Разумеется, Норвегия, пересекаемая траекторией болида над незначительной частью западного побережья и Лофотенскими островами, оказалась не в столь благоприятном положении по сравнению с другими государствами. Однако она не хотела, чтобы ее правами пренебрегали, и поэтому представитель этой страны занял место среди других членов Международной комиссии.

Комиссия собралась на заседание 17 июня в Нью-Йорке. Ее члены английского, датского, норвежского, никарагуанского и коста-риканского происхождения сели на самые быстроходные пароходы, чтобы успеть попасть на встречу в назначенный день. Более всего пришлось спешить представителю, посланному эмиром Афганистана. Однако обстоятельства складывались благоприятно, и он успел сесть на французский пароход в X. и добраться до Суэца. Оттуда почтово-пассажирская контора доставила его в Марсель. Затем он пересек Францию, переплыл Атлантический океан на немецком пароходе и сошел на берег в Нью-Йорке в назначенное время.

Начиная с 17 июня Международная комиссия заседала семь раз в неделю. Нельзя было терять ни единого дня. Развязка этого беспримерного в истории астрономии дела могла наступить раньше, чем первоначально предполагалось. Не подлежало сомнению, что скорость метеора постепенно снижается и одновременно уменьшается расстояние, отделяющее его от Земли. Специальные газетные выпуски ежедневно приводили данные о расстоянии и скорости. Вполне возможно, расчеты покажут, на территорию какой страны, в месте с какими примерно координатами упадет метеор.

Когда американцы, англичане, норвежцы, датчане и даже афганцы примутся обсуждать выгоду от столь важного события, можно не сомневаться, что споры окажутся жаркими. Но казалось, что различные государства проявили мудрость, не последовав примеру мистера Форсайта и доктора Хадлсона, отказавшихся делить огромное сокровище. Да, разумеется, именно к этому стремились вначале члены Комиссии, в соответствии с требованиями, сформулированными каждой страной.

Однако если согласие о необходимости раздела было достигнуто, то договориться о пропорциональных долях оказалось не так-то легко. Действительно, учитывая протяженность территории вдоль траектории, шансы были неравны. Члены Комиссии спорили с компасом в руках. Возникал вопрос: не превратится ли компас, выполнявший до сих пор лишь измерительные функции, в смертоносное оружие?

И чем больше проходило заседаний, тем медленнее продвигались члены Комиссии к общему согласию. Мистер Харвей из Соединенных Штатов проявлял особую несговорчивость, защищая свои интересы и настаивая, что архипелаг Галапагос непременно представляет собой часть владений федеративной республики.

— И, — не уставал он повторять, что, в сущности, было правдой, — на просторах Тихого океана существует лишь эта группа островов, куда может упасть болид.

Мистер Уайтинг, делегат правительства Великобритании, вносил в дискуссии надменность высокопоставленного аристократа, совершенно не желавшего соглашаться на какие-либо уступки. Да, он вел себя как заносчивый представитель страны, которая не гоняется даже за триллионами. Однако, несмотря на свою заносчивость, он ни на йоту не отступил от требований, основанных на том факте, что траектория дважды проходила над владениями Соединенного Королевства: в Старом Свете — над некоторыми районами Индии и в Новом Свете — над длинной полосой Канады и Лабрадора.

Но англичанин нашел непримиримого соперника в лице мистера Саратова, который буквально огорошил своих коллег обширностью Киргизского края, зависящего от московского правительства.

Правда, Афганистан устами мистера Уллы возразил ему, что королевство эмира по своей протяженности стоит Киргизского края. А с какой настойчивостью говорил сей азиат, как неистово он перебивал, утверждал, опровергал! Да просто невозможно себе представить! Несомненно, это было связано не только с тем, что центральноазиатское королевство остро нуждалось в деньгах, но и с тем, что по делу болида означенному Улле был уготован некоторый процент.

Тем не менее в Комиссии нашелся и более скромный делегат. Им был мистер Либлин, представлявший Норвегию. Действительно, его государство рассчитывало лишь на Лофотенские острова и небольшой район Лапландии, и шансы были более чем ограниченны. Поэтому он направил свои усилия на то, чтобы все государства, которые могли стать посадочной площадкой для метеора, получили равную долю при разделе. Но вскоре он понял, что Англия, Россия и Соединенные Штаты никогда не согласятся на подобное предложение, и был весьма опечален из-за пренебрежения к интересам «старинного северного королевства».

Впрочем, мистер Либлин встретил одного из самых непримиримых соперников в лице мистера Шакка. Представитель датского правительства предъявил Комиссии целую Гренландию, над которой орбита болида вырисовывалась на всем протяжении с северо-востока на юго-запад. Он полагал, что имеет серьезные основания — какие именно, он так и не уточнил — верить, что падение произойдет именно на гренландской земле. Итак, вовсе не мистер Шакк был тем, кто когда-либо мог согласиться на неравный раздел не в свою пользу. Его не надо было даже подталкивать, чтобы он заявил, что вправе требовать наибольшую часть от суммы в четыре тысячи миллиардов, что позволило бы датчанам никогда более не платить никаких налогов в их благословенном королевстве.

Отстаивая собственные интересы, смогут ли комиссары прийти к согласию? Не станут ли великие державы диктовать свои законы небольшим странам? Не будут ли первые претендовать на преимущество, что, впрочем, выглядело бы довольно справедливым? Или во избежание всех спорных вопросов и трудностей будет принято решение о распределении триллионов в равных долях и разделе всей суммы на восемь частей, в результате чего получится кругленькая цифра в 500 миллиардов на каждого?

Ну нет! Приходилось считаться с человеческой алчностью, до крайности возбудившейся в этих обстоятельствах. Заседания проходили всё более бурно. Возникли опасения, что дискуссии превратятся в выяснение личных отношений. Мистер Ньюэлл Харвей из Бостона и мистер Вальдехо из Коста-Рики буквально провоцировали друг друга. К счастью, такие провокации остались без последствий, и охота за метеором закончилась без кровопролития.

Нет необходимости напоминать, что газеты разных стран — как тех, кто был непосредственно заинтересован в деле, так и тех, кто вроде бы оставался в стороне, — непрестанно обменивались язвительными статьями. Однако проблема оставалась неразрешенной, и все гадали, не упадет ли болид до того, как она будет урегулирована.

А то, что могло решить ее окончательно, то, что могло положить конец спорам, было не чем иным, как падением болида в открытое море. И не был ли такой исход наиболее вероятен?

Разве то, что предлагали болиду Америка, Европа, Азия, могло сравниться с бескрайними просторами Тихого и Индийского океанов, арктических и антарктических морей? Разве не было бы гораздо полезнее, чтобы золотой шар устремился туда и навсегда исчез во владениях Нептуна?

Впрочем, следует признать, что подавляющее большинство публики отвергало подобный исход. Нет, все отказывались верить в его возможность. Как?! Неужели слиток драгоценного металла, золотой шар радиусом в 25 метров затеряется в бездонной пучине, откуда человеческие усилия никогда не сумеют его достать? Неужели столько миллиардов появилось на горизонте просто для того, чтобы исчезнуть, пролетев сквозь пространство по новой орбите? Нет! Тысячу раз нет! Весь земной шар запротестовал бы устами своих полутора миллиардов жителей.

Более того, Международная комиссия никогда даже не думала рассматривать подобную возможность. По ее мнению, в один прекрасный день — а день этот обязательно наступит — болид станет частью земной сокровищницы. Единственный вопрос, который оставалось решить, заключался в том, кому он будет принадлежать, в карман какого государства положит его непостоянная фортуна.

Но на самом деле, как заметил французский «Экономист», не было бы проще, а также и справедливее, чтобы из этой неожиданной находки извлекла пользу не одна-единственная страна, а весь мир? Чтобы она была поделена между всеми государствами Нового и Старого Света пропорционально численности их населения?