«Зависть, честолюбие и страсть ввергли человека в Мир Обольщения. Но что это — Обольщение? Проекция его зависти, страсти и честолюбия».
Ноа Аркрайт. «Мудрость Амеля».
— Какое безрассудство! — Аббат покачал головой. — Ты намеренно подтолкнул своего друга натравить на него толпу. И это после того, как я запретил тебе! Ох, Макрити…
Опустив плечи, Макрити неподвижно стоял перед сидящим на низком столе в позе лотоса Аббатом. Сложив два пальца в положение «щупальца», склонившись на выступающие вперед шишковатые колени, он пристально смотрел на Макрити.
— Я думал о вас! — защищался тот.
— Ты ни о чем не думал! — В голосе Аббата звучала неподдельная боль. — Ты не подумал о тех несчастных, превратившихся в толпу. Орн мог ввергнуть их в ад, обречь на вечные муки. Он может это сделать сейчас, почувствовав свою силу.
— Я пришел предупредить вас, едва узнал о его исчезновении, — пробормотал Макрити.
— Какая польза от этого предупреждения? О, мой дорогой друг, как мог ты совершить эту ошибку? То, что происходит сейчас, — легко предсказуемые последствия твоих действий. Я подозреваю, именно этого ты и хотел.
— О, нет! — Макрити побледнел.
— Когда слова расходятся с делом — верь делу. Зачем ты хочешь погубить нас, Макрити?
— Нет, нет! — Макрити попятился прочь от Аббата, выставив вперед, словно защищаясь, руки. Он остановился, упершись спиной в стену.
— И все же ты делаешь это, — печально сказал Аббат. — Возможно, потому, что я назначил Бакриша, а не тебя. Я знаю, ты хотел этой чести. Но, мой дорогой друг, ты мог уничтожить Орна и… себя вместе с ним. Я не хотел допустить этого.
Макрити спрятал лицо в ладони.
— Он уничтожит всех нас! — зарыдал он.
— Молись, чтобы он не сделал этого… — Голос Аббата смягчился. — Отдай ему свою любовь и свою преданность. Быть может, тогда его пробуждение окажется счастливым.
— Какая польза теперь от любви? — Макрити поднял голову. — Он придет за вами!
— Да, конечно, — пробормотал Аббат. — Ведь я призвал его. Отбрось в сторону насилие, Макрити. Молись за себя. Молись за очищение своего духа. И я помолюсь вместе с тобой.
Макрити покачал своей круглой головой:
— Слишком поздно.
— Что ж… — опечалился Аббат.
— Простите меня, простите!
— Прими мое благословение и ступай. Проси прощения у Бога Орна. Ты нанес Ему тяжкое оскорбление.
«Мирское использование силы способно убить добро. В этом заключено предостережение миру. Стремления к миру, любви к нему — недостаточно. Должна существовать еще и любовь к ближнему. Только так можно постичь извечное противоречие, названное Жизнью».
Ноа Аркрайт. «Мудрость Амеля».
Орн быстро шагал по узкой улочке Центра исследований, не прячась, но и стараясь, по возможности, держаться неосвещенной стороны. Подол болтавшейся на нем одежды он заткнул за пояс, надеясь, что пока никто не обнаружил в кустах связанного лентами из разорванного нижнего белья священника.
«А теперь найдем Аббата», — повторил про себя Орн.
Не останавливаясь и не оглядываясь, он перешел на другую сторону. В воздухе стоял кисловатый запах протухшей пищи. Звук шагов рождал странное двойное эхо, метавшееся меж каменных стен.
С соседней улицы в лицо брызнул яркий свет. Послышались голоса. Орн остановился, поджидая, пока тени идущих не лягут на перекресток.
— Пусть Бог дарует мир вам! — сказал он.
Два священника, стройные, с виду неопасные, остановились, повернувшись к Орну.
— Я молюсь за тебя, идущего путем, начертанным самим Богом! — произнес один из них. Он закашлялся и затем добавил:
— Чем мы можем служить тебе?
— Меня призвал Аббат, но, кажется, я заблудился. — Он замолчал, настороженно ожидая ответной реакции.
— В этом лабиринте легко заблудиться, — согласился другой. — Но ты рядом.
Он повернулся, свет обрисовал темный профиль длинного крючковатого носа:
— Первый поворот направо и третий слева переулок — твой. Улочка приведет тебя прямо во двор Аббата. Ты не ошибешься.
— Благодарю вас, — пробормотал Орн. Священник, объяснявший дорогу, повернулся к
Орну:
— Мы чувствуем твою силу, благословенный. Даруй нам свою милость.
— Благословляю вас!
Священники внезапно выпрямились и низко поклонились. Не поднимаясь, один из них спросил:
— Ты будешь новым Аббатом? Преодолев первое потрясение, Орн сказал:
— Мудро ли думать о таком?
Его собеседники выпрямились, пятясь назад.
— Мы не хотели оскорбить тебя. Прости нас!
— Конечно. Спасибо, что объяснили мне дорогу.
— Служить ближнему означает служить Богу! Да обретешь ты мудрость, — эхом отозвались они. Затем снова поклонились, суетливо обошли Орна и исчезли в темной улочке.
Орн посмотрел им вслед.
«Странно, — подумал он. — Что бы это значило?» Но теперь он знал, как найти Аббата.
«Незачем во имя добра возводить забор вокруг господина своего. Как сможет он наблюдать за слугами своими и видеть, что служат они ему, не думая о вознаграждении? Нет, сын мой, забор — это часто лишь страх и вместилище пыли».
Афоризмы Аббатов.
Улица, ведущая к покоям Аббата, оказалась еще уже, чем остальные. Орн шел вперед, прикидывая на глаз ее ширину. Расставив руки, он легко мог коснуться противоположных стен. Сложенные из необработанного камня, они освещались древними шарообразными светильниками, покрытыми причудливыми завитушками из черной пластали. Пахло свежевскопанной землей и грибами. Пластроновый тротуар казался вогнутым, стертый подошвами множества приходящих священников.
Дверь в обитель Аббата оказалась закрытой.
«Запертая дверь? — удивился Орн. — А как же «сладость» и «чистота» на Амеле?»
Он отступил назад, всматриваясь в стену. Темная неровная поверхность подтверждала наличие острых зубцов.
Орн цинично усмехнулся: «Цивилизованные меры предосторожности на такой мирной планете».
Насилие здесь — нечто совсем иное, чем просто буйство разъяренной толпы. Узкие улочки, в которых легко обороняться. Люди, способные принимать быстрые решения и наверняка знающие, как отдавать боевые команды. Ловушки пси-энергии и бесконечная песня о мире явно не свидетельствовали о мирных намерениях, а, скорее, об интересе к войне.
Орн огляделся. Улица по-прежнему оставалась пустынной, но страх вновь зашевелился внутри, выбираясь из укромного уголка души. Тупик мог легко подтвердить свое иное назначение. Орну хотелось покинуть его как можно скорее. Улица таила опасность, впрочем, как и любое другое место на этой планете.
Орн глубоко вздохнул, берясь за свою одежду священника. Перебросив край тоги через забор, он осторожно потянул ткань. Тога заскользила вниз и дернулась, зацепившись за острый выступ ограды. Он потянул сильнее, испытывая, повис на ней — ткань затрещала, но выдержала.
Не мешкая, он вскарабкался наверх, присел на стене, изучая обстановку двора. Из окна на верхнем этаже двухэтажного дома, сквозь занавески пробивался приглушенный розовый свет.
Орн посмотрел вниз, во двор, заставленный кадками с кустами распустившихся цветов, и снова взглянул на окно, инстинктивно почувствовав: опасность — там!
В воздухе звенело нарастающее напряжение, словно там, в темноте двора, укрылась целая армия телохранителей. Но что-то внутри подсказывало: ему угрожает опасность иного рода, и она — за тем окном!
Орн отцепил одежду, спрыгнул вниз и, прячась в тени, быстро оделся. Застегивая на ходу ремень, он по-кошачьи скользнул к увитому виноградом балкону.
