Каждое новое слово было вызовом здравому смыслу. Гадалка, очевидно, почувствовала это и тряхнула головой так, что зазвенели сережки в ушах.

– Я и без денег могу сказать, что тебя ждет, – сказала цыганка неожиданно, с острым любопытством всматриваясь в его лицо. – Ты кого-то потерял.

– Никого я не терял, – равнодушно откликнулся Александр.

– Но то, что ты найдешь, гораздо лучше, – добавила цыганка. – Ты сегодня встретишь свою жену.

Александр усмехнулся. Как, оказывается, просто открывался ларчик: на самом деле «великая предсказательница» прекрасно осведомлена о его жизни и, уж конечно, не оставила без внимания тот факт, что он помолвлен с княжной Гагариной. Кроме того, как раз сегодня Александр зван в дом к ее родителям, где наверняка должен встретить свою невесту.

– И это все? – иронически спросил он. – Я-то думал, ты мне что-нибудь поинтереснее расскажешь. О том, что я женюсь, мне уже давно известно, представь себе!

И, смерив горе-предсказательницу насмешливым взглядом, шагнул прочь.

– Постой! – крикнула цыганка вдогонку. – Туча за тобой ходит… черная-черная! Опасность тебе угрожает, понимаешь? Большая опасность!

Судя по всему, гадалка поняла, что ее раскусили, и решила действовать иначе: нагнать страху. Александр обернулся.

– Что, это и есть твое предсказание? – задорно воскликнул он. – Глупая ты! Радость надо предсказывать. И счастье. А за несчастья, которые мне угрожают, я не дам ни гроша. И никто другой не даст!

И, посмеиваясь, Александр удалился. Цыганка топнула ногой и обескураженно посмотрела ему вслед. Но тут заприметила молодого человека, по виду явно не бедствующего чиновника, и, звеня сережками, бросилась на штурм.

– Господин! Дозвольте погадать!

А барон Александр Корф тем временем продолжил свой путь и вскоре был уже возле Зимнего дворца. Золотисто-розовый[1] дворец с белыми колоннами блестел в свете февральского солнца и был так хорош, так ослепителен, что Александр окончательно уверился в том, что все предсказания на свете – чепуха, а предсказатели и того хуже.

Взглянув на часы, он убедился, что до его смены остался еще час с лишним, и совершенно успокоился. От природы Александр был пунктуален и не любил опаздывать куда бы то ни было, пусть даже и на службу, которая для людей его круга являлась чистой формальностью.

Часовой отдал ему честь, и барон Корф, миновав ворота, оказался во внутреннем дворе, где стояло несколько карет с гербами на дверцах, суетились лакеи и притоптывали на месте кучера, которые озябли, поджидая хозяев. Из ноздрей лошадей шел пар, благородные животные перебирали ногами и шумно вздыхали.

Александр по привычке скользнул взглядом по гербам на дверцах, тотчас же определил, кто и, возможно, зачем наведался сегодня во дворец. Карета князя Репнина – это, наверное, старая княгиня приехала просить о месте фрейлины для своей некрасивой незамужней дочери. А вот карета графа Панина, сын которого недавно проигрался в пух и прах… Но, уж конечно, не из-за этого граф явился ко двору, а потому, что молодой повеса вдобавок ко всему ухитрился жениться не понять на ком. Чуть ли не на дочке трактирщицы, да-с! Скандал в обществе разгорелся нешуточный, и государь запретил молодому графу показываться ему на глаза. Хотя сам император Александр II, если вдуматься, тоже не без греха. Еще при жизни императрицы Марии сошелся с княжной Долгорукой и детей от нее прижил, а едва жена закрыла глаза, тайно женился на любовнице. А вот карета действительного тайного советника Волынского – настолько тайного, что никто, собственно, не знал, для чего он занимает столь высокое место[2]. Интересно, зачем старый лис явился сегодня во дворец? Уж не готовится ли в Европе очередная война?

– Все спокойно? – спросил Александр у очередного часового, который охранял вход в здание дворца.

– Так точно, ваше благородие, – отвечал тот.

Когда барон вошел внутрь, настенные часы начали бить – и умолкли. Мимо прошмыгнул старый лакей с поджатыми губами, который нес поднос с пустыми чашками, другой лакей помог снять шинель. Скрипнула дверь, потом еще одна. Какой-то генерал…

– А, Александр Михайлович! Как здоровье вашего батюшки?

Барон Корф нахмурился… Еще он не любил досужие расспросы, до которых особенно охочи женщины. Но, бывает, и старые военные тоже дают маху. Что им за дело до его отца? В отставке, скрипит себе помаленьку на пенсии в своем имении недалеко от Петергофа. Скучный человек, хоть и генерал, да и всегда был таким. Ну кому он нужен, в самом деле?

Но Александр был, помимо всего прочего, и хорошим сыном. И поэтому почтительно ответил, что отец находится в имении, много гуляет, думает написать мемуары (старший Корф думал их написать уже лет десять, не меньше, но так и не сочинил ни строчки).

– Горюет небось по прежним-то временам, – вздохнул случайный собеседник.

Молодой человек мог ему ответить, что генерал Корф так устроен, что не горюет решительно ни по чему на свете. Сколько Александр помнил отца, тот всегда мог отлично устроиться в любых обстоятельствах, после чего благополучно забывал обо всем, что находилось за пределами его маленького мирка. Сам Александр данного качества был начисто лишен.

– Простите, Василий Андреевич, дела…

В тоне его при желании можно было прочитать: да, горюет генерал Корф, что остался не у дел, но сын ни за что этого не признает. И собеседник его невольно укрепился в мысли, что генералу Корфу чертовски повезло с сыном – прекрасно воспитанный молодой человек, и невеста у него достойная, деньги не проматывает, ни в каких скандальных историях не замечен…

– До свидания, юноша. Батюшке мой привет передавайте!

Александр покинул словоохотливого генерала и собирался уже юркнуть на боковую лестницу, которая вела прямиком в служебные покои, где можно было без помех передохнуть, почитать книгу или написать письмо. Однако своим острым взором увидел, что сверху по заветной лесенке идут еще двое бывших сослуживцев его отца. Молодой человек облился холодным потом, поняв, что ему вновь придется рассказывать про мемуары и превосходное здоровье батюшки, а потому быстрым шагом удалился. В конце концов, в покои можно пройти и иным путем.

Он миновал анфиладу комнат, где на стенах висели портреты государей и в лучах февральского солнца тускло поблескивала пыльная позолота, и вышел к другой лестнице. Здесь генералов уже не было, зато нашлось кое-что поинтереснее.

Вниз по ступенькам спускалась девушка, тоненькая, белокурая и прелестная. Судя по всему, она находилась в превосходном расположении духа, потому что ее лицо сияло, а губы улыбались, и при взгляде на эту улыбку вас так и подмывало улыбнуться в ответ. Следом за девушкой, почтительно отставая от нее на пару ступеней, двигался дворцовый лакей Козьма, и если обычно он подагрически топал ногами, то сейчас скользил неслышно, как балерина.

– Сюда, сударыня, – прошелестел он учтиво. Похоже было на то, что Козьму приставили к незнакомке, дабы та не заблудилась.

Девушка подняла голову и увидела, что навстречу ей поднимается молодой офицер, красивый, но до невозможности надутый и деревянный, как какой-нибудь англичанин. По крайней мере, здесь, на мраморной дворцовой лестнице, он производил именно такое впечатление.

Девушка прошла мимо, не удержавшись, впрочем, от улыбки, – настолько нелепым и чопорным ей показался офицер. А через несколько ступеней и вовсе забыла о нем.

Что же до Александра, то он видел следующее.

Девушка, которую молодой барон Корф никогда прежде не встречал во дворце, выскользнула из-за поворота лестницы. Незнакомку сопровождала какая-то тень в одежде лакея, но в то мгновение Александр вовсе не обратил на это внимания.

Незнакомка подняла голову, и из-под черных ресниц прямо ему в душу посмотрели карие глаза. В следующее мгновение в глазах заплясали смешинки, похожие на золотистые озорные огонечки, и с Александром произошло то, что вообще-то очень редко с ним случалось, – он смутился. Но у него все же хватило такта, чтобы посторониться, пропуская девушку.