В Севастополе на Морском вокзале ее встречает муж. Прикрыв офицерские погоны турецкой же курточкой, Олег помогает Ольге перетаскивать туго набитые полосатые сумки. Они едут на «5-й километр», так называется гигантская барахолка, толкучка, «толчок» на окраине города. Между стволов крымских сосенок натянуты бельевые веревки, — а на них, в этом бесконечном гардеробе-лабиринте, жалкой пародии на стамбульский Старый рынок — развешаны носильные вещи всех фасонов и расцветок. Есть и более оборудованные торговые места. Плати в месяц по 500 баксов и зазывай покупателей, не забывая отстегивать по пять гривен за торговый день так называемой «охране». Олег попытался было навести справедливость, но его быстро поставили на место: «Если не хочешь потом собирать свою жену по кускам, не лезь в наши дела».

Опасно работать на «толчке», не проще и в Стамбуле. Каждый раз, когда жена уходит в море, Олег не находит места ни на своем корабле, ни в своей квартире. Недавно в Стамбуле взорвали отель с «челноками», погибло двенадцать человек, в том числе и Ольгина соседка.

Но достаток семьи Соколовых с рейсами Ольги резко возрос.

— Ты в морях чаще, чем я, бываешь! — не то с обидой, не то с удивлением констатирует Олег.

И это правда. Жены-«челночницы» работают на повышение боеготовности Черноморского флота, кормя и одевая своих мужей-воинов.

Все хорошо, только Ольгу сильно укачивает в непогоду на теплоходе. Олег качку хорошо переносит. Но его жребий — стоять у стенки.

Когда-то женщины спасли Карфаген, отдав свои косы на тетивы камнеметов. Что должны отдать севастопольские жены, чтобы спасти все еще пока Краснознаменный Черноморский флот?

Россия — страна самых красивых женщин... Самых скоростных атомарин и самых нищих офицеров. В Севастополе заложниками перестройки оказались и старики-ветераны. Те, кто не забыл еще сельские навыки, перебиваются огородничеством. Окраинные жители завели себе коров. Кормить их особо нечем, и коровы бродят по газонам и скверам на вольном выпасе, пугая водителей своим неожиданным появлением на проезжей части. К коровам привыкли, как к бродячим собакам. Правда, власти грозят скотовладельцам штрафами и арестами рогатых нарушителей общественного порядка. Но буренки, подобно своим сестрам в Индии, обрели статус священных животных. Им можно все, даже лежать на клумбах...

На проспекте Острякова, возле рынка, я наблюдал, как огромный черный бык рылся в мусорном контейнере. И это в год Быка! Вот он, печальный символ нынешнего Севастополя, да и всей России, пожалуй.

А в остальном... Севастополь — это мой город. Даром, что не здесь родился; а так всегда — каждый год приезжал сюда и не в гости, и , не в командировки, а к себе на работу...

Все так же хамелеонит море за Приморским бульваром, все так же белеет подковка Константиновской батареи, прикрывающая бухту, вес так же впечатана вешним солнцем резная тень акации в белую бастионную стену, но игра света и теней в городе резко переменилась, будто солнце над Севастополем стало заходить не с востока, а с запада. Другие тени пролегли на лицах горожан — стали они сумрачнее, злее, недоверчивее. Общая гримаса — переждать, перетерпеть, перемочь эту странную новую жизнь, которая нагрянула с августа 91-го. Да и сам Севастополь — из белоснежного безмятежного флотского лейтенанта превратился вдруг в понурого, трепанного жизнью ветерана, который ощутил в одночасье всю тяжесть своих двухсот лет, всех войн, блокад и невзгод.

Кто же не вальсировал пред Графской пристанью в золотые деньки? Кто не прощался с любимым городом перед дальним походом в предрассветный туман? Еще совсем недавно певучая медь духового оркестра, игравшего по субботам на площади Нахимова, зазывала парочки в плавное кружение. Вальсировали в основном пожилые люди — те, кто отстоял и отстроил город на переломе века. Теперь по субботам они приходят сюда с флагами и транспарантами: «Россия, вспомни о нас!» «Севастополь — город, русских моряков!» Они не танцуют, они стоят, негодуя и протестуя. Стоят вместе со своими былыми изрядно обветшавшими кораблями — у последней черты жизни, у глухой стенки причального фронта: «Спасите наши души!» «Так отстаивайте же Севастополь!»

Последняя фраза изречена адмиралом Нахимовым с предсмертным вздохом. Бронзовый флотоводец взирает с высоты своего постамента на свои собственные, начертанные белым по красному слова, на тех, кто поднял их над головами... За его спиной — белый гребень колоннады Графской пристани. В просветах между суровых дорических колонн виднеются эсминцы, ракетные катера, а еще дальше — за Павловским мыском — плавбазы, водолеи, буксиры — плавучий тыл бывшей средиземноморской эскадры. Это мои суда. Суда-письмоносцы. Когда-то все они ходили в Средиземное — в Великое Море Заката, как называли его древние греки, — чтобы снабжать корабли, которые по году несли там боевую службу в ежеминутной готовности вступить в бой, пресечь любую враждебную попытку натовского флота. И мы встречали их, севастопольских посланцев Родины, в назначенных точках рандеву, и больше пресной воды жаждали писем, что перебрасывали нам на палубы в больших бумажных мешках.

Теперь и они на приколе. И каждый раз, въезжая в Севастополь и читая их имена из вагонного окна, будто получаешь весточку из далеких морей: «Борис Чиликин», «Березина», «Абакан». «Бубнов», «Имантра»...

Это теперь почти инстинктивно — при встрече с севастопольским моряком — первый взгляд на фуражку — а какой у тебя «краб», какому флоту служишь? «Крабы» самые разные — и с украинским «тризубом», и с советской звездой, и с российским орлом. А однажды увидел и с мусульманским полумесяцем на фуражках — у туркменских курсантов, которых обучает ныне Украина в бывшем Севастопольском высшем военно-морском инженерном училище, а ныне Морском институте.

Разноплеменные «крабоносцы» друг другу не козыряют, даже если российский матрос встречает на улице украинского каперанга и наоборот. За тихой войной «крабов» — тихая война флотских патрулей с красными — российскими — повязками и желто-голубыми украинскими. Последним проще — к ним примкнула севастопольская милиция. Не дай Бог подгулять российскому моряку или просто выйти из ресторана. Первый вопрос — «Какому флоту служишь?» А в зависимости от ответа и судьба решается.

Эх, ребята, а ведь вы еще не успели забыть, как стояли в одном строю на одной палубе, поднимая по утрам один и тот же флаг! Какая же сила развела вас по разным бортам, по разным причалам, под разные флаги?

Брожу по Севастополю и ищу ответы на эти и другие больные вопросы.

Вот и командующего Черноморским флотом адмирала Кравченко о том же я спросил:

— Виктор Андреевич, когда-то Россия по-братски помогла Болгарии обзавестись своим собственным военным флотом. Логично было бы предположить такой шаг и в отношении Украины. Уж куда ближе, куда родней... Иногда кажется, взять бы вам, Виктор Андреевич, да хорошо посидеть с командующим ВМС Украины и решить за флотской чаркой все наболевшие проблемы...

— Не сомневаюсь, что решили бы... Но ведь мы с ним не конечные инстанции. Тут политики все решают. И за спиной украинского комфлота все отчетливее проглядывает тень американского адмирала. Ведь именно Пентагон финансирует совместные учения ВМС НАТО и Украины «Си бриз» нынешним летом. Они развернутся в территориальных водах Украины. Цель этих маневров весьма двусмысленная — «морская блокада по локализации межнационального конфликта в Крыму». Предложили и нам участвовать. Мы отказались в силу провокационного характера «Си бриза». Разве это не повторение англо-французской блокады Севастополя в 1854 году? Высадка «интернационального» десанта запланирована в северо-западной части Крыма, в районе горы Апук, где расположен полигон российских ВМС.