Света видела, как тетя Вера специально испортила хлеб, но ее почему-то не обрадовал, а испугал жест доброй воли, доброго отношения и жалости, чего она уже давно не испытывала. Никто, кроме алабая, не сочувствовал и не помогал, а тут сразу такой всплеск эмоций и богатства в виде конфет. Она уже привыкла к безразличию окружающих, не замечала косых взглядов редко встречающихся детей, не обращала внимания на собак, уже узнающих ее и провожающих пару переулков к магазину и до дому.

Этот жест доброй воли только растревожил старые раны, напомнив о статусе и том состоянии, в котором находится Света, она уже поняла, что в этом мире можно выжить, если только никто не желает твоей гибели. Такого счастья ей не дано. И в коротких редких вылазках ей не позволено терять бдительность, поджидая опасность не только от двух жильцов снизу, но и появление любого трактора представляет угрозу жизни. А сегодня из магазина до дому из-за конфет и лишней булки она непростительно потеряла осторожность. И вспомнила о своей растерянности лишь на чердаке.

Наученная бедой, как внезапная болезнь, а так же предполагая любой случай, Света решила небольшие избытки хлеба сушить и хранить в сшитых ею мешочках, подвесив под крышу, чтобы сухарики не стали легкой добычей случайных грызунов. Таких вроде пока не наблюдалось, но и запасов пищи тоже не было до сих пор.

Света порезала на кубики бракованный хлеб и разложила его на чисто протертой доске в месте, недоступном влаге. Конфеты сложила стеклянной банке и прикрыла их куском кирпича. Но, подумав, положила в рот еще пару подушечек. Долже же быть и у неё какой-то праздник.

Весна принесла и радость тепла, и надежду на какое-нибудь чудо, в которое хотелось верить хотя бы только потому, что вера пробуждала желание к жизни. Иначе дальнейшее существование просто теряло бы смысл. Света мечтала о внезапном изменении в своей жизни, но эти мечты не касались сегодняшнего дня. Мечты уносили в далекое будущее, когда она станет взрослой, излечится от всех болезней, покажет всем, чему она научилась за эти годы, читая и решая сложные задачи, заучивая наизусть правила, формулы, стихи, поэмы. Благо, она успела перетащить к себе главные книги и учебники, потому что, совершая на кухню рейды за пустой посудой и крошками, она видела обгоревшие книги и любимые вещи, торчащие из жерла печи, словно в этом огне сгорело ее прошлое и будущее, больно обжигающие сердце.

Казалось, хлеб заканчивался быстрее, чем проходили дни, и снова требовалась опасная вылазка в логово врага. Светлана стремилась не пропускать ни одного загульного дня соседей, прислушиваясь к вечерним шумам в доме, чтобы всегда иметь в запасе пару бутылок, которые она сейчас стала быстрей превращать в хлеб и излишки в сухари. Но часто родители приходили уже пьяные с какой-нибудь попойки, и тогда заканчивались, как запасы хлеба, так и его эквивалент — пустые бутылки.

Такое совпадение произошло и сегодня. Точнее, хлеб кончился еще вчера, и Света с нетерпением ждала, когда закончится пьяный шум на кухне, а они отправятся спать. Кушать хотелось до мушек в глазах. Водичка не спасала, только усиливала голод, раздражая и без того пустой желудок. Когда ей показалось, что наступило затишье, не дожидаясь полной темноты, помня, что засыпают пьяные родители быстро, Света спустилась вниз и по привычке, не пугаясь шума и скрипа, вбежала на кухню и схватила две пустые бутылки, набивая жадно рот хлебными крошками и рыбьими остатками. Развернувшись к выходу, она обомлела от ужаса. Возле входной двери в трусах и грязной майке стоял он, так же ошеломленно глядя на непонятно откуда взявшегося уродливого ребенка с перекошенным лицом. Ужас еще больше обезобразил лицо девочки. При виде чертенка у родителя подкосились ноги, и он сел на порог, загородив собой выход. Света развернулась и бросилась в большую комнату. Из спальни выглянула родительница.

— Стой, сучара, верни, что сперла, — завопила женщина, своим криком приводя в чувство мужа, который сразу, протрезвев, зверем влетел в комнату.

Впереди родительница, сзади он. Положение катастрофическое, но и расставаться с добычей Света не желала, так как это грозило продолжением голода. Света развернулась в сторону спальни, и они, разгадав ее замысел, оба прыгнули в направление предполагаемого ее движения, но Света резко отскочила в бок под углом в 90 градусов, услышав сзади грохот столкнувшихся тел, и под двойной в унисон мат выскочила на улицу. Но на чердак бежать побоялась, поскольку они могут раскрыть ее убежище.

На шум выглянул из своей конуры алабай, и Света приняла решение спрятаться в его будке. Для этого ей пришлось развернуться и побежать назад к веранде, из которой с топором в руках вылетел разъяренный родитель. Будь что будет, решила Света, и, прошмыгнув чуть ли не под носом взбешенного мужчины, помчалась в сторону спасительного лаза. Когда уже больше, чем на половину, она перебралась во двор к соседям, резкая боль обожгла ногу под коленкой. Это он, потеряв надежду догнать, запустил в нее топор, попав обухом по голени. Алабай, почувствовав беду, отодвинулся в сторону, пропуская подружку в свой дом. И, когда мужчина подбежал к забору, с лаем и рыком бросился на забор, сбивая тяжестью сетки его с ног.

— Алабай, что случилось? — выскочили на шум соседи тетя Женя и дядя Миша. Света затаилась в будке, нежно успокаивая больную ногу. Алабай тявкнул еще раз на соседа и сел рядом с будкой, загораживая проход, показывая своим видом, что посторонним там делать нечего.

15

Поделиться своей тоской было не с кем. Экипаж новый, место командировки новое, и Наталки здесь нет. Вроде дома с ласковой и любящей, неизвестно вдруг отчего, женой все командировочные приключения забылись, а тут воспоминания навалились с новой силой. Пить водку вместе с новым экипажем не хотелось, так как, неизвестно, как еще поведешь себя, раскиснешь, нюни распустишь, потом стократ пожалеешь. Сначала необходимо познать коэффициент болтливости новых друзей, прежде чем откровенничать. Не стала бы твоя душевная тайна достоянием гласности всех, имеющих уши и рот. Ничего, потихонечку сами выздоровеем, заживет, как на собаке. Тем более, что Иваныч в чем то прав. Зачем столько головной боли ради старухи, когда дома дожидается ну совсем молоденькая и почти ласковая красавица. А не поставить ли жирную точку в конце прошлой жизни. Начнем все с чистого листа. Нет, ну не совсем с чистого. На новую страничку из прошлого тоже много чего перебросим. Только головную боль там забудем.

В новом экипаже оказались два татарина, которым страстно хотелось пообщаться на национальном наречии. С желанием иностранных прихотей, конечно, Влад будет считаться, но слушать этот РЭП на непонятном языке с утра до вечера — увольте. Поэтому он, чтобы не сойти с ума от их трескотни, в свободное время уходил в библиотеку. Но длительное совместное проживание и общее дело всегда сближает, находя общие точки соприкосновения. И Влад научился общаться с новым экипажем. Заодно присовокупил к своей грамматике несколько выражений на татарском языке, что вносило некоторую изюминку в общение. Тем более, что его друг Сафин Марсель тоже татарин, только башкирский, хотя он и не слыхал от Марселя иностранной речи. Но по прилету порадует друга несколькими общепринятыми татарскими фразами.

Командировка пролетела серо и буднично, и к ее концу он уже забыл образ Наталки и мечтал о встречи с собственной женой. Как ни как, а скоро годовщина их знакомства. А столь незначительный срок сильно мал для семейной притирки. Вот она уже меньше пилит и брюзжит по пустякам, а там, глянь, и ласковой и доброй женой станет. Тот факт, что слегка разругалась с соседями, не должен омрачать семейной идиллии. Главное — гармония в их личных взаимоотношениях. Дружба с мужиками возможна за стаканом, а до их жен у него нет никакого дела. Бабы есть бабы. Им бы только ущипнуть друг друга больней, тем слаще на сердце. Как у хохлов: "чтоб у соседа корова сдохла — вот оно большое счастье".