Потеря Каттаро сделала положение на адриатическом побережье критическим для русских войск, и в марте 1806 года в Которскую бухту была направлена эскадра адмирала Сенявина. Адмирал высадился в Херцог-Нови, который избрал своей ставкой. Здесь же расположился царский военный трибунал. Встреча Сенявина в порту была шумной и праздничной. Санконский выстроил свой немногочисленный корпус на набережной. За русскими войсками стояли местные жители. Среди них, вытянувшись на цыпочках, чтобы хоть что-то увидеть из-за широкоплечих высоких рыбаков, стояла официантка прибрежного ресторана в Зеленице Мария. Среди сходивших на берег моряков был молодой капитан брига Николай Ярохин.
Ниже приводятся дневники, составленные им по возвращении из адриатического похода и, видимо, попавшие в руки царской охранки при обысках после 1825 года. Дневник переписывался начисто, судя по всему с черновиков, коими стали путевые заметки самого капитана и записи его возлюбленной. В ходе обыска у капитана также была изъята некая венецианская книга, начинавшаяся с подробной карты Которской бухты и содержащая многочисленные ссылки на венецианские названия прибрежных городов. На первый взгляд она очень походит на справочник путешественника, на второй — на одно из запрещенных изданий «Хазарского словаря Даубманнуса 1691 года», который, по преданию, как только кто-то брался читать, умирал, не добравшись до конца книги. Тем не менее, жандармы были люди весьма грубые и неохочие до чтения, а тем более не знали иностранных языков, и поэтому венецианская книга свободно пролежала в архивах полиции. Из нее, правда, были сразу же изъяты пальмовые листы, которыми она была переложена, отчего бумага стала постепенно разрушаться, изъеденная солью. Однако в силу выше обозначенных причин никому до этой книги и дела не было. Итак, дневник капитана Ярохина.
Марта 15-е. Год 1806 от Р.Х.
Вчера так устал, что был не в силах написать и полстроки. Просто упал на отведенную мне в углу на втором этаже кровать и уснул. Как мне сказал хозяин сегодня с утра, ночью я бредил стеньгами и ружьями, кричал «пли!» и «лево руля!». Судя по его недовольному виду, кричал громко.
Извинившись, с утра понял, что в толпе встречающих потерял одну запонку. Подплывая к Которской бухте, меня поразила природа. Невысокие горы торчали из-под густого лесного покрова, то там, то тут вырастали маленькие прибрежные деревеньки со своими рыже-красными черепичными кровлями. Белые каменные домики приветливо смотрелись на фоне утреннего отлива и легкой дымки. С первого взгляда кажется, что на этой земле никогда не было и никогда не будет больше войны, однако впечатление это ложное. Мы прошли знаменитую крепость Мамулу, которая не раз спасала Котор от турок, но так и не спасла. В Мамуле высадилась рота приданных нам артиллеристов: они помогут, если турки или французы надумают запереть нас в бухте.
На побережье города, куда мы пристали (кажется, его называют Кастель-Нуово, это по-итальянски, здесь еще недавно были венецианцы), было людно. Генерал Санконский, командующий местным русским корпусом выстроил все войско на плацу набережной. Наш бриг шел вслед за флагманом, и многое было не видно за его широкими парусами.
Когда мы пришвартовались, я был поражен: у Санконского под командованием было менее восьми сотен бойцов. Еще более я был удивлен, что большая часть из них — это местное ополчение, судя по всему, ни на что ни годное. Потеря Каттаро в этом свете уже не казалась предательством местных жителей и генерала. С такими силами ему было не удержать и Кастель-Нуово.
Спускаясь по трапу, я увидел приветливые лица местных мужчин: они все смыслят в судоходстве, многих из них я встречал на торговых путях, да и потом моряк моряка…. Более старые промышляют рыболовством. Сегодня хозяин уже угостил меня своим уловом, я думаю, что стоит и самому выйти в море с командой — половить этой вкусной рыбы.
Больше всего меня поразили женщины. В отличие от наших матерей, они словно не стареют и сохраняют молодость и бодрость духа до самой старости. Молодки улыбаются и так искренне нас приветствуют, что я даже опасаюсь, как бы не оставить здесь свое сердце. Прав был отец, когда советовал найти себе жену в России и быть спокойным за ее верность и свою душу. Я встретился взглядом с одной черногоркой: у нее отчаянно черные глаза и правильные черты лица. Овал лица, изящный прямой нос, тонкие губы, хрупкая шея, точеная грудь… Тело ее прекрасно. Я снова поднял глаза, но не нашел ее в толпе. Мне показалось, что, разводя солдат, я еще раз наткнулся на ее платье взглядом, но в следующее мгновение ничего не увидел. Может, это просто видение, но мне до сих пор кажется, что ее улыбка где-то рядом.
Все это такая глупость. Наивно думать, что она одна, и что она понимает хоть слово по-русски. Мы представляем здесь великую Россию, как можно волочиться за первой встречной юбкой!
Побрился и выбросил ее из головы. На сегодня была многое намечено. Вместе со своим мичманом и подпоручиком из числа адъютантов Санконского надо было осмотреть старую испанскую крепость — века 16-го. Она вполне могла сгодиться для обороны верхней части Кастель-Нуово.
Прибыв в крепость, я ощутил нехватку воздуха. Мне сказали, что в горах действительно мало воздуха, однако это проходит через два-три дня. Немного в тумане я пронаблюдал все четыре укрепленные башни Спаньолы (так называлась эта крепость), ее полуразрушенные стены и системы входов и выходов. В качестве временного бастиона она еще вполне сносно выглядела.
Отправив подпоручика с мичманом чертить план существующих укреплений, я попросил нашего проводника из местных показать тайные ходы. Спаньола оказалась довольно хитрым сооружением и имела три запасных выхода на разные стороны, запасной подвал с хранилищем и разветвленную систему водоснабжения. Правда, большая часть всех этих ходов и сооружений пришла в негодность и была завалена камнями, часть коммуникаций стоило использовать. Санконский весьма правильно определил, что здесь может пройти рубеж обороны.
Я спустился вслед за проводником. Его звали Радован, было ему лет шестьдесят, хотя он выглядело на все сто. В темном подвале он показал мне, как пользоваться укрытием и потайным ходом, и сказал на языке, очень похожем на русский. Я его переспросил, и он медленно повторил мне свою фразу, которую я с трудом различил:
— Ты храбрый воин, офицер. Зачем тебе северные хитрости — ими все равно не победить врага?
— Чем же тогда победить врага?
— Ты прибыл на нашу землю, чтобы помочь нам защитить ее. И за это мы будем веки вечные помнить о вашем подвиге, о нашем большом северном брате. Но только тот, кто станет южанином по духу своему, того здесь будут славить вечно, — он безбожно шипел и менял ударные гласные.
— И в чем же южный дух отличается от северного? По-моему, есть дух победы и дух поражения, дух правды и лжи, дух свободы и рабства. Что еще может быть?
— Ты быстр в своих мыслях, но медлителен в своих взглядах, воин. Что победа для тебя и что свобода — то для другого смерть и ненависть.
— Так пусть враги и трепещут перед нашим духом, — я не понимал, что он от меня хочет.
Он вывел меня на свет, и солнечные лучи ударили мне в глаза. Я зажмурился.
— Видишь, — сказал он, — ты даже не можешь посмотреть на солнце, а уже хочешь победить весь мир.
Прищуренными и слезящимися глазами я посмотрел на него. Он спокойно смотрел на солнце, даже не щурясь.
— Я просто не привык к такому яркому солнцу.
— Ты еще молод, воин, и просто не привык уважать местные обычаи.
Старец изрядно надоел мне к тому моменту, и я встал, чтобы спуститься к подпоручику. Он взял меня за рукав и показал на башню. От стены к башне шел узкий каменный коридор.
— Раз ты такой ловкий и хитрый, попробуй пробежать от стены к башне. Точно так же, как и те, кто будет штурмовать эту стену.
Старец, я подумал, совсем сошел с ума. Но отказаться было как-то неловко, да и как русский офицер мог испугаться просто какого-то там каменного коридора? Я быстро залез на стену, прошелся, балансируя руками по каменной кромке, и спрыгнул в коридор. Через два шага были ворота, через которые можно было попасть в башню. Я открыл ворота и прошел вперед. Вдруг надо мной раздался шум и скрежет, ворота закрылись, а перед моим носом упала железная решетка. Я оказался взаперти. За решеткой был виден тусклый свет, он шел от бойниц. Снаружи крепости таких бойниц не было. И тут в одной из них появилась довольная рожа старика, он держал в руке пистоль и победно улыбался. При мне была только шпага, ощущение безвыходности заставило поежиться.