Ленка лежала на расчищенных от снега камнях, закрытых меховым плащом. Совершенно живая, торлько очень бледная… и ещё ей не смогли закрыть глаза, и теперь на ресницах серебрился иней. Девчонки плакали все, даже Кристина, даже Наташка Мигачёва, не пикнувшая, когда ей зашивали бок. И плечо Танюшки вздрагивало под моей рукой. Да и некоторые мальчишки плакали тоже…
А у меня не было слёз.
— Всё, закончил, — Колька встал на ноги, отряхивая колени от снега и каменной крошки. Я подошёл к нему. На алом граните белели штрихи надписи:
Елена Рудь
12.05.73 г. — 16.02.88 г.
Мы помним
— Что ж, это всё, — хрипло сказал я, расстёгивая кобуру нагана. У меня оставался последний патрон… — Хороните.
Санек со Сморчом подошли к Ленке с одной, Вадим и Андрей — с другой стороны, взялись за углы плаща.
— Подождите! Не зарывайте! — послышался болезненный, хриплый крик. Мы обернулись разом, а потом так же разом бросились навстречу Арнису — он еле шёл от пещеры, шатаясь, и, буквально рухнув нам на руки, прошептал: — Дайте… последний раз… — и потерял сознание.
Плащ подняли. Ленка поплыла над заснеженной землёй. А потом свободные концы плаща закрыли её, и остался только длинный свёрток в мёрзлой яме…
— Кто хочет что-нибудь сказать? — скрежещущее спросил я. Мне ответом было молчание, только Валька Северцева, шагнув вперёд, сдёрнула с пальца и бросила на плащ своё простенькое колечко со стразами и сказала мне:
— Всё наверное…
— Да всё, — я поднял револьвер. — Зарывайте.
Короткий выстрел расколол морозное утро пополам.
Игорь Басаргин
Пограничье. Поле боя.
Ты да я да мы с тобою.
Постоянная война.
Я один и ты одна.
Слева пушки, справа бомбы,
Душ пустые катакомбы,
Как берлинская стена.
Чья вина? Ничья вина.
188.
Мы живём в пылу сражений,
В взрывчатости отношений,
В мёртвой пропасти без дна,
И победа не видна,
Но расписаны, как ноты,
Канонады, артналёты.
Наша бедная страна
В эти дни совсем бедна.
Убедившись в неудаче,
Мы сойдёмся и поплачем,
Поцелуемся спьяна.
Что поделаешь — война…
…Свой наган я спрятал в нише под нашим, мальчишеским настилом для спанья, замазав кани глиной.
А аркебузу Ленки взяла Ирка Сухоручкина.
РАССКАЗ 8
ШПОРЫ НА БОСУ НОГУ
И как в войну, мы продолжали
В жизнь играть…
О.Митяев
189.
Александр Розенбаум
Снег и метель вьюжат —
Дай мне тепла в стужу,
Дай быть тебе нужным
каждый час,
Дай мне тепла лета,
Дай мне чуть-чуть света,
Чтоб луч летал где-то
возле нас,
Дай мне чуть-чуть воли,
Тяжкой не дай доли,
Дай совладать с болью,
будь нежна,
И в грозовых бликах
Слышать не дай крика —
Знай, мы не как
никогда нужна!
Чтобы сутью трудный путь мой полон стал,
Чтоб июль настал в январе —
Засверкает в нём твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне,
Чтоб в огне его мне
сгореть!
Дай уходить твёрдо,
Дай быть всегда гордым,
Чтоб в тишине мёртвой
не упасть,
Дай мне моё право
Быть до конца правым
И самого себя
не украсть,
Дай обрести веру
В то, что приду первым,
Рыси не дай мерной —
шпоры дай!
Бросить в лицо спеси
Главную дай песню
И в поднебесье
её сыграй!
Чтобы сутью трудный путь мой полон стал,
Чтоб июль настал в январе —
Засверкает в нём твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне,
Чтоб в огне его мне
сгореть!
Дай выйти сквозь стену
Из пустоты плена
И над морской пеной
чайкой взмыть,
Дай мне упасть в волны
На острие молний,
Всё в этот миг вспомнить
и забыть,
Дай мне чуть-чуть воли,
Тяжкой не дай доли,
Дай совладать с болью,
будь нежна,
И в грозовых бликах
Слышать не дай крика —
Знай, ты мне как
никогда нужна!
Чтобы сутью трудный путь мой полон стал,
Чтоб июль настал в январе —
Засверкает в нём твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне,
Чтоб в огне его мне
сгореть!
* * *
В горах в этот день ещё лежал снег, но ниже по склонам уже грохотали ручьи, подрывая и скатывая в реки валуны, неся песок, глину и гальку. И ветер был тёплым, совсем весенним.
Княгиня Юлия пришла с охраной из двух человек почти в последний момент — я задержался у могилы Ленки Рудь в роще за пещерой. Охрана осталась ниже по склону, а она подошла ко мне, по колено проваливаясь в рыхлый снег.
— Уходите? — спросила она. Я кивнул:
— Сергей пришёл неделю назад. Он разведал путь и осмотрелся там… Но, может быть, мы когда-нибудь вернёмся. Мир, в конце концов, круглый.
— Тут вы всегда желанные гости, — вежливо ответила Юлия. Но потом взяла меня за локоть тонкими сильными пальцами и заглянула прямо в глаза. — Я знаю таких, как ты, -
190.
тихо сказала она. — Ни я, ни Борислав, никто из наших не говорили никому из вас… У меня был брат-близнец, Йожо. Когда мы обосновывались тут пять лет назад, он не остался с нами. Он и ещё несколько человек… Они ушли на юг. А три года назад нам сообщили, что негры уничтожили отряд Йожо на Крите, у него уже был большой отряд… Мне было бы легче узнать, что он убит. Но его взяли в плен и сделали рабом, Олег… Да, иногда бывает и так, — кивнула она в ответ на мой недоумённый взгляд. — Ты ведь идёшь примерно в те места… — Юлия вновь, как тогда, при первой нашей встрече, беззащитным жестом прильнула щекой к вороту плаща. — Если вдруг случится так, что ты… я была бы благодарна за любую весть.
— Да, княгиня, — кивнул я. И вновь — тоже как тогда, только не становясь на колено — поднёс свои губы к её руке. — Я ничего не обещаю, но я сделаю всё, что могу. А сейчас мне пора идти.
Я не оглянулся, уходя. Здесь надо было прочно отвыкать оглядываться…
…Танюшка ждала меня там, где начинался спуск к морю. Стояла, прислонившись к белому стволу берёзы, в котором уже, наверное, начинали закипать соки, и издалека смотрела на меня. И этого взгляда было вполне достаточно, чтобы разом стереть все заботы и неприятности — как мокрой тряпкой с доски.
— Пойдём? — кивнула она мне, и рукоять корды качнулась над плечом, на котором лежал край мехового капюшона.
