Отец какое-то время молчал. Потом сказал:
— Мы с мамой работали вместе. И она очень любила свою работу. — Глаза отца стали прежними. — Да. Даже для меня обстоятельства ее гибели остались неизвестны.
Но Вика чувствовала во всем этом присутствие какой-то темной, может быть, даже грязной тайны.
Для ее отца существовало понятие «Так было необходимо». И он подчинялся этому понятию. Он был готов подчиняться ему из-за более абстрактных вещей, таких как долг, Родина…
Вике хотелось быть свободной. И мерой всех вещей для нее стал Человек. Которого хотелось бы видеть счастливым, а не придавленным свинцовыми плитами разных необходимостей.
Разница оказалась существенной.
Вика не пошла по стопам отца.
Отец пригрозил ей отказом во всякой поддержке.
Свинцовая необходимость…
Вика к тому времени оканчивала институт.
Разрыв с отцом был болезненным, ей было плохо. Где-то, теперь уже очень далеко, остались яркие краски детства… Но этот разрыв (подобные вещи всегда знаменуют собой некоторый этапный приход мудрости) не погасил веселого огонька в Викиных глазах.
Она привыкла к другому образу жизни. Теперь она осталась без средств к существованию. Возможно, отец надеялся, что она приползет на коленях, блудная дочь, которую простит стареющий разведчик.
Вика просто бросила аспирантуру и устроилась работать в фирму, торгующую компьютерами. Сексапильная внешность девушки привлекла внимание руководства, ей предложили поработать секретаршей. Вика отказалась. Тогда ей был назначен испытательный срок — три месяца вместо положенных двух. С половиной обещанного и так не очень высокого оклада. Но и это Вика оговорила отдельно, с процентом от продаж. К концу испытательного срока она стала первым дилером по продажам. Ей удалось заключить несколько таких договоров, что, когда она их принесла, оформленными по всем правилам и уже подписанными другой стороной, у ее работодателей буквально отвисла челюсть. Полная компьютеризация крупнейшего в стране типографского комбината — тогда это все только начиналось — плюс ксероксы, факсы, телефоны, не говоря уже о прочей мелочи…
Ее работодатели не могли в это поверить; это был крупнейший договор за все время существования фирмы, и они считали подобный успех случайностью.
Той самой редкостной удачей, которую надо держать крепко, но удачей абсолютно случайной.
— Видать, мартышка где надо ноги раздвинула, — сказал один старший партнер другому.
Оба захихикали. В этой фирме был еще и младший партнер. В отличие от первых двух, владеющих по сорок два с половиной процента акций, ему принадлежало всего пятнадцать процентов… Вика ему нравилась. Очень. И он придерживался насчет «мартышкиных ног» совсем другой точки зрения. Он не был ханжой и прекрасно понимал, что такое в бизнесе возможно. Но он знал еще кое-что. Он знал, что эти ноги стоили намного больше.
Вику приняли на общих основаниях. Фирма за сделку должна была ей кое-какие деньги. Выходило, что немалые. Партнеры-работодатели, как водится, стали с этим тянуть. Вика продолжала работать. Она была лучшей, но получала, как и бездельники, продающие по «полмашины в месяц».
Именно это она и заявила своим работодателям. Она пришла поговорить с ними о реальных деньгах. О свободе маневра и о том, что она готова много и плодотворно работать.
Обоих старших партнеров, как после смеялась Вика, «заела жаба», они не хотели видеть дальше собственного носа. А этот нос больше интересовало, что находится у Вики между ног. А не между ушей. Они считали себя крутыми мужиками.
Вика так не считала, но вежливо промолчала. Нет, пока они не готовы к каким-то новым решениям по поводу Вики; может, через полгодика… Старших партнеров «заела жаба». Младшего — нет.
На следующий день Вика заявила, что уходит. Старшие партнеры решили, что это блеф. Вика ушла. Младший партнер ушел вместе с ней, предложив начать дело пополам. Его пятнадцати процентов акций хватило для старта.
А следующим был огромный металлургический комбинат — целый город, вокруг которого кормилось множество фирм. Вике везло: директора типографского и металлургического комбинатов оказались давнишними друзьями. Оба в годах, и оба понимали необходимость перемен. По крайней мере по части компьютеризации. И один порекомендовал другому толковую девочку. «Ты не смотри, Митрич, что похожа на Барби, башка у девки варит».
Оба старших партнера, Викины работодатели, смеялись, когда она уходила. Особо они посмеивались над младшим партнером:
— Не, Андрюх, жопа у нее классная, базара нету. Но ты скажи: ты ее хоть трахаешь? Нет?! Ну, тогда у тебя явно крыша потекла.
Через полгода Вика и бывший младший партнер Андрей купили фирму двух незадачливых приятелей. И те были еще рады — слишком много в компьютерном бизнесе появилось конкурентов. Кто-то скупает всю мелочь.
Этим «кем-то» была компания Вики и Андрея. К этому времени к числу их клиентов относилось уже несколько молодых и динамичных банков, которые не станут играть в модные в те времена фальшивые авизо и владельцев которых потом начнут величать олигархами, и несколько авиаперевозчиков.
В двадцать пять лет Вика добиралась до работы в автомобиле, на котором обычно ездят по магазинам богатые бездельницы и супердорогие шлюхи. Это был «мерседес-родстер» экстравагантной ядовито-желтой расцветки, а за город она отправлялась на тяжелом джипе «юкон», поставленном на огромные колеса, словно она была женой лесоруба или какого-то бесшабашного лесного божества.
Вика была свободна и работала по восемнадцать часов в сутки. Новые деловые партнеры, которые только слышали о Викиной деятельности, но ни разу не видели ее, так как начинали с ней дела впервые, по рекомендациям, в первую встречу пребывали в уверенности, что к ним для обольщения прислали хорошенькую секретаршу. Однако ее швейцарский банкир, ведущий личные счета и часть корпоративных, предлагал Вике заделаться пайщиком банка. К этому времени ей только стукнуло двадцать шесть. Она была красива, молода и богата.
Чуть позже произойдет ее примирение с отцом, всегда (старый ты шпион, папа!) следившим за успехами дочери с плохо скрываемой гордостью, а еще чуть позже состоится ее самая главная встреча в жизни.
Это был суперконтракт — разработка некоторых программных решений и поставка всего необходимого для крупнейшего финансового монстра, банковской группы, владеющей холдингами, куда входили и рекламные компании, масс-медиа и телестудии, и все это называлось группой «Континент». Этот контракт все больше становился реальностью и маячил не где-то за горизонтом, подобно призраку коммунизма, а совсем рядом, и, возможно, уже этой осенью состоится подписание необходимых документов. Поговаривали, правда, что у тридцатисемилетнего президента группы «Континент» какие-то проблемы с правоохранительными органами, но вроде бы все обвинения, выдвинутые против него, сфабрикованы и вскоре все должно решиться самым лучшим образом.
«С „Континентом“ все в порядке, — говорили Вике знающие граждане, — просто на людей „совки“ наехали».
Формулировка «совки», видимо, подразумевающая налоговые, правоохранительные и иные государственные органы, Вике была не совсем понятна.
Но от отца Вика унаследовала одно важное качество: не стараться уточнять то, чему не пришло время для уточнений.
— Старайся обходить острые углы, — говорил отец, — тогда всегда будешь выглядеть компетентной, а вещи рано или поздно прояснятся. Это академическим ученым требуются дотошные знания в узкой области, мы же, интеллектуалы широкого профиля, — и здесь он лукаво улыбался и его прозрачные глаза весело блестели, — должны быть компетентны во многих вопросах. Понимаешь?
— Да, папа, — кивала Вика. Она действительно понимала. Когда он был рядом, она понимала все.
Эти война-дружба, любовь-ненависть по отношению к отцу будут с Викой всю жизнь. Этот мудрый учитель хотел вырастить из нее свое подобие, и иногда Вике казалось, что отец жалел, что она не родилась мальчиком. Он любил ее и старался сделать для нее лучше, по-своему, так, как это понимал он (Вика никогда не забудет вереницы визитов, замаскированные смотрины из дипломатов и «искусствоведов в штатском» — с первого курса института отец подбирал ей будущего мужа), а Вике казалось, что отец хочет лишить ее своего поиска места в жизни.
