Освобождение происходило для обоих одинаково. Ночью по репродуктору пленнику объявили, что его освобождают, но если он хоть как-то нарушит указания, которые сейчас получит, освобождение будет отменено. Малейшая попытка проявить геройство только продлит пребывание в неволе. Конечно, оба они выполнили все указания. Им велели снять с кровати темное одеяло и обмотать им голову, затем встать посреди комнаты. Оба так и сделали. Насколько можно было судить, в комнату вошел только один человек. Он взял пленника за правую руку, затем последовали подкожное впрыскивание и потеря сознания. И Пейкфилд, и Арчер, когда их подобрал вертолет, явно находились под воздействием сильного наркотика. Анализ крови у Арчера (Пейкфилду анализ не производили) показал, что использовалась хитрая смесь, тиопентал-натрий и пропазин, которые в аптеке не купишь. Пейкфилда вертолет подобрал в Девоне в районе первой дорожки Тивертонского гольф-клуба. Рядом проходило открытое шоссе. Арчера подобрали на двенадцатой дорожке гольф-клуба в Кроуборе-Биконе в Суссексе, неподалеку от шоссе, окаймленного деревьями. И Пейкфилда, и Арчера – со слизанными руками – обнаружили в пятнадцати ярдах от места посадки вертолета. И в первый раз – Женщина, и во второй – мужчина указали местонахождение освобождаемого, а потом, держа его под прицелом пистолета, отступили в темноту, предоставив пилоту самому поднимать свой груз на борт. Участие похитителей в этой процедуре длилось несколько секунд. Во второй раз пилот был проинструктирован подождать несколько минут и послушать, не раздастся ли шум отъезжающей машины, а потом уже подобрать своего пассажира и установить его личность. Но пилот ничего не слышал. Преступник просто растворился в ночи. (Это не было неожиданностью для Буша или Грандисона. Преступник действовал крайне осмотрительно и, конечно, постарался сразу удалиться на максимально возможное расстояние от вертолета).

Прослушивая теперь запись предыдущих бесед с похищенными, Буш как профессионал восхищался ловкостью и изобретательностью преступников. Коммерсант тщательно изучил свои жертвы и принял все меры, чтобы им нечего было рассказать после освобождения, но при этом ему явно доставлял удовольствие риск. Риск непредвиденного стечения обстоятельств и провала никак нельзя было сбрасывать со счетов. И все-таки, думал Буш, должна же в этом деле быть какая-то зацепка, мелкая подробность, случайный звук – то, поможет нащупать нить, которую он должен размотать, потому что этого требует от него профессиональное честолюбие.

Закончив прослушивание пленок, Буш сказал:

– Ну вот, джентльмены. Сожалею, что вам приходится снова возвращаться к этому, но как вам уже конфиденциально сообщили, мы уверены, что Коммерсант может совершить новое похищение. Подобные игры не затевают ради каких-то сорока тысяч фунтов.

– Это немалые деньги, дружище, – сказал Арчер. – Спросите у моих ребят из трейд-юнионов. Они выложили за меня двадцать тысяч. Эта сумма пригодилась бы нам для других целей.

Он достал из пачки сигарету.

– Дело в принципе, а не в деньгах, – сказал Пейкфилд. – Для моей семьи это было слишком накладно. Но не это главное, видные политические деятели подвергаются риску, и хотя это обусловлено самим характером их деятельности, но…

Буш мысленно вздохнул, прервал его:

– Да, да, сэр, именно об этом идет речь. Вы прослушали пленки. Я надеюсь, что сейчас, в спокойной обстановке, поразмыслив и восстановив в памяти всю последовательность событий, вы можете припомнить что-то еще, какую-нибудь деталь, которую упустили раньше и которая могла бы нам помочь. Я хотел задать вам несколько вопросов, не исключено, что они куда-нибудь нас выведут. Если что-то вдруг всплывет у вас в памяти, вы сможете оказать нам неоценимую помощь. Пусть это будет нечто совсем незначительное – какое-то смутное воспоминание. Не обязательно факты – любая мысль, впечатление.

– Мы вас внимательно слушаем, дружище, – сказал Арчер.

Пейкфилд кивнул, зажигая трубку.

– Благодарю вас, – сказал Буш. – Тогда, первый вопрос. Как по-вашему, вода, которой вы умывались, была жесткая или мягкая?

– Мягкая, – ответил Пейкфилд. – Да, несомненно, мягкая. А ведь это интересно, не правда ли? Если выявить все районы с мягкой водой в стране, тогда…

– Дикки, дружище, – прервал его Арчер, – мистер Буш сам все знает. Будем просто отвечать на вопросы, а выводы предоставим ему. Вам, наверное, хочется поиграть в сыщики, но я бы предпочел разделаться со всем этим, мне еще надо в парламент. Вода была мягкая, точно. – Он кивнул.

– Вы помните, какое мыло вам дали?

– Желтоватое, уже немного смыленное, так что на нем не было названия, – ответил Пейкфилд. – Запах мне не понравился.

– Это было дегтярное мыло марки «Райте Коул», – сказал Арчер. – Я его с детства с закрытыми глазами узнать могу. Мать драила меня этим мылом.

– А помещение? – спросил Буш. – Оно ведь было специально приспособлено для таких целей. Как вам показалось, его оборудование было профессиональной работой или самоделкой?

– Типичная самоделка, – ответил Пейкфилд. – По стенам и потолку шла открытая проводка освещения и трансляции. Перегородка, разделявшая две комнаты, сколочена наспех. Все действовало, все было сработано очень толково, но кустарно, без всякого изящества.

– Вы оба сказали, что иногда в обед вам давали белое вино. Что это было за вино?

– Обычное белое вино, – сказал Арчер. – Сухое. Пейкфилд откинулся в кресло и вынул изо рта трубку, глядя в потолок:

– Не знаю, что это может дать. Но вообще тут и думать нечего. Я уверен, что это было Пуйи Фюиссе 1966. Кормили так себе, я уже говорил. Вообще, с кулинарной точки зрения…

– Ну не знаю, – прервал его Арчер. – Мне подавали отличную камбалу с жареным картофелем. И йоркширский пудинг был вполне приличным.

– Знаете, о чем я подумал? – сказал Пейкфилд. Насчет этой входной двери с зеркалом. По-моему, за ней была другая дверь. Когда я уходил в спальню перед подачей пищи, я слышал какое-то слабое грохотание перед тем, как открывали входную дверь. А из большой комнаты я иногда слышал этот звук более отчетливо и – вряд ли мне это казалось – одновременно менялась освещенность зеркала, как будто сквозь него проходил свет. Думаю, нас держали в каком-то подвальном помещении и вход туда был замаскирован на случай непредвиденного посещения или проверки – будто там сплошная стена. Этот человек застраховал себя от любых случайностей. А ведь живет себе где-то, наверное, самой обычной жизнью и…

– Из какого материала были стены, сэр? – спросил Буш.

– Из камня, – ответил Пейкфилд.

– Что это был за камень, по-вашему?

– Трудно сказать, я…

– Известняк, дружище, – сказал Арчер. – Я уверен. И сложены стены были давно. Если это подвал, то дом, наверняка, старый. И вот еще что я подумал. Уборная и умывальник. Со стоком воды не было никаких проблем. Вода уходила сразу же. Если мы были в подвале, значит, там был хороший перепад уровней. Возможно, дом стоял на склоне.

– Я кое-что вспомнил, – сказал Пейкфилд. – Вас ведь интересуют любые мелочи. Любые незначительные подробности. Это как раз такая мелочь. Она совсем вылетела у меня из головы. Может быть, вам это покажется странным, но я немного сентиментален. Люблю хранить разные пустяки на память. Поеду отдыхать – и обязательно привезу сувенир… Ну вот, когда я был там, я тоже об этом думал. Если только выберусь отсюда, говорил я себе, надо захватить с собой что-нибудь – потом можно будет держать этот предмет у себя в кабинете, например, на камине. И я взял на память ложку. Столовые приборы и посуда там были совсем простые, дешевые.

Чтобы прервать этот словесный поток, Буш сказал:

– И у вас ее отобрали, не так ли, сэр?

– Да. Перед освобождением, когда мне сделали впрыскивание, она была у меня в кармане. А дома я обнаружил, что она у меня пропала.

Арчер хмыкнул:

– То же самое произошло с моим перышком. Я нашел его однажды в большой комнате, после того как мне принесли еду. Сунул его в карман на память. И, как у Дикки, когда меня освободили, перышка в кармане не оказалось.