Дух разговаривал по-английски, на местном диалекте, но иногда и по-латыни, обсуждая с духовником хозяина Священное писание. Его было можно услышать и осязать, но не увидеть. Лишь однажды девочка, прислуживающая за столом, увидела обладательницу голоса сзади себя, то был крошечный ребенок в белом одеянии. Ранее девочка не раз упрашивала и даже умоляла говорящего духа позволить ей увидеть его, но дух не соглашался до тех пор, пока служанка не поклялась именем Бога, что даже не прикоснется к нему.
Малекин от имени духа, как впоследствии Барабашка и другие представители этого лукавого племени, постоянно вешала "лапшу" на уши доверчиво снимавшим её людям. Она призналась, что родилась в"Ланагаме". Как-то, рассказывала Малекин, мать ряда ее с собой в поле - пришла пора убирать урожай - и оставила на время одну. И вот тут-то какая-то фея схватила ее и унесла. С тех пор она вот уже семь лет живет среди родичей своей похитительницы. Еще через семь возвратится к людям. На ней, как и на ее подругах по несчастью, надета шапка-невидимка…
Без малого восемьсот лет спустя другой невидимка, прозванный Барабашкой, тоже сообщил о себе - правда, не голосом, а закодированными стуками, много интересного. Он родом из Коканда, поссорился с родителями: уж больно часто они его бранили! Пришлось переселиться в Москву. Если бы не землячка Феруза, одному пришлось бы лихо, потому что ни возрастом (всего полтора года), ни ростом (всего метр двадцать) не вышел. К тому же лохматый и страшненький, но спасает невидимость. Он - не человек и не домовой. Таких на земле много, но добрых, подобно ему, считанные единицы. С родителями не общается, зато побывал на других планетах, разговаривал с представителями внеземных цивилизаций. Как и Малекин, иногда правильно отвечал на вопросы, что невольно вводило людей в соблазн верить и всему остальному. Тронемся далее. Примерно в 1212 году во французском городе Эпинале, в доме одного из его жителей по имени Гюго, в течение полугода - от Рождества и до Иванова дня (24 июня) - обитал некий дух, отнюдь не скрывавший своего присутствия. Он отличался тем, что много и подолгу разговаривал, был на редкость услужливым и никогда никому не причинял вреда. Люди видели результаты его деятельности, но ни разу - его самого. Дух рассказал, что он родом из "деревни Кликсентейн, что в семи лье (около 34 км. - И. В.) от Эпиналя.
Вот некоторые из его деяний. Однажды хозяин купил на обед рыбу. Разделывали ее обычно в саду. Из дома она исчезла, но вскоре ее нашли под деревьями аккуратно разделанной. А как-то, когда слуга не успел, ввиду крайней занятости, оседлать для хозяина коня, его распоряжение выполнил дух. Когда Гюго вздумал пустить себе кровь, он попросил дочь приготовить повязку, но та замешкалась. Дух тут же разорвал на полосы новую рубаху хозяина для перевязи. Служанка развесила в саду белье для просушки. Когда оно высохло, дух аккуратно снял его, снес в дом и сложил так искусно, как это вряд ли смогла бы сделать самая искусная хозяйка. Как бы в благодарность за услужливость дух попросил Стефана, сына Гюго, пожертвовать от его имени один пфенниг в честь покровителя города. Стефан предложил духу старый провансальский, от которого тот отказался: ему требовался новый тулузский. Когда желание духа было исполнено, монета исчезла. Следующей ночью в церкви покровителя города Эпиналя слышали, будто из нее кто-то выходил. Не тот ли добрый и услужливый дух?
Но ведь и наш Барабашка оказался весьма добрым малым: он сообщал стуком, когда закипал на кухне чайник, включал в розетку утюг, по утрам готовил девчатам бутерброды. Иногда, правда, шалил, но беззлобно: что с него, полуторагодовалого озорника, возьмешь!
Помимо случая в Эпинале во Франции в самом начале тринадцатого века отмечены еще две вспышки полтергейста, предположительно в Париже; есть сведения о буйстве шумных духов в Германии между 1260 и 1286 годами. В четырнадцатом веке зафиксировано всего два полтергейста, оба во Франции, в пятнадцатом - семь, по два в Германии, Франции и Италии, принадлежность седьмого осталась неизвестной. Из этих случаев остановимся на прогремевшей по всей Европе и даже удостоившейся папского расследования знаменитой французской вспышке 1323 - 1324 годов вблизи Авиньона, которая к тому же достаточно подробно описана в первоисточниках того времени.
17 декабря 1323 года в городке Алее, что милях в сорока от Авиньона, перешел в мир иной купец Ги де Торно. Но, как оказалось, не окончательно: что-то продолжало привязывать какую-то часть его сущности к грешной земле. В доме, где он жил и умер, стал раздаваться голос покойного! Первыми его услышали вдова и домочадцы усопшего, вскоре к ним присоединились сотни местных жителей. Слухи о необыкновенном явлении распространились по всей округе и достигли папы авиньонского Иоанна XXII. Тот распорядился выяснить, в чем дело, и создал специальную комиссию во главе с аббатом-бенедиктинцем Жаном Гоби.
25 декабря 1323 года, в праздник Рождества Христова, брат Жан и трое монахов-бенедиктинцев, сопровождаемые более чем сотней самых уважаемых горожан, явились в дом вдовы. Председатель комиссии пишет, что поехал он с неохотой, подозревая, что встретится либо с обманом, либо с дьявольским наваждением. Чтобы исключить обман, члены комиссии тщательно обыскали дом, вплоть до чердака, сад и даже все соседние строения. В уже проверенных местах оставили наблюдать достойных доверия людей, а из дома удалили всех его обитателей, за исключением вдовы. В двух особо подозрительных помещениях - на чердаке и над комнатой, где слышался голос, - также поставили наблюдателей. Затем председатель комиссии и три ее члена, прихватив с собой некую уважаемую пожилую особу, вошли в спальню вдовы. Закрыв двери, спросили хозяйку, вблизи какой из кроватей чаще всего раздается голос. Та ответила, что возле той, в которой умер муж.
Члены комиссии сели на кровать покойного, вдова расположилась на своей - рядом с той самой пожилой особой, призванной следить за ней на случай каких-либо шалостей или трюков. Едва монахи прочли молитву, как им показалось, что нечто невидимое прошло перед ними. Оно приблизилось к кровати вдовы со звуком, похожим на шелест метлы. Вдова в ужасе вскрикнула: "Оно здесь!" Монахи были потрясены не менее, но брат Жан нашел в себе силы приказать жене купца задать духу вопрос, действительно ли он говорит 'от имени ее мужа. Тотчас же откуда-то из середины комнаты отозвался жалобный тоненький голосок: "Да, это я". Монахи окружили то место, откуда раздавался голос, а горожане вломились в спальню да так там и остались на все время бесед монахов с духом покойного.
Брат Жан собрал все свое мужество и, осенив духа крестным знамением, стал задавать ему вопросы. Дух нес в ответ обычную в таких случаях чушь, перемежая ее достоверными фактами: он был хорошим духом, но за грехи обречен на заточение в стенах собственного дома. Его самый тяжкий грех - прелюбодеяние. Однако силою молитв наказание с него может быть снято, для чего следует отслужить ровно сто месс. А чтобы председатель комиссии не сомневался в истинности сказанного, дух поставил всех в известность о том, о чем знал лишь один председатель: у того под рясой была спрятана дарохранительница - как оберег от дьявольского искушения, о чем брат Жан не указал никому. Сообщив все это, дух замолк, а члены комиссии принялись обсуждать услышанное. Через несколько дней их письменный отчет, позднее напечатанный в "Церковных хрониках", лежал перед Иоанном XXII.
Как следует из других первоисточников, дух покойного купца все еще продолжал удивлять людей своим присутствием, по крайней мере, до 23 апреля 1324 года. Снарядил свою собственную комиссию и король, и она полностью подтвердила выводы, сделанные папской. Интересно, что дух отвечал на том же языке или диалекте, на котором задавались вопросы спрашивающими. Иногда он являлся в видимом образе, объясняя, что это его ангел-хранитель. Когда же спросили, как он обычно выглядит, ответил, что принимает образ голубя. Попросили доказать. "Охотно'" ответил дух, и тут же вся комната была усыпана белыми перьями…
