— Все на месте! — произнес папа с явно преувеличенной радостью, словно бы перед этим опасался, что не обнаружит в ящике своего не больно ценного хозяйства. — Пошли, сейчас костер наладим.

Но хоть он и обрадовался, что вся эта посуда никуда не делась, Женька не сомневался, что он продолжает волноваться, и причина для беспокойства, похоже, никуда не делась.

Папа велел Женьке собирать хворост на растопку костра, а сам, расстелив полиэтиленовую клеенку и выгрузив на нее продукты, принялся нанизывать на шампуры загодя приготовленные куски мяса, лука, помидоров и перца. Все вместе это и должно было стать шашлыком. Нет, настроение у него не изменилось, даже, пожалуй, ухудшилось. Подтаскивая к костру дровишки, Женька видел, что лицо у отца мрачное, настороженное, что он, похоже, к каждому шороху прислушивается и постоянно смотрит в ту сторону, где должен находиться сын.

Теперь уже и сам Женька стал чего-то бояться.

Нет, папа — это не мама, которая по всякому пустяку готова волноваться. Он явно знает о какой-то серьезной, быть может, даже страшной опасности, которая им тут угрожает. Только, похоже, не в курсе, когда и как эта угроза проявится. А она, как видно, может в любой момент, что называется, «из-за кустов выскочить».

Женьке очень не хотелось, чтоб на него что-нибудь внезапно выскочило. Если в первый раз, собирая дрова, он довольно далеко отошел от полянки, где стояла палатка и горел костер, то в последующие рейсы, когда ему передался папин страх, уже не рисковал удаляться больше чем метров на двадцать, топтался вокруг полянки.

Наконец папа счел, что дров достаточно, разжег костер, дал прогореть сучьям и начал жарить шашлык, поливая его уксусом. Вкусный запах распространился над поляной, у Женьки аж слюнки потекли.

Женька не раз видел, как папа жарит шашлык, и хорошо знал, что он всегда сопровождал эту работу всякими шутками и прибаутками. Вообще ничего другого — кроме плова и ухи, кажется, — он готовить не брался. И утверждал, что шашлык и плов могут только мужчины готовить, потому что женщины в этих блюдах ничего не понимают. Дядя Вася обычно говорил, что пельмени или хинкали он тоже женщинам не доверил бы. После этого у них начинался шутливый спор, в который обычно встревала мама и заступалась за женщин.

Но сегодня папа был очень серьезен и мрачен. Как будто он не любимое блюдо готовил, а какую-то нудную повинность исполнял. И даже не прикидывался уже, будто у него на душе спокойно. Несомненно, с каждой минутой тревога, которую он испытывал, все усиливалась и усиливалась.

Когда, наконец, шашлык был готов, папа против обыкновения не отдал Женьке шампур, а с помощью ножа счистил все пожаренное в миски. Это тоже было странно, потому что папа говорил, что вкуснее всего есть шашлык прямо с шампура. Мама все время была против этого: дескать, Женя обожжется или весь жиром обляпается, а папа только посмеивался. Почему же он сейчас поступил иначе?

Но Женька не стал конкретно про шашлык спрашивать. Потому что догадывался: все дело в папином настроении. И поскольку ему это папино настроение даже есть спокойно не давало, он не выдержал и спросил:

— Пап, что с тобой, а?

Папа ответил не сразу, а только после того, как внимательно посмотрел Женьке в глаза. Наверно, вначале соврать хотел, мол, ничего со мной, сынок, не происходит, но потом понял: большой сын уже, не обманешь.

— Видишь ли, Женя, — произнес отец, — сон мне вчера приснился неприятный. Вроде бы понимаю, что глупо это, в сны верить, а вот поди ж ты…

— И что ты во сне видел? — полушепотом спросил Женька, вдруг ощутив, как по спине мурашки пробежали.

— Да так, ничего особенного, поначалу. Приснилось, будто мы с тобой едем вот на этой самой лодке, по той же самой речке… — папа наскоро оглянулся и посмотрел по сторонам, будто опасался, что кто-то может его подслушать.

Женька тоже глянул по сторонам — нет, вроде бы никого поблизости не было.

— Едем мы, значит, — продолжил рассказ папа, — и вдруг наскакиваем на камень…

— Как сегодня?! — Женьку опять будто холодом обдало, и даже сердце чаще забилось от волнения.

— Почти так же. Главное, на том же самом месте. Хотя я про этот камень отлично знал, и когда мы с Васей ездили — никогда не натыкались. И во сне шпонку на винте срезало — точно так же, как наяву… — папа сдернул крышку с пивной банки и сделал жадный глоток — должно быть, во рту пересохло.

— А дальше что?

— Дальше во сне было вот что, — продолжил папа, — смотрю, из кустов на берег выползает Белая 3-мея. Такого цвета, чтоб совсем как снег, змей не бывает — это точно! А она еще и огромная, будто удав — здесь таких, наверно, даже в юрском периоде не водилось!

И папа опять беспокойно глянул по сторонам, хотя кругом было совсем светло и никакой змеи близко не наблюдалось.

— Так вот, — взволнованно произнес папа, еще разок хлебнув пива, — эта змея разинула пасть, прошипела: «Первое предупреждение, Паша! Не езди на Бездонное!» — и пропала. Потом вроде бы мы опять поехали…

— А я там, во сне, эту змею видел? — спросил Женька с легкой дрожью в голосе.

— Ты знаешь, вроде бы нет, — наморщил лоб папа. — Во всяком случае, ты ее не испугался. Поехали мы, значит, дальше — и что бы ты думал?

— Дерево реку перегородило… — догадался Женька и тоже почувствовал, что у него во рту пересыхает.

— Именно так! — подтвердил папа и вытер пот со лба. — Как раз там, где сегодня это наяву случилось. И снова появилась эта белая змеюка, будь она неладна! Появилась и шипит: «Второе предупреждение, Паша! Третьего не дождешься! Вернись, пока не поздно! Страшный день впереди, а ночь — еще страшнее!» И опять исчезла…

— А дальше что? — Женька тоже отхлебнул из банки, но не пиво, а пепси-колу.

— Дальше я проснулся, — произнес папа с досадой в голосе, словно бы винил себя в том, что не досмотрел свой страшный сон.

— Но ведь ты все-таки поехал?

— Поехал… — нахмурился папа. — Обещал ведь тебе, что поеду, верно? Вчера вечером мы с тобой червей копали, снасти готовили, лодку для пробы надували, чтоб посмотреть, нет ли в ней дырок. Ты такой радостный был, веселый… И вдруг я скажу, что все отменяется? Добро бы еще погода испортилась — тогда понятно. А погода-то вон какая классная — жара стоит, ни облачка на небе. Конечно, ты расстроишься, спросишь: «Папа, почему же мы не едем?» Что мне тогда отвечать? Что твой отец дурацкий сон увидел и испугался какой-то белой гадины, которой в природе не существует?! Как ты на меня должен был посмотреть после такого ответа? По-моему, как на дурака и труса, верно?!

Женька только вздохнул. Сейчас, после того, как он и сам чувствовал страх перед чем-то таинственным и неведомым, у него язык бы не повернулся даже мысленно обозвать отца такими словами. Но если б папа еще утром поведал о своем сне, Женька если и не вслух, то уж про себя точно назвал бы его дураком и трусом. И еще — вруном, который своего «слова не держит. Но вернее всего Женька просто не поверил бы в эту байку про страшный сон. Наверняка ему показалось бы, что отец этот сон нарочно придумал, чтоб не брать Женьку на озеро. Например, потому, что папе не хотелось ехать туда без своего друга дяди Васи, с которым ему, конечно, веселее, чем с несмышленым сыном.

— Чувствую, что ты со мной согласен, — произнес папа. — Так что не поехать я просто не мог — совесть не позволяла. Да и потом, утром ночной сон совсем по-другому оцениваешь. Мало ли что во сне привидеться может?! Поэтому к тому моменту, когда мы в лодку садились, я все эти кошмары уже считал полной ерундой.

— А когда мы по-настоящему на камень налетели? — спросил Женька.

— Ну, — нехотя повторил папа, — про сон я, конечно, вспомнил. И даже про то, что это „первое предупреждение“ было. Но только так, мимоходом. Мы ведь тогда заболтались, и я прозевал этот валун. Решил, что простое совпадение — особо не взволновался. Тем более что никакой змеи не показывалось.

— А после осины заволновался?