— Я пришел, как и обещал, — загремел его голос, сливаясь с раскатами грома. — Вижу, ты ждал меня!

Ксавьер Людовик перехватил меч так, чтобы иметь возможность нанести любой удар, а голос его прозвучал хрипло, но достаточно твердо и громко:

— Здороваться надо с хозяином дома!

— Не пытайся острить, твое время отсчитывает последние секунды! Эти наивные дураки из Ордена подставили тебя как пушечное мясо, разве ты до сих пор не понял? Они должны были простить Охотника, вот с ним бы мы померялись силой, он был бы мне интересным соперником, а тебя и твоих жалких союзников я размету в пыль, как только мне надоест играть с вами!..

«Может быть, он не знает, что Старик разговаривал со мной, а не просто молча дал мне меч? Может, он не знает, что я знаю, что никто не может отобрать у воина меч, пока воин продолжает бой? Что прежде ему придется меня убить? Но убить воина, который держит в руках меч, невозможно, если только… если только не выбить меч другим мечом?! Но другого меча нет! Значит… значит, победить меня он не сможет, а может лишь напугать. Ха! Но он может убить любого, у кого нет меча, это плохо, или поднять меня в воздух и бросить с высоты, и тогда, не исключено, я выроню меч… Но не раньше! A еще он может уйти. Да, просто уйти, как сделал это тогда, и не принять боя — какая ему разница, сейчас или через сто лет? Нужно не дать ему уйти! Как?!»

Доминика первой пришла в себя. Держа саблю обеими руками и стараясь не моргать, она стала обходить Князя, двигаясь по кругу, вдоль свечей.

«Она думает о том же? Окружить его!»

— Окружить его!

Хохот Князя слился с очередным раскатом грома:

— Ты мальчишка, Кронверк! Что ты знаешь о Законах Боя? О Науке Знаков? Вас всего лишь четверо! Жалкие создания!..

Абигайль и Фредерик тоже очнулись и, двигаясь, как во сне, стараясь не поворачиваться к врагу боком, прошли и встали по обеим сторонам от него. И тут им всем стало невыносимо, совершенно невыносимо тяжело, словно воздух давил их книзу железной плитой, словно чугунными ядрами сковали руки и ноги — движение стало невозможным, они почти превратились в статуи. В статуи, испытывающие тяжесть и боль.

«Мы что-то не то делаем!.. Законы Боя? Наука Знаков? Каких Знаков? Символов? Мы неправильно стоим? Но мы стоим крестом — разве это не самый сильный символ? Или просто не тот?..»

— …А это кто там в углу? Маленькие сладкие мальчики, вам хотелось сильных ощущений? Вас я оставлю на десерт!..

Ксавьер Людовиг попытался поднять меч и с ужасом понял, что не только не в состоянии поднять оружие, но и просто пошевелиться — острие же меча не отрывалось от пола, будто стало с ним одним целым.

«Может, нам не хватает синхронности действий? Если сейчас я дам команду и мы поднимем оружие все одновременно — что будет? — и тут словно в голове у него разорвалась молния: — А будет то, что мы направим оружие друг на друга! Мы смотрим друг на друга! Мы убьем сами себя?.. Крест — это не окружение, это не то, что нужно!..»

— Это не то! — крикнул он. — Это пересечение!..

Доминика вздрогнула: она поняла. Но она тоже не могла знать, что именно следует делать, а могла лишь догадываться.

— Что?!. - крикнула она в ответ…

Князь начал поднимать руки, и от этого движения по полу пошел ветер, кругами, и очень сильный, и поднялся шум, будто включили гигантскую шлифовальную машинку. Крис почувствовал, как сечет по ногам мелким щебнем; сначала стучало по ботинкам, потом поднялось до щиколоток — и стало больно. «Сейчас этот терминатор разнесет их на атомы! И нас заодно…»

Но тут он увидел, что ветер и правда словно шлифует пол — сила Князя оборачивалась против него самого: утоптанная за столетия земля разметалась по углам, вылетая даже из-под подошв, и все стоящие, покачиваясь, опускались вместе с уровнем пола, и, когда в центре зала, где и находился Князь, образовалось подобие воронки с покатыми краями, все заметили, что под слоем щебня, земли, песка и глины, поверх которых когда-то давно уложены были плиты из шлифованного камня, более не существующие, открывается другое покрытие, тоже каменное, но со сложным геометрическим рисунком, похожим на чертеж…

Крис посмотрел на графа — тот умирал. Не падая, не шевелясь и даже не моргая. Крис никогда не видел, как умирают люди, даже в кино, потому что боевики не в счет: там — хлоп! раз! бряк! — и готово… но тут он понял, что граф умирает. Лицо его, и без того не пылавшее румянцем, сделалось цвета сигаретного пепла, под глазами легли черные страшные тени, а сами глаза начали затягиваться неживой поволокой. Как выглядели остальные, Крис не видел, но догадаться было нетрудно.

Не зная, зачем, он посмотрел на пол — краем глаза он видел, что ни граф, ни его люди в пол не смотрят — не до того им, да и просто не в состоянии они отвести взгляда от глаз Князя — приклеил их к себе этот нелюдь. Рисунок на полу… И в этот момент что-то случилось, словно качнулась чаша весов. Ксавьер Людовик сумел отвести взгляд и посмотреть на пол. Голоса у него уже не было — посеревшие неживые губы прошептали:

— Пять… Пентаграмма…

Глазами он нашел глаза Доминики — она опять все поняла, она тоже увидела рисунок на полу — и от этого у нее словно прибавилось силы, и она крикнула так громко, как смогла:

— Нужен пятый!

Билл, Сэм и Майк сидели в углу, сбившись в кучку. В головах у них билось одно — «такого не бывает!», но ужас на их лицах был вполне настоящий, потому что не было это все похоже на забавное представление…

Крис стоял ближе всех, почти на краю покатой воронки, и ему тоже было страшно, просто он не успел почему-то упасть…

Четыре пары глаз уставились на него, он их увидел, а глаз Князя — отчего-то нет.

И опять на этот раз граф и его дамочка крикнули в один голос:

— Пятый!..

Голоса их звучали, будто им оставалось три секунды жизни.

Крис оглянулся на своих недавних приятелей — они скукожились на полу, вжавшись в стену. И тогда он шагнул вперед — не от избытка храбрости и не из благородной солидарности, и уж тем более не из любопытства — сам не мог бы объяснить себе почему; наверное, потому, что тем четверым приходилось туго и надо было помочь…

Едва он пересек круг горящих свечей, Князь обернулся к нему. «Не смотри!» — услышал Крис чей-то голос, не поняв, чей именно, а взглянуть так хотелось!..

— Чего ты пытаешься добиться, Кронверк? Почему ты подчиняешься Ордену? Ведь они бросили тебя, бросили одного! Я предлагаю тебе союз — последний раз! С твоим мечом и моей силой мы захватим мир!..»

— А один не справляешься?..

Крис чувствовал, что его ждут — как последнюю надежду. Каждый следующий шаг давался труднее предыдущего, а ветер сек щебнем уже по коленям. Но наконец ему удалось подойти и встать между брюнеткой из гроба и незнакомцем в клетчатом смешном костюме. Конечно же, ему хотелось встать рядом с графом, но тот был далеко, а описывать круги — было не до капризов…

И все сразу почувствовали, как стало по-другому. Прежде всего, Князь замолчал. Потом ветер, режущий битым камнем тело до кровавых ран, начал слабеть. А потом Крис увидел, как у графа прояснились глаза, лицо дернулось в гримасе — и он поднял меч и вывернулся в таком немыслимом маневре, что куда там всем мастерам всех единоборств вместе взятым; меч описал в воздухе не восьмерку даже, а выписал иероглиф, лезвие полыхнуло то ли отраженным пламенем свечей, то ли собственным слепящим красным светом, остановив движение в середине фигуры Князя, — и будто взрыв произошел на этом месте, шаровая молния или короткое замыкание, только очень сильное, и воздух потянуло вверх, опять поднимая с пола тучи пыли. И все кончилось.

Свечи догорали, некоторые уже гасли в лужицах воска. Все смотрели в пол: там на вновь открывшемся покрытии из пересечения многих линий проступал рисунок пятиугольника. Гром рокотал уже не так сильно и где-то в стороне. Было слышно, как ударили первые капли, и сразу же на мир обрушился поток воды — хлынул ливень необыкновенной силы.