Полкан всё видел, подошел к нам. Мне, говорит, этот призывник нужен. Лейтенант ни в какую! Орёт: я его под суд отдам! Тогда Князев пообещал, что будет мой лейтенант до пенсии две звездочки носить. Короче забрал он мои документы, и попал я в сто тридцатый воздушно — десантный полк. Полгода в учебке и вперёд, в фербийские джунгли. Как жив остался до сих пор не понимаю.
Во время Науварского мятежа в таком побывал… Вернулись в Альверон, сошел я с поезда… Руки ноги целы. Живи и радуйся. Кстати в тот же день я свою Алёнушку и встретил. Красавец десантник, ветеран… А у меня еще медальки на груди болтаются. Не устояла. Поженились через год.
— Молодец.
— Да что всё я… ты-то как? — Нормально.
— Где пропадал? — Знаешь, лучше тебе об этом не знать.
— Ну, не хочешь, не рассказывай. Как семья? — Мама с отцом умерли восемь лет назад.
— Я знаю, — сочувственно сказал Миша.
— А я даже на похороны не мог приехать… — опустил глаза Саша.
— Жена, дети? — Да нет пока. Один я.
— Странно. За тобой девки всегда толпой ходили.
— Да Бог с ним, с прошлым. Давай о настоящем поговорим. Предложили мне тут дельце. Одному не справиться, помощник нужен.
— И что за дельце? — насторожился Мишка.
— Парнишка под Альвероном пропал. Если найдём его — двести пятьдесят штук наши.
— Заманчиво, конечно, — сказал Мишка мечтательно. — Но я уж лет десять как под Альверон не спускался.
— Не спеши отказываться. Ночь тебе на размышление. Я машину во дворе у тебя брошу. Если надумаешь, к восьми подъезжай. А сейчас, пойдём покажешь мои причиндалы. Надеюсь не выбросил?
Ровно в восемь Мишка стоял у дверей Мокшина и что было силы давил на звонок.
На чудесную утреннюю трель никто не отзывался. В полной уверенности, что хозяин дрыхнет, Мишка собирался сломать ему этот кайф. Наконец дверь открылась.
Саша стоял с весьма свирепым лицом, поддерживая левой рукой полуспущенные брюки, правой сжимая пулемётную ленту туалетной бумаги. Причем выглядело это как хороший замах. Мишка слегка опешил от увиденной картины, — зрелище на самом деле было не для слабонервных! Кайф-то он сломал, да только не тот.
— Сдурел что ли?! — прорычал Саша с широко открытыми глазами.
— О-о-о. Извини отец, не хотел помешать, — засмеялся Мишка, наконец сообразив что наделал.
— Не хотел, — недовольно буркнул Саша, ковыляя к кабинету задумчивости.
Мишка прошел на кухню, заварил себе чаю(6) и, сконструировав пару бутербродов с жаренными шуршунчиками(7), удобно примостился на стульчике между стеной и столом. Додумав утреннею «думу» до логического конца, Саша вымыл руки и вернувшись на кухню замер в дверях, созерцая живописную картину поглощения бутербродов.
— Ох и любишь ты пожрать! — Не скрою, люблю, — гордо признался Мишка. — Но не это главное.
— А что главное? — искренне удивился Саша.
— Главное, как я это делаю.
— Ну и как? — Красиво и эстетически лаконично.
— Пошли, эстет, нас ждут великие дела.
— И никто не узнает где могилка моя, — почти в рифму, как-то не весело, продолжил Мишка, отхлебнув из кружки глоток чая.
А на улице было хорошо. Солнце поднималось над городом, проникая в тень квартир жарками лучами. Выходной день в Альвероне — благодать для автомобилиста.
Проспекты и переулки полупусты, все кто мог выбрались за город на пикник.
Едешь в своё удовольствие и не тратишь нервы на «чайников» и откровенных идиотов.
— Я договорился, — сказал Мишка, — пару недель мне дали в счет отпуска, а вот дальше… Успеем за две недели? — Неуверен. Хотя, конечно, чего в жизни только не бывает.
У станции подземки «Имени шестнадцати династий» Фаэтон(8) свернул вправо и через триста метров въехала во двор жилого дома. Это был любимый колодец Мокшина. Располагался он за гаражами, у бетонного забора и из него легко можно было добраться до любой из центральных магистралей. Да и двор был тихим, никто не помешает спуску.
Переодевшись, Мишка и Саша сдвинули тяжелую крышку люка. Та пропела характерным скрежетом.
— Давно я не слышал эту песню, — сказал Мишка, сдерживая внутри себя мальчишеское волнение, и нахлобучив шахтерскую каску первым исчез под Альвероном. Саша спустился следом за компаньоном, задвинув над головой крышку люка. Мишка уже стоял с включенным фонарём на каске и осматривался. Спрыгнув с железной лестницы, Саша включил свой фонарь, достал плоский планшет электронного навигатора со схемами лабиринтов городских коммуникаций.
— За десять лет устарели, — высказал Мишка скорее утверждение, чем предположение.
— Новые галереи понастроили.
— До «проспекта» дойдём, а там Грач новые файлы принесёт.
— Грач? Чтоб Грач решился.
— Он ничего не знает, — не дал договорить Саша. — Я только лишь попросил его принести файлы с новыми планами и всё.
— А кто вообще знает? Об этом деле? — Я думаю двое родственников и их телохранитель.
— Правильно. Чем меньше тем лучше. Ну что, пошли? — Пошли, — сказал Саша и выключил планшет навигатора.
Пара лучей желтого света прыгали по стенам и хлюпающей под ногами жиже.
Цвет её разобрать было тяжело, но что-то подсказало, что его нет в спектре ни Земной, ни Фербийской радуги. Шли молча. У выхода на «главный проспект» Саша отстранил Мишку в сторону и первым вышел из трубы. В условленном месте стояли двое. Мишка затаил дыхание и полностью превратился в слух.
Саша шел медленно широким уверенным шагом. Его правая рука лежала в кармане брезентовой куртки и большим пальцем снимала «Вальтер — П-388» с предохранителя.
Двое неизвестных стояли у разных стен галереи и тоже были готовы к любым неожиданностям. Тот, что находился слева, руками опирался на двухметровый шест и непринуждённо смотрел на подходившего человека, освещенного тусклым светом дежурных фонарей. Второй левым плечом подпирал стену и стоял, развернувшись вполоборота. Правая его рука еле заметно заходила за спину, точнее за ногу, и сжимала шейку старого обреза. Палец медленно лёг на спусковой крючок.
Саша понимал, что обстановка под Альвероном сейчас очень нервная и старался не делать резких движений. А кода он признал Грача, то как бы вроде пароля тихо запел куплет из любимой в юношестве песенки: — Жи-ла бы-ла де-воч-ка, са-ма ви-но-ва-та-я.
— Нож-ки сим-па-тиш-ны-е, глаз-ки глу-по-ва-ты-е, — закончил фразу Грач.
Ильич отстранился от посоха и расслабился. К ним подходил друг.
— Здорово, кроты, — улыбнулся Мокшин.
— Привет, покойник, — ответил Грач и, переложив обрез в левую руку, протянул правую для рукопожатия.
— А говорят, с того света не возвращаются, — Ильич подошел и обнял старого друга.
— Отцы! Ну, это свинство! — возмущался Мишка, подходя с широко раскинутыми руками. — Как я понял, вы опять на троих, а про меня забыли.
— О! А эта мать-героиня как сюда попала? — чуть ли не засмеялся Грач.
— Он же весь в семье.
— У нас тут что-то вроде экскурсии, — расплывчато ответил Саша. — Я его уговорил составить компанию.
После братания Грач отвёл всех на то место, где он нашел Лёху, когда тот уже почти истёк кровью. Леха так и умер у Грача на руках.
— Вот, значит, где, — задумчиво сказал Мокшин, глядя на лестницу, ведущую на второй уровень.
— Оно, — подтвердил Грач. — Распороли они его от пупка до подбородка.
Напоследок Лёха сказал что-то невнятное. Риец, — только это я и разобрал.
А когда Сверчок всё мне рассказал… Тот, кто Лёху ножом ударил, был землянин.
Высокий, тощий, глаза впалые, волосы светлые. Среди этих нацистских ублюдков есть похожая скотина. Его зовут Арийцем.
— Понятно, — сделал вывод Мишка. — Встретим — оторвём яйца.
— Вы поосторожней, — предостерёг Ильич. — Их здесь, больше чем муравьёв в муравейнике.
— Я слышал, что под Альвероном и кроме нацистов дерьма хватает, — сказал Саша. — Набросай картинку.
— Нашел художника! — хохотнул Грач и уже после паузы добавил: — Ну хорошо.
