Затем людей стало бить куском мыла, прилетевшим из ванной. К этому присоединились невидимые удары как бы костлявым холодным кулаком. Решили уезжать в совхоз "Коммунарка": "он" выгоняет…
В "Коммунарке" первые два часа было тихо. Потом, одна за другой, из сушилки стали вылетать тарелки. Они разбивались на мелкие осколки и почему-то примерно в одном и том же месте. Внезапно подул холодный "жестокий сквознячок", качнул люстру. Один из ее плафонов разбился о потолок. Легли спать. "Он" стал щипать и царапать мальчика, царапнул по ноге и его маму, она закричала: "Кобель! Хотя бы когти остриг!.." Где-то за диваном слышалось царапанье. В конце концов, кое-как уснули.
На следующий день стало еще хуже. Падали холодильник и стол-тумба, разлетались и разбивались тарелки, при раскачивании люстр бились плафоны. Хозяин пытался остановить люстры веником, но не всегда успешно. Опрокинулась набок деревянная кровать. Летали и разбивались банки, посуда, пузырьки и прочая мелочь. Решили вызвать милицию.
Вскоре прибыл участковый А. Б. Битков. Когда он остался один в квартире, упал сервант, причем его верхняя часть отлетела почти к ногам участкового. Тот по телефону вызвал заместителя начальника уголовного розыска бутовского отделения милиции И. В. Куганова.
Служебно-розыскная собака Мухтар, прибывшая вместе с опергруппой, не пошла дальше спальной комнаты и с признаками сильного страха спряталась в туалете, откуда ее едва вытащили. Но на улице тут же успокоилась.
Все выглядело так, будто в квартире хулиганит кто-то невидимый. Решили его изобличить. Милиционеры вместе с соседом выстроились цепью в надежде, прочесав квартиру, найти "невидимку". Ходили и с палками, но никого не нашли. Участковый остался дежурить на ночь.
А наутро, 2 декабря, уже вовсю летали и бились тарелки, банки, куриные яйца. Слетел на пол кипевший на плите чайник. Из ящика с картошкой, что стоял в прихожей, стали вылетать картофелины, некоторые из них попадали в людей. Под окнами и на лестнице собрались любопытные. Иногда их число достигало нескольких сотен. Вечером дети с мамой на милицейской машине были доставлены в Москву. В "Коммунарке" стало спокойно. На несколько дней затихло и в Измайлове. "Отдых" продолжался до 7 декабря, затем все началось снова.
О возобновлении буйства духов мне стало известно в воскресенье, 12 декабря, когда около пяти часов вечера из Измайлова позвонила мама "виновников" всех этих событий: "Игорь Владимирович, приезжайте, тут такое творится!" Я немедленно выехал.
Приехав, узнал, что в тот день само собой опрокинулось ведро с кипятившимся бельем, дважды выключалась газовая горелка, падало развешанное на кухне бельё, причем и на зажженные горелки, много раз перемещались и летали различные другие предметы, качались люстры, совсем разбилось зеркало на неоднократно падавшей вешалке, упал стол в гостиной: если бы не стул, за который тот зацепился, он бы разбил трюмо.
Дети выглядели напуганными, в доме - ералаш, хозяйка - в слезах. Я видел, что семье нужна серьезная, с привлечением государственных организаций, защита и помощь. Такую самодеятельность они долго не вынесут. Сказал об этом хозяйке, та охотно приняла мое предложение.
Вернувшись домой, я позвонил К. К. Платонову, объяснил ситуацию. Константин Константинович проявил заинтересованность. Меня это не удивило: я знал, кому звоню. К. К. Платонов (сын известного гипнолога К. И. Платонова, с которым я переписывался лет сорок назад), первый тогда доктор и медицинских, и психологических наук, всегда живо интересовался парапсихологическими феноменами. Он обещал подумать и на следующий день сообщил, что говорил с одним генералом МВД и что его люди будут в той Измайловской квартире во вторник, 14 декабря, около шести часов вечера. Я тут же набрал номер телефона и сообщил об этом в Измайлово, сказав, что прибуду туда в то же время. Меня обещали ждать.
14 декабря около шести вечера мы подошли к тому измайловскому дому. Нас было шестеро. Вместе со мной приехали сотрудники одного из московских НИИ. Они с моих слов знали, что ожидаются представители МДЦ. А мы намеревались по предварительной договоренности с хозяйкой установить в квартире регистрирующую аппаратуру. Решили идти не все сразу, на разведку пошли я и мой коллега В. И. Морозов. Позвонили. Открылась дверь, в прихожей - несколько сурового вида незнакомых нам мужчин. "Это от генерала МВД", - подумалось мне. Нас жестом пригласили войти. Один из мужчин тут же занял место у входной двери, за спинами у нас с Виктором Ивановичем. Это мне почему-то не понравилось…
И вдруг - мне показалось, что это был старший из них, - высокий сухощавый мужчина обрушил на нас град вопросов: "Кто такие? Зачем пришли? Ваши документы!" Мы опешили, но пока еще не понимали, чем прогневили этих, как мы думали, представителей МВД. Видимо, пришло время мне за что-то отвечать. Я знал, что милиция шутить не любит.
Мы с Виктором Ивановичем сразу 'же чистосердечно признались, зачем пришли. Виктор Иванович столь же чистосердечно пояснил, кто он и откуда, назвал свою фамилию и предъявил паспорт. Он ничего не опасался, так как не знал за собой никакой вины. Я тоже не знал, но не был уверен, что об этом известно задержавшим нас людям… Поэтому я рискнул схитрить - авось пронесет! - и назвался вымышленной фамилией. Затем, приложив для правдоподобия руку к пиджаку в том самом месте, где о паспорт гулко колотилось мое испуганное сердце, невнятно промямлил, что документы оставил дома. Почему-то мне поверили на слово. Это вновь вызвало у меня подозрение: тут что-то не то, милиция обычно в подобных случаях на слово не верит.
Через какое-то время, немного придя в себя, мы с Виктором Ивановичем перешли в наступление: спросили, кто имел честь нас арестовать. "Какой арест?!" - протестующе воскликнул допрашивавший нас человек и пояснил, что в последние дни в квартире стало бывать слишком много любопытных, что серьезно осложняет жизнь семьи. Они же тут для того, чтобы ограничить поток посетителей. Я подумал, что это, конечно, хорошо, но совсем не то, что мне обещал К. К. Платонов. Тогда, набравшись смелости и вобрав в грудь побольше воздуха, я спросил, кто они и откуда. "Виктор Трофимович Исаков из секции биоэнергетики общества Попова, - вежливо представился мне дотоле сурово допрашивавший нас мужчина, - а это - мои товарищи по секции". Мною овладел неудержимый смех. Надо же так опростоволоситься! Вот что значит установка на ожидание: я был уверен, что встречу в квартире обещанных мне представителей МВД, которые ни в этот раз, ни позже так и не появились…
Пришлось признаться в причине своей невольной хитрости: сообщил, кто я, откуда, назвал фамилию и даже пытался показать паспорт. Виктор Трофимович протестующе замахал рукой: "Игорь Владимирович, не надо, я вас помню, просто не узнал в этой обстановке, да вы еще назвали другую фамилию". Я ответил, что тоже знаю Виктора Трофимовича, просто со страху не узнал его. И мы облегченно рассмеялись. Это комичное происшествие положило начало нашей не прекращающейся до сих пор дружбе, замешанной на общем интересе к феноменам полтергейста.
Как показало дальнейшее, и я нс был застрахован от подобных ситуаций: то же самое случилось со мной четыре года спустя. Правда, здесь я невольно сыграл роль Виктора Трофимовича: пытался не впустить в полтергейстную квартиру, не узнав, известного детского психолога И. Б. Чарковского. Но, к счастью, и тогда все обошлось лишь коротким недоразумением.
Как бы то ни было, но неявка обещанных представителей МВД и решительные действия моих коллег из секции биоэнергетики общества Попова по ограничению потока любопытных серьезно подорвали в глазах хозяйки мой авторитет и веру в возможность повлиять на ситуацию. Контакт с ней был утерян, на сцену вышли другие лица. О том, что было дальше, я стал получать сведения через них.
Спустя неделю после "ареста" мне стало известно, что мама "виновников" всех тех безобразий сама по профессии медик, отвезла главного "виновника" событий - своего тринадцатилетнего сына - в подростковый нервно-психиатрический диспансер. И на этом все безобразия кончились. Но к тому времени слухи о невероятных событиях в Измайлове и "Коммунарке" распространились уже далеко от Москвы.
