«Господи, до чего же я ненавижу казино. Вон пит-босс движется. Сейчас заведет:

― Что вы сегодня так поздно, неужели вам у нас разонравилось? ― как будто я договор подписывала и обязательства брала здесь каждый вечер толкаться, а он мне за это платит. Заплатит он».

― Добрый вечер! ― Пит был лощеный, хорошо выдрессированный. Это вам не жлобье первой волны. Это те, кто выжил.

― А я смотрю, вас уж который день нет, не случилось ли чего, вы здоровы?

Личико миленькое срочно состроила, глазки наивные подняла.

― Ах, что вы, все в порядке. В командировку ездила. Надо же где-то деньги зарабатывать, чтобы было, что у вас оставлять.

― Удачного вечера. ― Вид сделал, что шутка понравилась. На лице мягкая укоризна, и вежливо так с полупоклоном, дальше, в дозор по залу. Служба у него еще та.

Меня зовут Соня. Во всяком случае, в этой жизни я называю себя именно так. Нет, нет, не пугайтесь, сейчас не последует никакого бреда о воплощениях, перевоплощениях и прошлых жизнях. Просто я давно поняла, что невозможно, да и не нужно пытаться быть всегда одинаковой в этом большом спектакле под названием «жизнь».

Мы же не носим одну и ту же одежду во всех случаях жизни. Даже самые неприхотливые и равнодушные и те вынуждены хоть иногда менять костюмчик, следуя требованиям ситуации. Так с какой стати это правило не должно распространяться на всю остальную жизнь? Неужели, перемещаясь из одной ситуации в другую, мы как кандальники должны тащить за собой груз одного и того же имени, привычек и набившую нам самим оскомину манеру поведения.

Вам кажется, я брежу? А вы поговорите с начальником, как с любимым в постели, поговорите с любимым в постели, как в кабинете начальника, а с ближайшей подругой ― как с продавщицей в магазине, с ребенком дома, вечером, перед сном, как со случайным знакомым в кафе? Вспомнили? Случалось? Вот я именно об этом.

Я играю в эту игру довольно давно, и она невероятно украсила мою жизнь, наполнив ее неожиданными оттенками и нюансами. А когда это стало совсем естественно, легко и красиво, я пришла к тому, что и звать этих женщин одинаково нет никакой возможности.

Знают ли об этом люди вокруг? Кто знает, кто нет. По обстоятельствам. С некоторыми из них я пересекаюсь в разных ипостасях. Те же, которым это ни к чему, даже не догадываются, что чувственная, вечно оригинальничающая и довольно легкомысленная Соня, известна в других человеческих мирах совсем под другими именами, с другой историей и совершенно неожиданными для них интересами. Может быть, когда-нибудь я соберусь с силами и расскажу о них всех, и сплетется из этих рассказов сложное кружево под названием «жизнь одной женщины».

Он отбыл, а я осталась сидеть у барной стойки. Когда только коктейльчик под руку подставили? Народу в зале было немного. День будний, время позднее. Что я там бормотала про ненавижу? Неправда. Я люблю это место. Даже не конкретно это, а вообще игровой зал, полумрак, треск шарика, важно шествующие смены крупье, прямо как смена караула у Букингемского Дворца. Здесь выпадаешь из времени и из суеты. Здесь все по-настоящему. Здесь нельзя сделать вид, что играешь. По-настоящему играешь и по-настоящему платишь. И это бодрит.

Когда-то я думала, что люди приходят сюда выигрывать. Особенно, пока казино у нас не было, а книжки про казино и игроков были. Правда, был еще Достоевский, но всегда можно было сказать, ну, «достоевщина», она «достоевщина» и есть.

Совсем даже не выигрывать они приходят даже не всегда — играть. Жить, мстить, самоутверждаться, выяснять отношения. В общем, за тем же, за чем и во все другие места ― себя показать и на людей посмотреть.

― Сонечка, давно сидишь? ― вот вам и достоевщина пожаловала. Только вспомни. Как там мои земляки-прибалты говорят: только вспомни волка, а он уже здесь.

― Ну, меня сегодня и сделали, как последнего лоха.

Иван был большой, плотный, лицо грубое, рубленное. Силищей от него так и веяло, хотя лет ему уже было немало, и вряд ли он посещал модные фитнесс-клубы. Не оттуда силушка в мужике.

― Будешь? ― он вертел в руке не слабый фужер с коньяком, грея его и прихлебывая маленькими глотками. В чем в чем, а в этом он толк знал. Где только университеты проходил? Возбужденный, потный в расхристанной рубахе, с обязательным внушительным крестом на груди, он был, как и я, завсегдатаем этого места. Мы дружили.

Это была странная и очень удобная дружба. Он ничего не знал обо мне, кроме того, что я сама пожелала ему рассказать. Я знала о нем еще меньше, стараясь не слышать того, что он иногда в подпитии рассказывал о себе сам, и то, что пытались иногда намеками сообщить мне, то степенный бармен с холодными и внимательными глазами штатного сотрудника совсем другого, гораздо более почтенного заведения, то болтливый гардеробщик, приятной беседой пытаясь выставить посетителя на дополнительные чаевые.

― Нет, ты представь. За два часа ни одной приличной игры. Пару раз нормальная карта пришла, так, если у меня «тройка», то у него ― «стрит», у меня «флеш», так у него игры нет.

― Не ворожи, Иван, я еще сегодня к столу не подходила.

― А и не надо. Сонечка, да бросай ты эту бодягу. Молодая, умная, что тебе негде таланты проявлять? На что жизнь тратишь?

― Ну, да. Тебе бы говорить, а мне бы слушать. Ты что последние деньги проиграл?

― Не дождутся. Я тебе, что Геолог?

Мы оба невольно оглянулись на ближайший игровой стол, где недвижной тенью стоял человек, имени, которого никто в казино не знал. Как и почему к нему прилипла эта кличка, тоже. Поговаривали, правда, что когда-то он, действительно был геологом, причем не рядовым тружеником, а известным ученым, руководителем экспедиций, отыскавшим немалые богатства для этой страны, и, что совсем удивительно, страной этой не забытый и обласканный. Но мало ли что говорят.

Сейчас этот человек был похож на бледную тень, которая безмолвно и неподвижно подолгу стояла у игорного стола, или неуверенно слонялась по залу. Иногда, очень редко, он играл по маленькой, и даже дилеры радовались, если ему удавалось что-нибудь выиграть. А я еще помнила, времена, когда он играл крупно, легко проигрывая, спокойно принимая выигрыш, веселый интеллигентный игрок-джентельмен. Но…

Кто может сказать, как это происходит и милый любитель выпить становится зависимым и безвольным алкоголиком, а беспечное покуривание «травки» вдруг превращается в ужас наркотической зависимости? Хорошенькое словечко придумали совершенно бессильные перед этим врачи, психологи, наркологи ― «предрасположенность». Не спасти, не вылечить. «Предрасположенность» ― так плечиками пожмут и ручками разведут, и давай опять с важными мордами умные и никому непонятные слова говорить. Так и тут. А как лихой и азартный или спокойный и корректный игрок вдруг превращается в жалкого и несчастного, как бы эти умники сказали «рулеткозависимого» или «покеропривязанного», по моему никто этого так и не знает. Предрасположенность.

Но здесь казино, здесь нет психологов и психотерапевтов, здесь игроки, а игроки, народ в основном суеверный и поэтому относятся к «больным» в меру своих суеверий ― по-разному. Кто старается не замечать, кто настойчиво требует, что бы такой никогда, ни под каким видом с ним рядом не стоял во время игры, кто никогда не подойдет к столу, где мается этот несчастный. А не которые ведут себя, как мы с Иваном. Как подает благостный после воскресного посещения церкви купчина нищему у паперти, чтобы за душу его помолился да беду отвел, так и мы подаем таким на удачу, после выигрыша. Собственно и знакомство наше началось, когда мы оба заметили родство наших игроцких примет, а значит и некое родство отношения к самому этому занятию, или просто внутреннее родство. Как там: члены одной семьи редко вырастают под одной крышей.