– И о чем же тебе спеть, красавица?

– О любви, – тихо, с придыханием отвечает она и бросает на меня ТАКОЙ взгляд…

Ай да девочка! Браво! Слушайте, вот интересно, их всем этим штучкам, что, втихаря от нас, в школе учат, пока мы на уроках труда табуретки сколачиваем? Будь я чуть моложе и менее опытен, уже потек бы, как мороженое на жарком солнышке, позабыв, что совсем недавно считал ее ребенком. А может, дело совсем не во мне? Может, это не я такой матерый и сообразительный, а просто она еще слишком молодая, коготочки толком не отточившая? Пока еще не кошка, а котенок. Но, похоже, пройдет два-три года, и бате твоему придется у Сергеича ЗУшку покупать, от кавалеров твоих отбиваться. Однако уж прости, малыш, но ты опоздала, в моем сердце уже живет прекрасная девушка. У нее русые волосы и голубые глаза. И зовут ее Настя.

– О любви, значит? Хорошо.

Группа «Оргия праведников» и раньше-то была не очень известна, а сейчас и подавно… Но песни у ребят были великолепные. И я беру первые аккорды «Танца Казановы».

Зал трактира вновь затихает. Здесь за последние дни уже привыкли к моему репертуару и спокойно ели, и тихонько разговаривали, когда я пел. Но эта песня была слишком необычной, непохожей на то, что я исполнял раньше. Завораживающие слова и музыка заставляли людей на время забыть обо всем.

Звук струн затихает под потолком.

– Как красиво, – шепчет Оксана. – Красиво, но жутко. И не совсем про любовь, по-моему…

– Так и было задумано, красавица, так и было задумано. И ты ошибаешься, Оксана, про любовь. Про то, что любовь – очень разная. И что иногда лучше держаться от нее подальше.

– А еще что-нибудь?

– Извини, на сегодня, пожалуй, все. Мне завтра вставать рано. Да и вам, девочки, уже по домам пора, – я демонстративно гляжу на циферблат «Командирских». – Еще чуть-чуть, и родители волноваться начнут.

– Миша, а можно я… мы еще придем?

– Да ради бога, ты ж уже взрослая, ходишь куда хочешь, – с легкой ехидцей улыбаюсь я. – А главное – батя в курсе и не возражает.

– Ну, тогда до свидания.

– Пока, красавица.

На следующий день, после пробежки и завтрака я решаю проверить Толика на уровень стрелковой подготовки. Снова договариваюсь с Карташовым, получаю разрешение попользоваться их стрельбищем и перед обедом гоню туда напарника. Как и положено в спецподразделениях – бегом. И «по полной боевой», не пощадив под это дело собственного бронежилета и шлема. До стрельбища Толя, уже относительно неплохо пробегающий «пятерку» налегке, добирается в таком виде – краше в гроб кладут. А чего вы хотели? Бронежилет, «Алтын», автомат, десять снаряженных магазинов… «На круг» – двадцать восемь кило выходит. Едва он подбегает к огневым рубежам, как я, не дав ему даже перевести дыхание, командую:

– На рубеж открытия огня – к бою!

На подгибающихся ногах Толик добежал до линии из кирпичей, «притопленных» в землю, и рухнул на траву, как подрубленный.

– Одиночными – огонь!

АКМС загрохотал частой дробью, в воздухе завоняло сгоревшим порохом, а латунные гильзы яркими искрами запрыгали по траве.

– Все! – доложился Толя, отсоединяя пустой магазин.

– Курсант, «Все!» кричит маме дите с горшка. А ты – стрельбу закончил.

– Стрельбу закончил! – быстро поправляется тот.

– Ну, пошли, глянем, чего ты там настрелял.

Хм, а весьма неплохо! Учитывая состояние, в котором велась стрельба: дыхание как у загнанной лошади и трясущиеся руки, результат вполне впечатляющий. За пределы загодя повешенной мною грудной мишени ни одна пуля из тридцати не ушла. Разброс, конечно, был, да и кучность так себе, но большая часть отверстий – в пределах «семерки». Примерно десяток – «шестерки», но в голову.

– Молоток, Толян, очень неплохо! Двадцать минут на отдых – и домой. На сегодня больше занятий не будет. У тебя заслуженный выходной.

На обратном пути часовые у комендатуры, первые дни смотревшие на нас, словно на опасных психов, приветливо машут руками. Успели привыкнуть. И в «Псарне» мужики, на наши с Толей «тренинги» посмотревшие, уже пару раз с вопросами подходили. Есть у меня подозрение, что зимой, когда в горы, и впрямь, соваться будет слишком опасно, «курсантов» у меня может и прибавится. Ладно, поживем – увидим. Пока одного бы натаскать так, чтоб перед непримиримыми стыдно не было. Кстати о непримиримых и горах… Еще несколько дней и надо будет снова к нохчам наведаться. Толик, конечно, пока еще мало на что серьезное годен, но заключенный с Убивцем договор надо выполнять. Начнем с чего попроще, а там – по нарастающей. Меня вон, в девяносто четвертом, вообще ничему научить не успели. Присяга, КМБ и – здравствуй, Грозный. И ничего, жив до сих пор. Но темп тренировок надо будет чуток сбавить, мне в горах напарник нужен будет, а не едва переставляющий ноги от усталости и боли в мышцах «калич». А значит – пробежка и физический комплекс с утра и тактика после обеда, с упором на слаженность при работе в «двойке». И над условными сигналами и жестами поработать поплотнее. Это сейчас самое важное, а остальное – позже, когда вернемся.

После ужина Толя, радуясь внезапному послаблению, остается на концерт. На его беду, в «Псарню» снова пришла Оксана с подругами. Он ее увидел и «залип». Так весь вечер и провели: я играл и пел, Оксана смотрела на меня влюбленными глазами, а Толя такими же глазами смотрел на нее. После того как Оксана испарилась, внаглую чмокнув меня в щеку на прощание, напарник подсел ко мне.

– Миша, она кто?

– Она, курсант, твоя самая большая, мало того, последняя ошибка в жизни, если решишь какую-нибудь хню сотворить. Ты понял? – я смотрю на Толю очень серьезно. – Она мне как младшая сестра. Жаль, никак этого не поймет и в подруги метит. Так что предупреждаю, если, не дай боже, что, я тебе лично голову откручу.

– Да ты чего? – Толя возмущенно машет на меня руками. – Она же такая…

– Эт точно! – хмыкаю я на манер красноармейца Сухова.

Очередную вылазку решаю провести в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое октября. Днем захожу в комендатуру к Костылеву. Во-первых, надо предупредить о предстоящем «визите» на сопредельные территории, во-вторых – карту поглядеть. Ни у Кости, ни у Кузьмы не оказалось карты Чечни, ни к чему она им была. А вот теперь понадобилась – а достать, кроме как у коменданта, негде. К просьбе Игорь отнесся с пониманием и расстелил передо мною на столе штабную «двухкилометровку». А вот на вопрос, нельзя ли где такую прикупить, только усмехнулся.

– Нет, Миша, извини. Карты сейчас на вес золота. Особенно такие. Самим выдают раз в сто лет и только по большим праздникам. Посмотреть – приходи, а вот в личное пользование получить – не обижайся, но вряд ли…

– Жаль, – досадливо морщусь я. – Ладно, может, образуется как-то… Тогда вот что, расскажи-ка мне, что вы знаете о приграничных опорных пунктах непримиримых.

– Кое-что знаем, – отвечает Игорь и начинает водить по карте пальцем. – Смотри…

Краткий пересказ известного коменданту «кое-чего» занимает минут двадцать. Ближе к его завершению общие наметки плана действий в моей голове уже сложились.

– Слушай, Миша, – притормаживает меня Костылев, когда я уже собираюсь попрощаться, – просьба к тебе будет. Уж если ты все равно в те края собираешься, может, окажешь ОГВ маленькую услугу?