Свернув на пересечении, они вскоре добрались до «Кзмп-Е» чуть более новой постройки. Тележка остановилась возле «Кэмп-F», они прошли еще полсотни ярдов до места, где забор поворачивал на девяносто градусов. Охранник невнятно буркнул в рацию, ткнул пальцем в пространство и сказал:

— Идите вдоль ограды до белой линии. Он скоро выйдет.

Нили и Пол направились вперед по недавно остриженной траве. Мэл с охранником с безразличным видом остались сзади.

Перед зданием рядом с баскетбольной находилась другая площадка, залитая бетоном, на которой хаотично стояли никак не сочетавшиеся друг с дружкой штанги, скамьи для накачивания пресса и стопки разнокалиберных тяжестей. Блестя мокрыми от пота спинами, под утренним солнцем качали железо несколько чернокожих и белых мужчин очень крупного сложения. Судя по виду, они поднимали тяжести по несколько часов в день.

— Вон он, — сказал Пол. — Только что поднялся со скамьи, крайний слева.

— Точно, Джесс.

Нили как завороженный наблюдал то, что доводилось увидеть очень немногим. Подошедший надсмотрщик что-то сказал Траппу. Заключенный дернул головой и повернулся в сторону металлической ограды, выискивая глазами двух прибывших. Бросив полотенце на скамью, он неторопливой и уверенной походкой мессинского «Спартанца» сошел с бетона, пересек пустую баскетбольную площадку и оказался в итоге на поросшем травой пятачке у изгороди, окружавшей «Кэмп-F».

С расстояния в пятьдесят ярдов он выглядел огромным, но с приближением Джесса его торс, шея и руки оказались истинно ужасными. Когда Джесс учился в выпускном классе, они были второкурсниками. Они играли вместе только один сезон и видели его в раздевалке обнаженным. Видели, как в зале тяжелой атлетики Джесс подбрасывал нагруженные металлическими блинами штанги, и были свидетелями установления всех «спартанских» рекордов лифтинга.

Джесс стал в два раза больше. Шея — как ствол дуба, плечи шириной с дверной проем. Гипертрофированные бицепсы и трицепсы. Брюшной пресс будто вымощенный булыжником.

Джесс был острижен коротко, под ежик, что придавало его квадратной голове еще более правильные очертания. Подойдя, он остановился, глядя сверху вниз.

— Привет, парни, — сказал он, отдуваясь после только что выполненной серии.

— Здравствуй, Джесс, — сказал Пол.

— Как твои дела? — спросил Нили.

— Нормально, не жалуюсь. Рад видеть. Посетителей немного.

— Джесс, у нас плохие новости, — сказал Пол.

— Догадываюсь.

— Рейка больше нет. Скончался прошлой ночью.

Джесс понурил голову. Его подбородок почти уперся в грудь. Казалось, от этой новости он стал ниже ростом. Не открыв глаза, Джесс произнес:

— Мать писала. Говорила, Рейк болен.

— Рак. Диагноз поставили год назад, но все кончилось быстро.

— Парни, парни… Я думал, Рейк вечный.

— Наверное, мы все так думали, — сказал Нили.

Десять проведенных в тюрьме лет научили Джесса сдерживать эмоции. Проглотив комок, он поднял голову.

— Ребята… Спасибо, что пришли. Вы были не обязаны.

— Джесс, нам хотелось тебя увидеть, — сказал Нили. — Я всегда о тебе вспоминал.

— Великий Нили Крэншоу.

— Это было давно.

— Почему бы не написать письмо? Мне сидеть еще восемнадцать лет.

— Джесс, я так и сделаю.

— Спасибо.

Пол ковырнул ногой траву.

— Слушай, Джесс… Завтра пройдет служба в его память, на поле. Знаешь, придут очень многие из ребят… Ну, чтобы сказать слова прощания. Мэл говорит, он может подергать кое-какие струны, и тебе выпишут пропуск.

— Парень, никогда.

— Джесс, у тебя там много друзей.

— Пол, бывших друзей. Тех, кого я подвел. Они покажут пальцем в мою сторону и скажут: «Видите дети, это Джесс Трапп. Мог стать знаменитым, но вляпался с наркотиками. Сломал себе жизнь. Учитесь, дети, на его опыте. Держитесь подальше от всякой дряни». Нет, спасибо. Не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем.

— Рейк хотел бы, чтобы ты пришел, — сказал Нили.

Подбородок Джесса снова упал на грудь, и он опять закрыл глаза. Прошла минута.

— Я любил Рейка как никого в своей жизни. Я погубил свою жизнь и понес за это жестокое наказание Я разрушил жизнь родителей, о чем горько сожалею Но что обиднее всего, я проиграл на глазах у Рейка Это не дает мне покоя до сих пор. Его похоронят без меня.

— Джесс, это хорошая возможность, — сказал Пол.

— Спасибо, нет. Я пас.

Наступила томительная минута, в течение которой все трое, опустив головы, молча разглядывали траву. Молчание прервал Пол:

— Раз в неделю встречаю твою маму. Она ничего, более-менее.

— Спасибо. Мама приезжает каждое третье воскресенье месяца. Приезжайте и вы иногда, хоть поздороваться, что ли. Здесь довольно одиноко.

— Джесс, я так и сделаю.

— Обещаешь?

— Обещаю. Надеюсь, ты еще подумаешь про завтра.

— Уже подумал. Я помолюсь за Рейка, так что вы, ребята, можете спокойно его хоронить.

— Ясно.

Джесс посмотрел вправо.

— Это не Мэл?

— Он самый. Мы приехали на его машине.

— Передайте — пусть поцелует меня в жопу.

— Ладно, Джесс, — согласился Пол. — С удовольствием.

— Парни, спасибо.

Сказав это, Джесс повернулся и пошел прочь.

В четверг, в четыре часа дня толпа, собравшаяся у ворот поля «Рейкфилд», разделилась на две части, пропуская катафалк, двигающийся задом. Открыли дверцу. Став в две короткие шеренги, назначенные на вынос вытащили из машины гроб. Среди восьмерых носильщиков не оказалось ни одного бывшего «Спартанца». Продумывая детали своего финала, Эдди Рейк не делал ставок на фаворитов. Тех, кому досталось нести гроб, он выбрал сам из числа ближайших помощников.

Процессия медленно двигалась по беговой дорожке. За гробом следовали миссис Лайла Рейк, ее три дочери с мужьями и целый выводок очаровательных внучат. Дальше шел священник, а за ним двигался отряд барабанщиков «спартанского» оркестра. Против домашней трибуны барабаны рассыпали тихую дробь.

Чтобы защитить священный газон поля «Рейкфилд», между сороковыми отметками натянули огромное белое полотнище, заякорив оттяжки по углам мешками с песком.

Процессия остановилась точно на пятидесятиярдовой линии — в том месте, с которого Рейк руководил игрой так долго и так умело. Гроб поставили на старинный ирландский стол, принадлежавший лучшему другу Лайлы и очень скоро исчезнувший под грудами цветов. Как только тренера устроили должным образом, гроб для короткой молитвы обступила семья. Затем толпа начала выстраиваться в очередь для прощания.

Людская вереница тянулась по беговой дорожке и уходила на дорогу, где бампер к бамперу стояла бесконечная очередь машин, приехавших к полю «Рейкфилд».

Чтобы набраться храбрости, Нили пришлось трижды объехать вокруг дома. На дорожке стояла машина. Кэмерон. Когда он постучал в дверь, волнуясь почти так же, как в первый раз, обед давно закончился. Как будто ему опять пятнадцать, он только что получил права и, сбрив юношеский пушок, с двадцаткой в кармане приехал на родительской машине забрать Кэмерон на их первое настоящее свидание.

Как сто лет назад.

Дверь открыла миссис Лэйн. Как и всегда, только на этот раз она не узнала Нили.

— Добрый вечер, — мягко сказала миссис Лэйн, по-прежнему красивая, утонченная и не желающая стареть.

— Миссис Лэйн, это я, Нили Крэншоу.

И только он это сказал — она узнала его.

— Ах да… Нили, как твои дела?

Догадавшись, что в их доме очень-очень долго не называли этого имени, Нили замялся, не зная, как его примут. Но Лэйны всегда были людьми вежливыми, образованными лучше других в Мессине и чуть более зажиточными. Если бы Лэйны питали к Нили плохие чувства, они не показали бы этого. Во всяком случае, родители.

— У меня все отлично, — сказал он.

— Зайдешь к нам?

Миссис Лэйн распахнула перед Нили дверь, но приглашение выглядело не совсем искренним.

— Спасибо, зайду, конечно.