А тем временем Шальшок, извиняясь и шаркая ножкой, переписывал всех присутствующих в «Анаконде». И каждый из них говорил что этого просто так не оставит.

После переписи задержанных отпустили. За исключением персонала, охраны, Бойстрюка и его совладельца. Этих отвезли в Имперскую тюрьму. Ни на один из задаваемых вопросов Бойстрюк не ответил.

Шайер сегодня был в ударе. Словно древний Бог землян Зевс, он метал проклятия в адрес Салиса и Шальшока, неспешно перемещаясь из одного угла кабинета в другой. Поднятые вверх кулаки сотрясали воздух. Из уст Шайера, словно бурный горный поток, текла речь о непрофессионализме отдельных служащих имперского сыска. Подчиненные знали ораторские способности своего начальства, но такого они еще никогда не слышали. Двадцать восемь фербийцев — следователи по особо важным и не очень, руководители групп и просто инспекторы, слушали слегка приоткрыв рот.

— Шальшоку простительно. Он еще, можно сказать, птенец желторотый, — продолжал орать Шайер. — Но вот какая муха укусила инспектора Салиса, я не знаю.

Это же надо придумать такое! Ресторан каннибалов. И кого арестовали! Шайер сделал паузу, дабы сильнее подчеркнуть смысл сказанного.

— Двух сенаторов, заместителя прокурора империи, первого советника посольства Америки. А про бизнесменов я вообще не говорю! Пальцев не хватит, чтоб всех сосчитать! Чем ты думал, я тебя спрашиваю, когда ломал двери и бил стекла в этом ресторане?! — Там двери как в сейфе. Их не сломаешь.

— Зато мебель там деревянная. Ты знаешь сколько стоит у них одна тарелка? — Да не трогали мы мебель, — не выдержал Салис. — И не арестовывали всех подряд! — Ты на меня не ори! — Мы все предварительно проверили, провели оперативную разработку. К моменту ареста Бойстрюка мы уже имели показания членов его банды и.

— Да начхать ему на твои показания! Все, что не доказано, то предположения и версии. А в суде факты нужны. Факты, а не домыслы. Так что вот так, господин инспектор имперского сыска. По фактам нарушения закона будет проведено внутреннее расследование. Пора кончать твои безобразия. То ты, понимаешь ли, войну начинаешь в центре Альверона, со взрывами и автоматной стрельбой, то у тебя сенаторы едят граждан империи… до окончательного выяснения обстоятельств дела ты отстраняешься от работы. У меня все.

Салис внимательно дослушал пламенную речь и, оттолкнувшись от стола двумя руками, отодвинул стул. Шайер с суровым взглядом смотрел на него из правого дальнего угла кабинета, стоя возле кадки с фикусом. Салис взял со стола свою папку и неторопливо пошел к выходу. Уже открыв дверь, он остановился и повернулся к Шайеру.

— Да, пень старый. Задницу лизать ты хорошо научился, ничего не скажешь.

Только в этот раз ты ошибся. Не ту лижешь.

Шайер опешил и не произвольно открыл рот, очевидно собираясь что-то ответить, но не нашел что. Салис не стал дожидаться вдохновения полковника и вышел в коридор. Шальшок не знал, что ему делать. То ли уйти, то ли остаться.

Он чувствовал себя стоящим голышом посреди фойе имперского театра в день премьеры нового балета.

— Лоун, — окликнул Монлис, догнав инспектора на лестнице, ведущей со второго этажа на третий.

Салис обернулся, но ничего не сказал. Да и что он мог сказать, в общем-то еще молодому имперскому сыщику, которого наверняка переполняет вера в идеалы, справедливость и неотвратимость наказания.

В кабинет они вошли вдвоем. На столе Салиса зазвонил телефон. Откинувшись в своем любимом, рабочем кресле он снял трубку.

— Ну что, получил уже по шапке? — спросил Летерис.

— Получил, — ответил Салис. — Только почему-то задница болит.

— Хм-хм. Сам знаешь, и такое бывает в вашей работе. Я только что от президента.

Такие чины в правительстве и сенате полетели, что даже я не ожидал.

— Тогда ясно, из-за чего Шайер так нервничал.

— Он у вас всегда нос по ветру держит. Но я не об этом. Директор взял дело под свой контроль. Теперь им займется имперская безопасность. С подозреваемых взята подписка о не выезде из Альверона.

— То есть, всех отпустили, — заключил Салис.

— А ты как думал? С таких должностей просто так не сажают. В имперской тюрьме все как один поменяли свои показания. Валят все на доктора. Мол, он все затеял и всем руководил. Но я думаю, шансы у нас все же есть.

— Хм. Шансы, — сказал Салис и после паузы добавил. — Все ясно. Спасибо вам за участие, господин Летерис. И за звонок тоже спасибо.

— Не грусти, инспектор. Быть тебе генералом. Удачи.

В трубке послышались короткие гудки. Салис, не торопясь, положил ее на аппарат и, вытянув вниз руки потянулся.

Будильник зазвонил ровно в девять. Мокшин, не открывая глаз, дослушав звонок до конца, остался лежать в постели. Он не встал ни в десять, ни в одиннадцать, ни даже в двенадцать часов. Сегодняшний день был провозглашен днем великой лени. И Саша с упоением ленился. Солнце пекло от всей души, погода шептала «на волю», но Саша не реагировал на подобные соблазны.

Вчера у него выдался определенно удачный день. Сейчас он полежит еще чуть-чуть, потом встанет, умоется и пойдет на кухню стряпать праздничный обед. Полежать не получилось. Мочевой пузырь подал тревожный сигнал.

После холодного душа Мокшин растерся полотенцем, оделся и сбегал в супермаркет за мясом и овощами. Под заводные мотивы «Радио Фербиса» на кухне началась стряпня. Первым делом Саша поставил вариться картошку и принялся мастерить котлеты. Когда в сковороде зашкварчало масло, пришла очередь овощей. Нож гулко застучал по разделочной доске. Главное, считал Саша, в салате из свежих помидоров и огурцов — это не жалеть репчатого лука.

В коридоре затрещал телефон.

— Алло. Саша? — послышался в трубке голос Салиса.

— Привет имперским сыщикам! — признал законника Мокшин. — Медаль еще не дали? И что такой голос унылый? — Включи телевизор. Там все. Особенно про медаль.

Мокшин положил трубку, зашел в комнату и включил телевизор. На вспыхнувшем экране в окружении микрофонов показался Бойстрюк. Корреспонденты уже задали ему какой-то вопрос и теперь ждали ответа.

— В интересах следствия я не имею права говорить ни о чем, что связанно с этим делом. Единственное что я не устану повторять: Я не виновен.

Корреспондент что-то там бубнил про то, что возможно, это еще одно скандальное дело, в котором замешан концессионер колонии Землян и которое исчезнет в недрах министерства юстиции и имперской безопасности. Бойстрюк сел в «Мерседес», с синим маячком на крыше. Машина уехала, а корреспондент все еще разорялся о касте неприкасаемых, о несовершенстве законов Фербиса и о бессилии имперского сыска исправить ситуацию в империи.

Саша повернулся в сторону шкварчащей мелодии и пьянящего запаха уже готовых котлет, доносившихся из кухни. Но почему-то его это больше не радовало.

Мокшин спустился в магазин и вернулся с двумя бутылками водки, шестью модулями памяти, на которых были записаны видеофильмы. Остаток дня он провел за просмотром кино, сидя на полу и облокотившись спиной о диван.

Время от времени Саша пил водку и ел праздничный обед. Только праздник был испорчен и трапеза никакой радости не принесла.

Медленно и неохотно солнце выползало на мокрый небосвод. Всю ночь шел дождь и закончился он лишь под утро. Альверон только начал просыпаться.

Его жители постепенно заполняли общественный транспорт, автомобили преображали автострады в полноводные бурные реки. Фербийцы и земляне спешили по своим заботам, глядя прямо пред собой и не сильно интересуясь происходящим вокруг.

Плащи и куртки были глухо застегнуты, воротники подняты.

Во дворе дома две пожилые итальянки в оранжевых жилетках метлами разгоняли лужи на асфальте. Фербийка, в полиэтиленовой накидке розового цвета, величаво вышагивая, выгуливая болонку. Болонка величавости хозяйке ничуть не уступала и шла, деловито осматривая двор. У мраморной лестницы, ведущей к подъезду, стояли четыре роскошных машины с работающими двигателями. За ними пристроились четыре джипа. Водители лениво читали утренние газеты. телохранители топтались рядом с машинами.