звуки и тяжелое дыхание.

Они не могли отвести от него глаз, это было каким-то кошмаром наяву. Шай копал быстро, отбрасывая комья земли, из его рта вырывалось странное рычание. И вдруг он поднял голову, оглянулся на них с хитрой, абсолютно осмысленной улыбкой:

— Может, хотя бы подскажете, горячо или холодно?

И все трое заливисто захохотали, словно детишки в летнем лагере. Шай тоже смеялся, на миг оказавшись способным увидеть себя со стороны. Тамар упала на спину, обессиленная напряжением последних дней, раскинула руки и хохотала до слез, глядя на Асафа и думая, какой у него обаятельный мужской смех.

А потом вернулась боль. Шай жаловался, что все кости у него словно жерновами перемалывают. Он чувствовал, как они дробятся и рассыпаются. Затем боль перекинулась на мышцы — они разрывались, растягивались, сжимались, извивались внутри тела. Он и не знал, что у него есть мышцы в таких неожиданных местах — за ушами, например, или в деснах. И Тамар, еще по прошлой, домашней жизни помнившая, как Шай умеет расписать самое легкое покалывание в животе — с этакой капризно-слезливой дотошностью, преодолела отвращение, которое вызывало в ней описание, но не сама боль.

Тамар постаралась отвлечь его внимание, рассказала про диафрагму, которая тоже что-то вроде мышцы, ее никто никогда не чувствует, но петь без нее невозможно. Она изобразила Алину, как та командует: «Держать! Держать от диафрагмы!» Она устроила целое представление, изображая Алину после того, как та узнает, что ее любимая ученица развлекала пением уличную толпу: «Правда? И это им нравилось? Весьма интересно… Но как ты могла петь так высоко после Курта Вайля? У меня ты никогда ничего не можешь, у меня после Курта Вайля тебе вечно требуется антракт…»

Шай не смеялся. А вот Асаф смеялся до слез. Тамар поняла, что вопреки серьезной, если не сказать угрюмой, наружности, он очень смешлив. Ей нравилось веселить его. Идан никогда не смеялся ее шуткам, быть может, он даже считал, что у нее нет чувства юмора.

Асаф в свою очередь тоже кое-что обнаружил — ту самую ямочку у нее на щеке, о которой рассказывала Теодора. Интересно, что делала Тамар последний месяц? Он гадал, услышит ли когда-нибудь, как она поет, и решил для себя, что отныне будет следить за всеми газетными объявлениями о концертах, и если обнаружит ее имя… Но мыльный пузырь иллюзии тут же лопнул: хватит мечтать и парить в облаках, он ведь даже ее фамилии не знает!

Однако времени предаваться унынию не было, потому что Шай начал бредить про какого-то червяка, которого он называл Дуда. Этот Дуда изнутри высасывал его, ползая по всему телу. Шай чувствовал его извивы, каждое движение червяка отдавалось резкой болью. Шаю чудилось, что, изъеденный червем, он распадается на части, на мышечные ткани, на клетки. Ноги его расползлись в стороны и подергивались, затем их примеру последовали и руки. Асаф смотрел, не веря своим глазам: тощее длинное тело действительно словно разрывалось на части.

Тамар навалилась сверху на брата, прижала руки к туловищу. Асаф увидел, как напряглись мускулы на ее маленьких руках, и сердце его, как и предсказывала Теодора, забило крылами. Тамар, захлебываясь, говорила и говорила — рассказывала Шаю, как она его любит, как вытащит его, что осталось совсем немного, день или два, и все останется позади, и начнется новая жизнь. И Шай вдруг обмяк и заснул.

Тамар откатилась в сторону. В ней не оставалось ни капли сил. Под мышками темнела влага, весь комбинезон испачкан следами рвоты и мочи Шая. Асаф чувствовал запах Тамар и знал, что и она чувствует его запах. Она лежала и смотрела на Асафа своими слишком всевидящими глазами, своим слишком распахнутым взглядом. У Тамар было ощущение, что она голая, но ей было все равно, да и сил, чтобы понять, что с ней такое творится, не осталось. Поначалу ее смущало, что Асаф видит Шая голым: во-первых, из-за самого Шая, а во-вторых, она сама словно оголилась, когда оголилось тело ее брата, — они ведь сделаны из одного материала. Но вскоре ее стыдливость бесследно испарилась.

Ей хотелось спать. Сквозь полудрему она услышала, как Асаф встал и тихонько подошел к выходу. Она проверила себя, обнаружила, что прежнего страха нет, подумала, что, вероятно, они все-таки перешли вместе через какую-то черту. Асаф вышел из пещеры. Его фигура растворилась в темноте. Динка вскочила, посмотрела ему вслед, села. Прошла минута, другая. Тамар, храбрясь, думала, что это даже очень хорошо, пускай немножко проветрится, разомнет ноги, прогуляется. А может, ему просто понадобилось по нужде. Прошла еще минута. Шагов снаружи не доносилось. Тамар сказала себе, что она навсегда сохранит к нему благодарность за то, что он уже сделал для нее и Шая, даже если сейчас он не вернется. С удивлением она поняла, что не знает его фамилии.

Динкин хвост заелозил по полу, поднимая пыль. Фигура Асафа снова соткалась из темноты. Динка улеглась, а к Тамар вернулось дыхание. Асаф подошел и очень осторожно лег рядом, поперек матраса, не касаясь ее. Она наслаждалась звуками его мерного дыхания, эти вдохи и выдохи почему-то делали ее счастливой. Тамар подумала, что это очень странный способ знакомиться и сближаться. Ведь именно это с нами происходит, сказала она себе, мы ведь немножко как бы начинаем дружить, делаемся ближе — непонятно, как именно, почти не разговаривая, не рассказывая о себе. Сейчас, когда он вот так близко, ей даже занятно думать о том, что она про него совсем ничего не знает: где он живет, например, где учится, есть ли у него друзья или подружка. Все эти его биографические данные ей неведомы, и тем не менее она чувствует: что-то она уже про него знает — определенно и твердо, и этого ей сейчас вполне достаточно.

Но случались минуты, когда это соединение несоединимого делалось ей неприятным, и осознание, что с ней творится нечто новое — в то самое время, которое она обязана без остатка посвятить Шаю, — трансформировалось в едкую боль. Тамар слишком устала, чтобы сформулировать для себя, в чем, собственно, состоит проблема. В другой раз она наверняка поспешила бы отточить острую, как скальпель, формулировку, но сейчас у нее не было для этого ни сил, ни желания. Она лишь знала в душе, что есть тут некий диссонанс: словно Шай оказался посредником в этой новой связи.

Ну вот, ей все-таки удалось это сформулировать. Тамар испугалась, резко села, вгляделась в темное нутро пещеры, оглянулась на тусклый огонек неонового фонаря, обнаружила, что Шай и Динка спят, а Асаф смотрит на нее. Снова легла. Острее всего колола мысль, что Шай даже не осознает происходящего в двух шагах от него. Или, может, все вообще существует только в ее воображении? Может, это очередные ее фантазии и Асаф ничего такого в голове не держит? Просто хороший парень, почему-то решивший ей помочь? Она пошевелилась, ее рука коснулась его груди.

— Ой, прости!

— Ничего…

— На секунду забыла, что ты здесь.

— Где же мне быть?

— Я немного не в себе, да?

— Поспи, ты ведь наверняка совсем не спала в эти дни.

— Не помню… наверное, нет…

— Поспи, а я покараулю.

И после этих его слов, после этих непринужденных и деликатных слов… Нет, лучше об этом сейчас не думать. На миг Тамар едва не поддалась тоске, сжимавшей ей горло, соблазну рассказать ему обо всем, хоть немножко поделиться тяжестью двух последних чудовищных дней. Ведь если существует ад, подумала Тамар, то именно в нем я и провела два дня — пока не появился Асаф. Но она чувствовала, что стоит ей только открыть рот, стоит возникнуть хоть одной новой маленькой трещине в ее панцире, как поток уже не остановить. А говорить еще нельзя, нельзя… И кроме того, сказала она себе не без испуга, они ведь едва знакомы.

Она перевернулась на бок, лицом к Асафу, в ноздри ударил запах его пота, и она вяло подумала: какой кайф будет принять душ после того, как все это закончится. Может, хоть разок еще они встретятся потом, в реальном мире, где-нибудь в кафе, отмытые, причесанные и надушенные. Расскажут друг другу, кто они такие на самом деле. И может, она подарит ему в знак признательности дорогой дезодорант. Ну вот, пожалуйста, она снова забыла про Шая, снова предалась своим дурацким фантазиям. Как будто кто-то всегда должен принести себя в жертву, чтобы другие смогли начать что-то новое. О чем это ты, возмутилась Тамар, какое еще «что-то новое»?! Да у него и в мыслях нет ничего такого — с тобой! С этими путаными мыслями Тамар и заснула — уронив голову на голую землю.

73
{"b":"130756","o":1}