Весь день мы ехали в одном направлении. Выезжая на торную дорогу, старик заткнул нам рты кляпами и накрыл с головой старой дерюгой. Теперь у нас оставалась надежда лишь на то, что встречные подводы заинтересуются перевозимым грузом. Я бы не отказалась и от встречи с местными разбойниками. Не думаю, что они стали бы убивать сразу, во всяком случае может тогда у нас появились бы хоть какие шансы вырваться на свободу. Я довольно долго надеялась на везение, но когда мы, трижды сворачивая, углублялись далеко в лес, а по дороге в это время проезжали встречные караваны мои надежды рухнули. Я поняла, что неожиданных встреч не будет. Похоже впереди и позади нас летели соглядатаи — скворхи, заранее предупреждавшие старика о встречных повозках. Что ж с везением в этот день у нас пока было не густо. Тёрм лежал рядом и кажется ни капельки не заморачивался по поводу своего столь плачевного состояния, я не видела его лицо, но прекрасно слышала его ровное дыхание, дыхание спящего человека. От нечего делать я попробовала применить свои способности и увидеть ауру Хозяина. К большому удивлению у меня получилось. Она у старика была серой, безликой, такая бывает у безразличного ко всему человека, способного с одинаковым усердием и строить города, и сжигать их вместе со всеми жителями. Я даже не сразу смогла понять, живое ли он существо или рядящаяся под маску живого нежить. Нет, нежитью он не был, но выхолощенные за годы «хозяйствования» эмоции и мысли превратили его в послушную, легко управляемую куклу. Он уже не был человеком в широком понимании этого слова. А ведь возможно когда-то он слыл примерным семьянином, купцом, охранником каравана или даже знатным вельможей. В Хозяева попадали по-разному, но никогда добровольно. И я это знала не только из прочитанных книг. Всё же кем был этот старик раньше? Чтобы хоть как-то приблизиться к разгадке я внимательнее всмотрелась в его ауру и сумела увидеть в ней проблески эмоций. Точнее одной единственной — идущего из глубины подсознания страха. Чего же мог до жути бояться человек, практически не умеющий ни радоваться, ни огорчаться? Задав себе этот вопрос, я почти сразу нашла ответ — он боялся своей Матушки, истиной хозяйки роя и его повелительницы. Боялся, что не Тёрм, а он станет инкубатором для нового роя, а камерлинец был предназначен в новые Хозяева. От этой мысли мне стало не по себе, я представила ауру Тёрма, моего Тёрма, лишенную всех красок и эмоций. "Надо вырываться отсюда, пока не поздно!" — хотела закричать я, но кляп не позволял сделать этого. Я не могла подняться, не могла разорвать пут, нас обоих определённо была уготована ужасная участь. И я снова в который раз пожалела, что не слишком тщательно изучала магические науки и редко читала мудрые книги. Я хотела быть воином, а не борцом с нечистью. Все равно я не желала сдаваться. Итак, что я знала о скворхах, а точнее о Хозяине и Матке? Практически ничего. Хозяин — это всегда человек, волей судьбы оказавшийся не в то время и не в том месте и попавший во власть Матки скворхов. Скорее он должен был зваться не Хозяином, а Приказчиком, живущим ради исполнения желаний хозяйки и её милостью. Некоторые ученые сходились во мнении, что со временем сущность этого человека меняется на столько, что он уже не в силах и умереть, если на то не было приказа хозяйки, и даже будучи убит по прошествии определённого срока воскресает вновь. Но Хозяева обычно не живут слишком долго, Матушки ищут и находят себе новых более сильных, более выносливых и более жизнеспособных помощников. Ведь каждому известно, что чем крепче и здоровее хозяин, тем справнее у него дом и богаче хозяйство… А вот про Повелительницу роя Матушку Арабел сведения были куда противоречивее. Одни писали, что это женщина с торосом мужчины и змееподобной головой, другие, что это огромная чёрная птица с человеческим лицом, третьи, что это и не живое существо вовсе, а псевдоразум, заключенный в оболочку в виде не то гигантского улья, не то человеческой хаты. Хаты? Откуда на опушке леса могла появиться избушка? И у коновязи, к которой мы привязывали лошадь, не было никакой телеги. Всё это было мороком? Но морок на меня не действует. Значит… Но это невероятно… А как же ещё это объяснить? Хозяин никогда не разлучается со своей Маткой… Тогда получается, что… О, боже ты мой! Невероятно. Непостижимо. Неужели всё это правда? Значит планы на побег нужно срочно пересматривать. Зря я рассчитывала на то, что у нас есть несколько суток, пока мы станем добираться до окрестностей Картенминского леса. Нет, этого времени у нас, к сожалению, не было. Нас могли начать использовать в любую минуту… Я поняла это, но была бессильна что-либо сделать.
Пребывая всё время в раздумьях, я и не заметила, как наступил вечер. Хозяин наклонился в нашу сторону и двумя движениями вырвал так надоевшие нам кляпы.
— Благодарю, — буркнула я, не в силах не отметить проявленного человеколюбия. Термарель же только хмыкнул и всё еще будучи, как собственно и я, связанным в молчаливом сосредоточии принялся усиленно разрабатывать затекшие под стягивающими их ремнями руки. Мы ехали ещё какое-то время. Когда же на далеком горизонте показались первые звёзды, возница свернул в лес. И мы почти сразу же оказались на небольшой, окружённой со всех сторон соснами, полянке.
— Тпру, — скрипуче приказал Хозяин и наша послушная лошадка встала как вкопанная, — а ну-кась слазьте с телеги.
— Как это интересно мы будем слазить? — Тёрм кивнул на свои связанные ноги.
— А вот так, — и старикан, с удивительной силой ухватив Тёрма за поясной ремень, сдернул его на землю. Тупой удар, и приглушённая ругань моего товарища по несчастью. Н-да, Хозяин похоже считал, что обходиться с нами любезно вовсе не обязательно. Я слетела на землю вслед за Тёрмом.
— Падаль, — глядя на нас, старик презрительно сплюнул. Пнув меня ногой в живот, он вновь всунул нам в рот кляпы и, отвязав лошадь, раздраженно потащил телегу в глубину леса. Всё же кое-какие эмоции у него были и кроме страха. Я и Тёрм остались лежать рядом, но не смогли даже обсудить происходящее. Не зная, что предпринять, я закрыла глаза и попыталась уснуть, но ворочавшийся рядом камерлинец настойчиво толкал меня в бок, и я не сразу поняла, чего он добивается. Но, наконец сообразив, повернулась набок. Теперь мы лежали спина к спине. Стянутые верёвками руки оказались напротив друг друга. Непослушными, онемевшими пальцами я попыталась развязать стягивающий его запястья узел сыромятного ремня, не тут-то было. Ссохшаяся за день кожа глубоко впилась в тело, а сам узел превратился в единый монолит. Бросив бесплодные попытки, я предоставила возможность разобраться с моими узлами Тёрму.
"Ничего не получается", — неожиданно услышала я чью-то мысль, но можно было не гадать, кому она принадлежала — мне самой. Наверное, Тёрм думал так же и некоторое время мы лежали в полной неподвижности, каждый по отдельности размышляя о бренности всего сущего. Через некоторое время Тёрма похоже осенила очередная идея, он снова заелозил по земле, и что-то настойчиво стало ударяться в мою ладонь, я даже не сразу поняла, что именно.
"Да это же рукоять меча!" — мысль, пронзившая моё сознание была столь невероятна, что я едва смогла в неё поверить. Получается этот крендель даже не позаботился нас обезоружить?! Вот это да. Наши мечи так и оставались висеть на поясе. Я ухватила рукоять обеими руками и, отталкиваясь от земли пятками, потащила оружие Тёрма вверх, освобождая его от ножен.
— Держи его неподвижно, — Тёрму наконец-то удалось освободиться от кляпа, — я попробую перерезать путы.
Я кивнула, хотя и понимала, что он этого не видит. Терм нащупал лезвие и стал осторожно двигать кистями.
— И-и-и, чёрт! — зашипел он, когда рукоять меча едва не выпала из моих ослабевших рук. Я едва сумела её удержать, а ему пришлось начинать всё сначала.
Ещё дважды рукоять чуть не вырвалась, прежде чем камерлинцу наконец удалось освободиться от стягивающих запястье ремней.
— Отпусти меч, — услышала я его просьбу и почувствовала, как крепкие пальцы тянут рукоять из моих рук.
