На такой триумф мог бы заявить основательные притязания союзник римлян, если бы до обратного перехода через Пиренеи Валлия уничтожил в самом зародыше причины испанской войны. Через сорок три года после своего перехода через Дунай его победоносные готы вступили в силу заключенного договора в обладание второй Аквитанией — приморской провинцией, которая простиралась от Гаронны до Луары и была подчинена гражданской и церковной юрисдикции города Бордо. Эта метрополия пользовалась выгодами своего географического положения для ведения морской торговли; она была обустроена правильно и изящно, а ее многочисленное население отличалось от галлов своим богатством, просвещением и благовоспитанностью. Смежная провинция, которую снисходительно сравнивали с земным раем, была одарена плодородной почвой и умеренным климатом; внешний вид страны доказывал, как были велики успехи промышленности и доставляемые ею выгоды, и после понесенных ими военных трудов готы могли в избытке наслаждаться роскошными винами Аквитании. Пределы их владений были расширены в виде подарка присоединением нескольких соседних диоцезов, и преемники Алариха избрали своей резиденцией Тулузу, которая заключала внутри своих обширных стен пять многолюдных кварталов или городов. Почти в то же время, а именно в последнем году Гонориева царствования, готы, бургунды и франки получили в свое владение земли в галльских провинциях для постоянного жительства. Щедрая уступка, сделанная узурпатором Иовином его бургундским союзникам, была утверждена законным императором; этим грозным варварам были даны земли в Первой, или Верхней, Германии, и они постепенно заняли, путем завоевания или мирных договоров, те две провинции, которые до сих пор сохранили национальное название Бургундии, с титулами герцогства и графства. Храбрые и верные союзники Римской республики франки скоро вовлеклись в подражание тем узурпаторам, с которыми они так мужественно боролись. Столица Галлии, Трир, была ограблена их недисциплинированными шайками, а скромная колония, которую они так долго поддерживали в округе Токсандрии, в Брабанте, постепенно расширилась вдоль берегов Мааса и Шельды, пока не утвердила своего господства на всем пространстве Второй, или Нижней, Германии. Достоверность этих фактов может быть подтверждена историческими доказательствами, но основание французской монархии Фарамундом, завоевания, законы и самое существование этого героя были основательно заподозрены беспристрастною взыскательностью новейшей критики. Разорение самых богатых галльских провинций начинается с того времени, как там поселились эти варвары, так как вступать с ними в союз было опасно и невыгодно, а их интересы или страсти беспрестанно вовлекали их в нарушение общественного спокойствия. Тяжелый выкуп был наложен на оставшихся в живых провинциальных жителей, спасшихся от бедствий войны; самые красивые поместья и самые плодородные земли были розданы жадным иностранцам, которые селились там со своими семьями, рабами и домашним скотом, а дрожавшие от страха туземцы со вздохом покидали отцовское наследство. Впрочем, эти бедствия, редко выпадающие на долю побежденных народов, были лишь повторением того, что испытали и чему подвергали других сами римляне не только вслед за своими победами, но и среди разгара междоусобиц. Триумвиры лишили покровительства законов восемнадцать из самых цветущих итальянских колоний и роздали их земли и жилища ветеранам, которые отомстили за смерть Цезаря и отняли у своей родины свободу. Два поэта, пользовавшиеся не одинаковой славой, оплакивали в подобных обстоятельствах утрату своего наследственного достояния; но легионы Августа, как кажется, превосходили в несправедливостях и насилиях тех варваров, которые вторглись в Галлию в царствование Гонория. Вергилий с большим трудом спасся от меча того центуриона, который завладел его фермой близ Мантуи; но бордоский уроженец Павлин получил от поселившегося в его имении гота сумму денег, которую он принял с удовольствием и с удивлением, и хотя она была гораздо ниже стоимости его собственности, этот хищнический захват был отчасти прикрашен умеренностью и справедливостью. Ненавистное название завоевателей было заменено более мягким и дружелюбным названием римских гостей, и галльские варвары, в особенности готы, неоднократно заявляли, что они связаны с местным населением узами гостеприимства, а с императором узами долга и военной службы. В галльских провинциях, отданных римлянами во власть их варварских союзников, все еще уважался титул Гонория и его преемников, все еще уважались римские законы и римские должностные лица, а варварские князья, пользовавшиеся верховной и самостоятельной властью над своими подданными, из честолюбия добивались более почетного звания генералов римской армии. Таково было невольное уважение к римскому имени со стороны тех самых воителей, которые с триумфом унесли с собою добычу, награбленную в Капитолии.

В то время как готы опустошали Италию, а ряд слабых тиранов угнетал заальпийские провинции, британский остров выделился из состава Римской империи. Регулярные войска, охранявшие эту отдаленную провинцию, были постепенно отозваны, и Британия была оставлена без всякой защиты от саксонских пиратов и от ирландских и каледонских дикарей. Доведенные до такой крайности британцы перестали рассчитывать на несвоевременную и сомнительную помощь, которую могла доставить им разрушавшаяся империя. Они взялись за оружие, отразили варваров и были обрадованы важным открытием, что могут рассчитывать на свои собственные силы. Точно такие же бедствия внушили жителям Армориканских провинций (в состав которых входили приморские части Галлии между Сеной и Луарой) решимость последовать примеру соседнего острова. Они выгнали римских чиновников, распоряжавшихся от имени узурпатора Константина, и среди народа, так долго жившего под властью неограниченного монарха, ввели свободные учреждения. Независимость Британии и Арморики скоро была признана самим законным повелителем Запада Гонорием, а письма, в которых он возлагал на эти новые государства заботу об их собственной безопасности, можно объяснять в том смысле, что Гонорий безусловно и навсегда отрекся от пользования верховной властью и от ее прав. Это объяснение в некоторой степени оправдывается последующими событиями. После того как галльские узурпаторы были низвергнуты один вслед за другим, приморские провинции были снова присоединены к империи. Однако их подчинение было неполное и непрочное; тщеславный, непостоянный и мятежный нрав населения не уживался ни со свободой, ни с рабством, и хотя Арморика не могла долго сохранять республиканскую форму правления, ее часто волновали разорительные восстания, а Британия была безвозвратно утрачена. Но так как императоры имели благоразумие признать независимость этой отдаленной провинции, то ее отделение от империи не сопровождалось ни упреками в тирании, ни упреками в мятеже, и притязания с одной стороны на преданность, а с другой — на покровительство уступили место взаимным и добровольным предложениям национальной дружбы.

Этот переворот разрушил искусственное здание гражданского и военного управления, и эта независимая страна жила до прибытия саксов, в течение сорока лет, под властью духовенства, дворянства и муниципальных городов. I. Зосим, который был единственный историк, сохранивший воспоминания об этом странном происшествии, не оставил без внимания того обстоятельства, что Гонорий обратился со своими письмами к британским городам. Под покровительством римлян в различных частях этой обширной провинции возникли девяносто два значительных города, в числе которых тридцать три отличались от остальных своими привилегиями и значением. Подобно тому как это делалось во всех других провинциях империи, каждый из этих городов организовал легальную корпорацию для заведования делами внутреннего управления, а полномочия муниципального правительства распределялись между назначавшимися на один год должностными лицами, выборным сенатом и народным собранием, по образцу основной римской конституции. Эти маленькие республики распоряжались общественными доходами, ведали делами гражданскими и уголовными и решали все вопросы, касавшиеся внешней политики; а когда им приходилось защищать свою независимость, юношество городское и из соседних округов, естественно, должно было стекаться под знамя высшего сановника. Но желание приобрести все выгоды политического общества и уклониться от налагаемых им тяжелых обязанностей служит постоянным и неистощимым источником раздоров, и мы не имеем никакого основания предполагать, что восстановление британской свободы обошлось без внутренних волнений и интриг. Преимущества рождения и богатства, должно быть, часто нарушались смелыми и популярными гражданами, а высокомерная знать, жаловавшаяся на то, что она подпала под власть своей собственной прислуги, быть может, сожалела об управлении неограниченного монарха. II. Юрисдикция каждого города над окружающей местностью поддерживалась влиянием знатных сенаторов на их родовые поместья, а менее значительные города, селения и землевладельцы ради собственной безопасности искали покровительства этих зарождавшихся республик. Сфера их влияния определялась степенью их богатства и многолюдности; но те наследственные владельцы обширных поместий, которых не стесняло соседство какого-нибудь сильного города, заявляли притязание на звание независимых владетелей и смело присваивали себе право мира и войны. Сады и виллы, в которых можно было найти слабое подражание итальянскому изяществу, скоро превращались в укрепленные замки, где окрестные жители могли находить для себя убежище в минуты опасности, доходы с имений употреблялись на приобретение оружия и лошадей, на содержание армий, состоявших из рабов, крестьян и искателей приключений, а сам начальник этой армии, вероятно, присваивал себе внутри своих владений права гражданского сановника. Многие из этих британских вождей, вероятно, были настоящими потомками древних королей; но между ними было еще более таких, которые произвольно присваивали себе такое почетное происхождение, чтобы с большим успехом отстаивать те наследственные права, которые временно отменила узурпация Цезарей. Их положение и их честолюбивые надежды, вероятно, заставляли их придерживаться манеры одеваться, языка и обычаев их предков. Если же британские князья снова впадали в варварство, тогда как города тщательно сохраняли римские законы и нравы, то все население острова, должно быть, постепенно разделилось на две национальные партии, которые в свою очередь распадались на тысячу подразделений под влиянием личных интересов и вражды. Народные силы, вместо того чтобы сосредоточиться для борьбы с внешним врагом, тратились на внутренние распри, а личные достоинства, возвышавшие счастливого вождя над его равными, давали ему возможность распространять свое господство на соседние города и требовать для себя одинакового ранга с теми тиранами, которые разоряли Британию после упадка римского владычества. III. Британская церковь, как кажется, состояла из тридцати или сорока епископов с соответствующим числом священнослужителей низшего ранга, а за неимением богатств (так как она, как кажется, была бедна) эти епископы были вынуждены снискивать общее уважение безупречным и примерным поведением. Личные интересы духовенства, точно так же как и его характер, благоприятствовали внутреннему спокойствию и объединению их отечества; благотворные поучения в этом смысле часто высказывались в его публичных проповедях, а епископские соборы были единственными собраниями, которые могли заявлять притязания на значение и авторитет народных представительств. На этих соборах, на которых рядом с епископами заседали князья и должностные лица, можно было свободно обсуждать важные дела, касавшиеся как церкви, так и государства; там разрешались спорные вопросы, составлялись союзы, распределялись налоги, нередко принимались и приводились в исполнение благоразумные решения, и есть основание полагать, что в минуты крайней опасности избирался с общего согласия британцев pendragon, или диктатор. Впрочем, эти пастырские заботы, так хорошо подходящие к характеру епископов, прерывались из религиозного усердия и из суеверия; так, например, британское духовенство непрестанно старалось искоренить Пелагиеву ересь, которую оно ненавидело и считало за позор для своего отечества.