Сейчас он прожил достаточно и узнал больше правды о мире. Вобеку будет вполне доволен окончить свою жизнь так, чтобы сыновья спели по нем погребальную песню, женщины омыли его тело и был бы скот и поля, чтобы устроить пир для друзей, когда дым погребального костра поднимется к богам.

Он решил, что в качестве первой награды после победы он попросит себе женщину Мокоссу. Она не только приятна для глаз, но умна и здорова, сможет родить, достойных сыновей.

Конан осматривал отряд, отправляющийся в туннель, когда прибежал мальчик-бедуи и сказал, что его вызывает к себе Сейганко. По лицу мальчика можно было прочесть, что киммерийцу нельзя терять ни мгновения.

Конан дал Валерии знак рукой, и она, положив сумки с припасами на щит, подбежала. Даже после почти бессонной ночи Конану было приятно любоваться грациозными и уверенными движениями ее гибкого тела. Ему еще более приятно было сознавать, что Валерия будет у него за спиной, когда они вновь погрузятся в наполненные колдовством коридоры под озером.

— Валерия, не можешь за меня закончить здесь работу? Посмотри, чтобы воины имели при себе все, что им приказано взять, были трезвыми, не поврежденными в рассудке и тому подобное.

— Я думаю, что только пьяница или сумасшедший вызвался бы пойти в такой поход, — сказала она, криво улыбнувшись.

— Или люди, которые верят, что Добанпу говорит правду, — ответил Конан.

— Я удивлена, находя в их числе тебя, — прошептала Валерия.

Конан пожал плечами:

— Считай меня лучше тем, кто пока не уличил Добанпу и его дочь во лжи. Но это ставит их далеко впереди почти перед всеми колдунами, каких мне довелось встречать. — Он похлопал ее по плечу: — Просто притворись, что разбираешься в этих делах.

— Так же, как ты на циновке?

— Женщина, не от моего ли притворства ты выла всю прошлую ночь, как волчица? Полдеревни слышало тебя, или, по крайней мере, мне так сказали.

Валерия издала звук, не то выругавшись, не то усмехнувшись, и отвернулась. Конан видел, как начали подергиваться ее голые плечи, когда ею овладел тихий смех. Затем он поспешил к Сейганко.

Он нашел военного вождя стоящим на четвереньках рядом с перевернутым каноэ и изучающим дно, будто там можно было прочесть тайны богов или победы над Кваньи.

Сейганко, казалось, мучили сомнения, когда он отвел Конана в сторону. Часть сомнений можно было объяснить тем бременем ответственности, которое ложится на вождя, ведущего стольких воинов на войну, исходом которой может быть гибель их и всего племени. Конан был не намного старше Сейганко, но он нес такое бремя довольно часто и знал, что оно не становится легче с годами.

Другая часть того, что вселяло в Сейганко неуверенность, проявилась быстрее.

— Мы видели воинов Кваньи в лесу на краю пастбищ. Нашли убитых коз, и по крайней мере один пастух исчез.

Конан кивнул. Это было более высокое искусство ведения войны, о котором ему было известно больше, чем он признавал, но меньше, чем ему хотелось бы.

— Никогда не ведите войны, веря, что враг будет ждать, пока вы не свалитесь ему на голову, как ночной горшок из окна. Чабано старается отвлечь воинов от нападения на него.

— Ему это удастся, если только нам не придется оставить стада и посевы без защиты.

— Стада ведь могут ходить, правда?

— Да, но...

— Пошли достаточное количество воинов, чтобы охранять пастухов, пока они перегоняют стада на юг, в горы у реки. Тогда Кваньи придется сделать двухнедельный переход по открытой местности, чтобы добраться до них. У вас есть лучники, а у них нет. Сколько, по твоему мнению, Кваньи доберутся до гор живыми?

— А... — Улыбка Сейганко была недолгой. — Но поля еще не убраны. Если их сожгут...

— И поджигателям позволят проделать свою работу и не перережут им глотки? — спросил Конан, изображая больше терпения, чем чувствовал на самом деле. Он надеялся, что бремя руководства не помутило рассудок Сейганко.

— Это тоже можно сделать, — сказал Сейганко. Hа этот раз улыбка его не исчезла. — Часть зерна мы действительно можем собрать и скормить скоту. Мы все равно съедим его в том или ином виде, а возможно, съедим еще и скот Кваньи.

Конан положил Сейганко руки на плечи, и оба поклялись, что каждый будет охранять женщин другого, если кто-нибудь из них не вернется с войны. Затем Конан вернулся к шахте еще быстрее, чем хотел Сейганко, и застал среди воинов, выстроившихся перед ямой, Эмвайю.

Конан закатил глаза к небу и пробормотал что-то, что вполне могло быть: «Женщины!» — и, нахмурившись, посмотрел на Валерию. Она пожала плечами и сделала красноречивый жест, давая понять, что и с ней и с Эмвайей спорить бесполезно.

— Очень хорошо, — проворчал Конан. Он повернулся лицом к строю, в котором стояли сорок крепких воинов и Эмвайя.

— Я спущусь первым. Всюду, где я не провалюсь и где смогу пролезть, будет достаточно места и вам. Аондо был единственным из вас крупнее меня, но сейчас он кормит собой крокодилов.

— Никогда не думал, что мне будет жаль крокодилов, — сказал один из воинов, — но животное наверняка уже сдохло.

Смех воинов было приятно слышать.

— Никому не спускаться, пока я не крикну, а лестницы и веревки не будут закреплены, — добавил Конан. — Если я замечу, что кто-нибудь вместо лестницы пользуется скрепляющей опалубкой, я сам помогу ему упасть. Тогда для каждого, кто поскользнется, будет внизу мягкая подушка!

Воины все еще смеялись, когда Конан обвязал вокруг пояса веревку и начал спускаться в темноту.

Вот оно появилось снова, то присутствие, обещающее Золотой Змее и плоть, и жизненную силу. Оно было, насколько могла судить змея, в том же месте, что и раньше. Но оно оказалось сильнее, будто существо было больше.

Или, может быть, двуногих больше? Неужели они спускаются, чтобы предложить себя Золотой Змее и удовлетворить ее голод? Или, может быть, они охотятся на Золотую Змею?

У Змеи не было сознания, которое бы могло представить мысли такими словами. Но Змея знала, как отличить добычу от врага.

Она знала также, что, когда придет время нанести удар, даже те, кто пришел на охоту, обнаружат, что сами стали жертвой. Так было всегда, насколько она помнила, а воспоминания эти возвращались к временам до того, как Змея жила в этих подземных норах.

Один из воинов, движимый инстинктами, отточенными в джунглях на охоте и на войне, начал собирать упавшие комья земли. Конан поднял руку, чтобы остановить его:

— Оставь так. Здесь нет Кваньи, которые могли бы выследить. Если что и живет здесь, то у него есть другие способы найти нас. Прибереги силы, чтобы вначале найти это нечто.

Колдовской свет по-прежнему освещал туннель. Однако он казался более тусклым. Возможно, просто из-за того, что свет внизу лестницы погас, когда разрушилось охранительное заклятие? Дальше в туннеле свет был таким же ярким и неестественным, как и всегда.

Конан и Валерия были единственными из отряда, кто сохранял внешнее спокойствие. Киммериец видел, как руки сжимают копья, теребят амулеты либо постоянно находятся за спиной, чтобы делать охранительные жесты в надежде, что Голубоглазый вождь, как называли его, не заметит.

Конан прочистил горло от грязи и пыли и стал перед воинами:

— Не скажу, что бояться здесь нечего. Это значило бы назвать вас глупцами, что было бы неправдой. Вы — храбрые воины Ичирибу, одного из храбрейших народов, какие я видел.

Читающий мысли легко уличил бы Копана по лжи, но единственным человеком среди них, читающим мыс ли, была Эмвайя, однако она промолчала.

— Смотрите под ноги. Держите язык за зубами и общайтесь жестами. Воду берегите и пишу расходуйте экономнее. Не отходите в стороны, даже если увидите в боковом туннеле целое королевство. Помните прежде всего о том, что неожиданное нападение удваивает силы. Мы застанем Кваньи врасплох тем, что появимся такого места, о существовании которого они и не подозревают. Только представьте себе, во сколько раз это увеличит наши силы!