Прервем здесь эту удивительную историю; дальнейшее ее содержание не столь важно для нашего исследования, так как касается, главным образом, феноменологии мистических переживаний. Описанный опыт уникален тем, что люминофания была не внезапной, а развертывалась во времени: автор описывает не спонтанное озарение, а говорит о голубоватой дымке, похожей на туман, преображающейся в фиолетовую тень, а потом – в слепящий золотой свет. Видение длилось, постепенно меняя свой характер. Вначале пространство заполнено фиолетовым светом, разливающимся во все стороны, и рассказчик говорит, что он мог видеть сквозь стены. После этого он испытал радость, которую «не выразить в словах», и, уже когда он достиг духовного равновесия в покоя, свет превратился в золотой и можно было видеть сияющую сферу и мириады духов.
За этим видением последовало другое переживание, когда, как говорит рассказчик, он перестал осознавать течение времени и утратил всякое представление о пространстве и наполняющих его формах, так что осталось лишь восприятие «бесконечного и вечного». «Мое сознание преодолело некий последний барьер и проникло в области несотворенного и бесформенного». Он утратил сознание окружающего его физического мира. Но этот восторг длился лишь несколько секунд: когда рассказчик вновь обрел свое "Я", пение Те Веит еще продолжалось. Быстрота перехода от одного восприятия к другому, от созерцания физического света к проникновению в чисто трансцендентный мир, что превыше времени и пространства, – самое удивительное в этом опыте. Он подобен стремительной мистической инициации, протекающей с максимально возможной скоростью.
Сходный, хотя и более краткий опыт описан Уорнером Алленом в книге «Мгновения вне времени» (1946); все происходившее с рассказчиком вместилось между двумя последовательными нотами Седьмой симфонии Бетховена, при этом сознание не зафиксировало разрыва в течении музыки. Вот описавие Уорвера Аллена: "Я закрыл глаза и увидел серебристое сияние, которое оформилось в круг, причем центр его выделялся своей яркостью. Круг превратился в световой туннель, протянувшийся от некоего далекого солнца в сердцевине "Я". Тут же я почувствовал, как меня быстро и плавно втягивает в туннель. И покуда я двигался сквозь него, свет менялся от серебристого к золотому. При этом присутствовало ощущение, что туннель наполнен током некой силы, исходящей от бесконечного океана мощи, с другой стороны, я чувствовал, как душа моя наполняется миром и спокойствием. Свет становился ярче, но не слепил, и в нем не было ничего угрожающего… Я достиг точки, где время в движение замирали… Я был поглощен Светом Вселенной, поглощен Реальностью, пылающей как огонь. Обладающий знанием самого себя, при этом я не перестал быть собой и сам по себе, я был подобен капле ртути, слившейся с Единым, в при этом сохранял свою отдельность от всего – так отдельная, каждая песчинка в пустыне. Мир и покой превыше всякого понимания и пульсирующая энергия Творения были одним в этом центре, где противоположности примирены".
Этот опыт в первую очередь интересов своим метафизическим характером; парадоксальным образом он объясняет, как можно одновременно существовать во Времени и вне его, свидетельствуя о своего рода coincidentia. Рассказчик говорит, что он осознавал свою самоидентичность, но при том чувствовал растворенность в едином, т, е., сохраняя личностное восприятие, был наделев трансцендентным сознанием: ему открылся центр Бытия, Urgurund, где примиряются все противоположности. Описание связывающего "Я" и дальнее Солнце светового туннеля, пройдя через который рассказчик и удостоился откровения, заслуживает отдельного анализа. Однако здесь я хотел бы перейти к другому описанию люминофании, которое крайне интересно в силу того, что рассказчик – не только внимательный наблюдатель, но и звающий ученый. Дж. – Г. – М. Уайтмен, профессор математики в Кейптаунском университете, – человек достаточно разбирающийся в теологии и метафизике как Востока, так и Запада. Кроме того, его перу принадлежит ряд весьма серьезных исследований измененных состоявий сознания, написанных на основе личного опыта.
Ниже приводится описавие люминофании, пережитой им в возрасте 28 лет. Лежа ночью без сна, он почувствовал, что покинул тело и вознесся вверх. "Все произошло мгновенно. Глаза мои были открыты. Надо мной, впереди, вокруг сияла Слава Архети-пического Света – она пронизывала меня, и я сам был ею. Нельзя представить более истинного света, ибо этот Свет и дает всякому иному свету его сущность; то был не привычный материальный свет, но творческий свет самой жизни, источник которого – Любовь и Разум, и все живое создано из его субстанции. (N. В. Я опускаю ряд авторских комментариев, ибо они не имеют отношения к предмету наших исследований).
Где-то далеко внизу на мгновение промелькнуло нечто, похожее на поверхность Земли. При этом мне вовсе не надо было опускать взгляд или поворачивать голову: я как бы видел все разом. Видение нашей планеты предстало лишь на мгновение – словно мне давалось понять, сколь далеко мой дух оторвался от Земли и приблизился к Солнцу.
Как описать источник этого света? Как определить направление, в котором он находился? Он был где-то сверху, впереди, однако речь шла не о геометрическом направлении, которое всего лишь относительно, а об абсолютном направлении, его архетипической сущности. Источником этого света были Жизнь и Истина, Исток всяких представлений о жизни и истине, – и однако этот источник был манифестирован в пространстве.
И тут внезапно, без какой-либо смены направления, свет обрел свой смысл, цель. То была Идея Двенадцати; речь идет не о «двенадцати», что поддается счету или исчислению, не о «двенадцати», которое дробится на части; Идея Двенадцати входит в наше представление о том, что есть число двенадцать; вместе с тем она непостижима для нас и принадлежит Божественному. Влекомый Светом.., я достиг уровня архетипов, и мне было явлено имя Бога Отца. Но тут мое понимание и повиновение Высшей воле начало рассеиваться, под натиском самости рассудок стал постепенно утрачивать ясность. На мгновение передо мной предстала Идея Семерки, но то был уже гораздо более низкий уровень восприятия, и трудно с определенностью сказать, было ли то объективное восприятие или плод моего воображения. В следующий момент ко мне уже вернулось сознание моего тела".
Я намеренно заканчиваю это исследование люминофагога примером, в котором присутствует число двенадцать, уже встречавшееся нам в истории американского торговца. Рассказ Дж. – Г. – М. Уайт-мена поражает точностью и обстоятельностью; из него не только видно, что автор – математик, но в то, что он весьма начитан в философии и теологии. И описание Света в этом рассказе, так же как указание на его источник, который есть источник представлений о Жизни и Истине, заставляют задуматься о том, что невнятица и неясность, столь характерные для многих описаний люминофагага, объясняются в первую очередь недостатком философской подготовки у тех, кто пытается облечь этот опыт в слова. Когда мы слышим, что опыт люминсфании «невозможно описать», что он «превышает человеческое понимание», то эти формулы говорят не только о характере самого опыта, но и о недостатке философских знаний у того, кто его пережил. Однако последний приведенный нами пример еще в одном отношении разительно отличается от большинства современных описаний люминофании: профессор Уайтмен – верующий человек и философ. И поэтому встреча с Божественным Светом не была для него потрясением, переменившим всю его жизнь, как это случилось с доктором Вьюком; люминофания лишь углубила его веру и помогла обрести основания для философских построений.
Мы рассмотрели различные случаи люминофании и связанные со светом представления, верования, концепции. При этом материалом наших исследований служил опыт, засвидетельствованный людьми, принадлежащими к самым различным культурам, исповедующими те или иные религии или же придерживающимися каких-то нерелигиозных идеологий. Позволим же себе ответить на вопрос, в чем сходство и в чем различие этих переживаний. Прежде всего необходимо провести различие между субъективным переживанием озарения светом и объективным феноменом, засвидетельствованным сторонними наблюдателями. Для индийской, иранской и христианской традиции эти две категории опыта смешаны и перетекают одна в другую; причины того, что «механизм различения» в этих случаях «не работает», в принципе сходны: божественность (для Индии – Бытие) есть Свет или эманация света, а святые (в Индии) или те, кто достиг unio mystica (« мистического единства»), наделены светозарностью («Бхагавад-гита», бхакти, шаманизм).
