Между тем, нити медленно, но очень уверенно приближались. Попытка избавиться от назойливой галлюцинации, крепко зажмурив глаза, провалилась мгновенно — я видела их сквозь сомкнутые веки так же отчетливо. Попытка отогнать гнусные видения щипками также не имела успеха. Лучи, видимо, не подозревавшие о том, что после этой манипуляции я просто обязана проснуться, продолжали свои поползновения. Я снова старательно зажмурилась и попыталась думать о чем-то хорошем. Какие именно мысли должны помогать в подобной ситуации за неимением опыта я не знала, и потому я зацепилась за первое, что пришло в голову. А пришли в нее отчего-то овечки — те самые, что должны прыгать через заборчик, дабы дать добрым людям возможность отогнать бессонницу. Мои животинки оказались на удивление ленивыми. Они меланхолично жевали траву, не обращая ровно никакого внимания на мои потуги заставить их пошевелиться. В конце концов, одна все же прервала монотонную трапезу, весьма красноречивым жестом покрутив передним копытом у виска. Затем это наглое создание с издевательской невинностью хлопнуло ресницами и продолжило жевать. Приятного аппетита, чтоб им всем! Вот только на галлюцинацию это впечатления не произвело… Хотя, подозреваю, что она даже не знали о наличии такого сумбура в моей голове — иначе посовестилась бы, поняв, что место уже занято.
Между тем, лучи медленно, но очень уверенно приближались. Еще секунда, и все двенадцать нитей, которые я пересчитала по старой детской привычке, сплелись вокруг меня в плотный кокон. В голове зашумело, почудилось, будто я отрываюсь от кресла, и пальцы невольно вцепились в подлокотники. Глаза заволокло сияющим туманом, вызывающим дурноту, а сердце, пропустив удар, теперь билось где-то в районе горла, видимо, пытаясь вырваться наружу.
Наверняка, мои спутники расценят мое состояние как банальный приступ паники. Они, конечно, вызовут стюардессу, та снабдит меня гигиеническим пакетом, но я же после всего этого со стыда помру! Нет, уж! Попытаюсь справиться самостоятельно, тем более что более существенного, чем бумажный мешочек я вряд ли что получу. Не раскрывая глаз, я попыталась сделать глубокий вдох, как рекомендует литература. Как ни странно, но это помогло. Глубокий вдох, медленный выдох. Сердце перестало изображать взбесившуюся канарейку, рвущуюся на волю, и тихонько вернулось на законное место, головокружение прекратилось, и я решилась потихоньку приоткрыть глаза.
Лучше бы я этого не делала! Несмотря на улучшившееся самочувствие, то, что я увидела перед собой, говорило лишь об одном: боязнь высоты, которую я так опрометчиво обвинила в своих странных видениях, вовсе не причем. Странно, вроде шизофреников среди родственников не было. Или сказалось частое попадание баскетбольного мячика по голове на уроках физкультуры? Ну, что тут поделать — ловить его, как все приличные люди, у меня никогда не получалось… Представляю, как расстроятся родители. Хотя, обидно в какой-то мере, ей богу! Если уж начались настолько масштабные галлюцинации — могло бы привидеться что-то приличное.
Из привычной для меня реальности осталось только авиационное кресло, в которое я вцепилась побелевшими пальцами. Остальное же, если брать во внимание количество проглоченных фантастических книг и голливудских фильмов, показалось мне довольно убогим.
Огромное сумрачное помещение, скорее всего пещера, в центре которой я оказалась, а вокруг — темные фигуры, вид которых не внушал ни особого доверия, ни желания познакомиться поближе. Хотя бы потому, что именно от них ко мне тянулись те же сияющие нити, с которых и начались мои милые видения. Странные мне сны снятся, однако… Если других идей нету, буду считать это сон — и мне приятнее, и им… наверно. Не сказать, чтобы это было самое увлекательное сновидение в моей жизни, но все же и не кошмар. В общем, сон так сон. А там все возможно.
Темные фигуры зашевелились, протягивая ко мне руки и декламируя в один голос незнакомые слова, звучащие с монотонностью заученного стиха. Я с искренним любопытством прислушалась, но разобрать так ничего и не смогла — хотя скорее, удивительным было бы обратное. Страха по этому поводу я не испытывала, восторга, впрочем, тоже. Зато нитям, соединяющим меня с чтецами, произнесенное явно понравилось. Они укрепились, стали толще и засияли совершенно нестерпимым для глаз ярким светом. Сейчас они напоминали огромных пиявок, присосавшихся ко мне. Было в этом что-то угрожающее и неприятное. "Пиявки" пульсировали, будто пили мою кровь. Чувство невероятной брезгливости вывело меня из того состояния оцепенения, в котором я до сих пор пребывала. Нервно передернув плечами в бесполезной попытке стряхнуть прилипшую мерзость, я схватила рукой ближайшую нить. На ощупь она оказалась удивительно теплой и приятной, что, впрочем, не изменило моего желания избавиться от докучной прилипалы.
Попытка оторвать от себя "пиявку" вызвало ощутимую, почти физическую боль, будто я собственными руками попыталась вырвать собственное сердце, неаккуратно прихватив при этом расположенную по соседству душу. По лбу потекли струйки пота, собираясь залить глаза. Но руки были заняты, а отпускать нити, чтобы промокнуть противную влагу, почему-то не хотелось. Попробую по-другому. Не могу оторвать от себя, буду отрывать от чтецов. Собрав все нити в один "канат", я взялась за него двумя руками, и, чувствуя себя бурлаком с известной картины, что было мочи, потянула на себя. Громкий возглас ужаса сменил незнакомую речь, но откровенный страх таинственных фигур, сопровождающий мои действия, меня только вдохновил. Нити поддались на удивление легко. Все тело наполнилось теплыми, пьянящими искрами, которые, упорядочиваясь, занимали свое место. А еще через долю мгновения мои руки сжимали пустоту. Существа же, спрятанные под черной одеждой, начали рассыпаться черным песком. А люди ли это вообще были-то? Через минуту кроме меня в пещере не осталось никого живого, но ее интерьер теперь разнообразился двенадцатью черными "надгробными" холмиками пепла.
Вроде бы никто меня здесь больше не удерживает, так может — домой? Я крепко зажмурилась, с внутренним содроганием ожидая всего комплекса "приятных" ощущений, сопровождавших мое перемещение сюда. Ничего. Может, теперь когда типы в темных балахонах рассыпались песком, все это уже и не обязательно? Приоткрыв глаза, я с огорчением убедилась, что обстановка не изменилась — я все еще торчала посредине пещеры. Попробую еще раз. Сомкнув веки плотнее, я вцепилась в ручки кресла и даже потеребила их для верности. Не сработало.
Все еще не решаясь покинуть сиденье, вместе с которым попала в это странное место, поджав под себя ноги, я обхватила колени руками и пригорюнилась. А вот интересно — какой в Турции сумасшедший дом? Тоже традиционный "желтый домик" или что-то более экзотичное? Хотелось бы верить в последнее — если уж угораздит попасть в подобное заведение, хочется чего-то оригинального… хотя, сравнивать-то мне будет не с чем. Да и, может, я уже там и есть и просто мирно брежу. Ой, а как же я с врачами объясняться буду? Я ведь турецкого не знаю… или сумасшествию никакие языковые барьеры не страшны? Или там, как во всех местных гостиницах, тоже свободно изъясняются на моем родном языке?
Ну, раз уж я не могу отсюда выбраться, неплохо бы осмотреть декорации, на фоне которых проистекает мой тихий бред. Пока, для верности, не покидая насиженного места.
Пещера, в которой я оказалась, была декорирована в лучших традициях рассказов о жилищах скаредных клептоманов-драконов, своими загребущими когтистыми лапами тянущих все, что плохо лежит.
Возвышающаяся у стены гора золота, отчего-то навевала воспоминания о помойке после Нового Года. Большие и маленькие побрякушки сползали с верхушки драгоценной горы, беспорядочными холмиками растекаясь по всему полу. Ну и бардак здесь развели! Я укоризненно глянула в сторону черных холмиков — занялись бы делом, вместо того чтобы обижать бедных девушек, возможно, не закончили бы столь печально. Кроме золота, со своего места я могла рассмотреть лишь огромное темное зеркало, обрамленное странными фигурами, рассмотреть которые отсюда не было никакой возможности.
