Меж тем проклятая бумага пошла по рукам, и разумеющие грамоте могли убедиться в подлинности зачитанного: вот и подписи, вот и какое-то бурое пятно в углу, изображающее, очевидно, печать.

Комиссар принял бумагу и поднес к глазам попа:

— Твоя подпись?

Отец Семен обомлел пуще прежнего: подпись и рука были его… Видя растеренность попа, Березко расхохотался:

— Уж и не знаю, что с тобой делать, — то ли в ЧК отправить, то ли к твоему архиерею в город вместе с этой бумагой… В последний раз спрашиваю: кто был?

Но что мог отвечать несчастный священник? Что он прошлым летом укрыл у себя белого офицера, который оказался чертом? Или что он час тому назад принимал у себя черта, который, по видимости, оказался каким-то известным белогвардейцем?

И вся похоть бесовского замысла вполне открылась отцу Семену.

Коломойцев так и бежал свиньей, пока не достиг избы Чугуновки, а там перекинулся черт чертом и, вызвав ведьму, велел ей облететь окрестную нечисть, созывая на сходку.

— На что сходка? — пыталась рассуждать ведьма.

— Исполнять! — рявкнул черт.

И к утру на болоте собралась наличная нечистая сила, хотя и не вся: не было нескольких дальних леших, из двоих водяных явился один, зато притащилась Яга, а с ней кикимора, которой из-за давней вражды как раз не хотел бы здесь видеть Коломойцев. Тут же находились подручные черту бесенята: один в пулеметных лентах крест-накрест на груди стоял в карауле, второй обходил присутствующих, отмечая по списку явившихся. Сам Коломойцев расхаживал взад-вперед со сложенными за спиной руками и излагал:

— Современная обстановка чрезвычайно обострилась: нам грозит потеря влияния на массы. В связи с этим на Климовское болото ложатся ответственные задачи: мы должны дать отпор оголтелому большевизму, разгромить его идейно и организационно и восстановить свою власть над умами. В этой операции, — чеканил Коломойцев, — решающая роль отводится водяному. Его задача — вызвать беспрестанные ливни, которым надлежит прекратиться после молебна, проведенного местным священнослужителем. Это нанесет сокр-рушительный удар атеистической пропаганде красного комиссара Березко и восстановит авторитет сверхъестественых сил. Обратите внимание на координацию наших действий и церкви — это — принципиально новый момент в нашей политике. Я знаю, ортодоксы-радикалы обвинят меня в компромиссе… Да, это компромисс. Но означает ли он отказ от долгосрочных целей сатанизма? Никоим образом! Это — временное отступление. Умение политического маневра, а не твердолобый радикализм — вот свидетельство подлинной зрелости политического лидера!

Коломойцев оглядел собрание и закончил:

— Подробный план кампании обсудим позже. Теперь же, в честь нашего нечистого дела, в честь великого дела, — и голос Коломойцева зазвенел, — Люцифера-Вельзевула-Астарота — у-ра!

— У-ра! — подхватили было бесенята, но осеклись, испуганно озираясь на всеобщее молчание.

— Ты, Коломойцев, — просипел наконец водяной, — и всегда-то был какой-то дурной, а с тех пор, как в политику ударился, совсем дурак стал.

— Коломойцев дурак, дур-рак Коломойцев, дур-рак! — радостно заверещала кикимора, раскачиваясь в ветвях над самой головой Коломойцева.

— А правильно водяной сказал, — поддержал и старейший леший Севостьяныч, — Коломойцев от людей дури набрался. Нам эта политика зря. Мы народ лесной, что коммуния, что не коммуния — нам-то что?

— Верно… верно… — понеслось по болоту.

К Коломойцеву, несколько минут уже без толку шевелившему челюстью, вернулся наконец дар речи.

— Да вы, я вижу, наслушались красной пропаганды! — завопил он. — Да я вас!.. Да вы у меня!..

— Ну, понес, — махнул рукой водяной. — Пошли девки, нечего с дураком толковать.

— Коломойцев дурак, дурак! — снова заверещала кикимора, а водяной с утопленницами все попрыгали в воду.

По болоту загуляли смешки.

— Ну, вы мне еще ответите за этот бунт, — пообещал оскорбленный черт и отбыл с доносом.

Лесной народец еще маленько посидел, покалякал о том, о сем, и потихоньку все разбрелись по своим углам.

С тех пор минуло несколько лет. Угрозы Коломойцева вышли пустыми, и местная нечисть поживала по-прежнему. Стороной на болоте слышали, что черт, явившись с жалобой к начальству, попал под жестокий разнос. Ему было строго указано, что он исказил руководящую линию на смычку с рабоче-крестьянской властью, что его позиция в отношении церкви в корне ошибочна, что своими несанкционированными действиями он едва не нанес ущерб делу сатанизма, — и за все эти уклоны Коломойцев получил строгий выговор и был переведен на другую работу с понижением в должности.

В Климовке за это время происходило всякое, но Коломойцева тоже никто больше не видел. Правда, когда крестьянам стали устраивать колхозы, приехал из района уполномоченный, лицо которого показалось Березко несколько гаденьким и как будто знакомым. Но здесь получилась ошибка: документы уполномоченного были с самыми верными подписями, и комиссар успокоился.