— Отец мой! — вскричала она, и обвила юношу, и горячо поцеловала. — Отец мой! ты не поверил Зуввелю?.. не веруй ему, он злодей, клевета его пала на всех нас… клянусь бело-шелковыми волосами твоими, что у Радо чиста душа, как звуки его песен. Ты сам любишь его песни…
Светославич вздохнул.
— А ты любишь его песни? — спросил он.
— Я?.. — произнесла дева, смутясь. — Злодей Зуввель наговорил тебе на меня… хотел оторвать от твоего сердца, разлучить хотел…
— С Радо?
Девица зарделась.
— С тобою, — произнесла она и обвила снова Светославича.
Но он равнодушно принял ее ласки, какая-то память вдруг обдала его холодом; схватив узду и сдавив коня коленами, он быстро помчался за бегущим псом.
Едва только выбрался Светославич из леса… за широкой долиною, на покатости, разделенной тремя истоками, вытекающими из горы, покрытой садами и лесом, открылось село, огражденное деревянной стеною с отлогами; на расстоянии полупоприща возвышались каменные бойницы; между разбросанными по холмам домами, похожими на сброшенные на землю крыши; стояли несколько мольбищ с вежами высокими.
— Отец мой! — вскричала дева. — Вот и станица твоя, Босна! О, как радостна душа моя! Вон горница моя… светит за зеленым садом!
Пес бежал прямо к городу. Встречные люди останавливались, всматривались в Светославича и вдруг с удивлением снимали мохнатые шапки, кланялись в пояс.
Вот подъехал Светославич к воротам; стража с изумлением выровняла свои секиры.
— Жупан Марко! — раздалось во всех устах, и молва перегнала приезжего. Весь народ поднялся на ноги, стекается отовсюду на встречу.
— Пан ты наш, Государь! — кричат со всех сторон.
— Да где же глас рогов и бубнов?.. не взметается пыль по пути? — шепчут все, смотря на извивающийся путь в гору, с которого приехал Светославич.
— Не видно!.. или сгинули отцы, мужья и дети наши от меча и жажды в недозираемой дали?
Но, несмотря на все сомнения, народ стекается, кричит:
— Здравствуй, Пан ты наш, Государь, Краль Марко! и с своею Кралицею Волною!
Снимают Светославича и Вояну с коня, ведут под руки в высокие палаты; обступил народ палаты, сошлись скоморохи, зычат в бубны, побрякивают кольцами, дудят в глиняные дудки, пищат в сопелки, рады все, что приехал Краль Марко.
И Светославич доволен, что приехал в Уряд Бошнякской Жупании. Он не дивится, что у него борода как лес, а полы багряницы, словно шатер, вокруг него раскинулись, а сорочка бисером покидана, цетавая гривна на шее висит, на руках золотые обручи, стан перетянут поясом велеремитом и меч золотой при бедре, а вокруг него стоят Бояры и Редялы в златых гривнах, и поясах, и обручах. Никто не спрашивает его, какими крылами взлетел, каким путем пришел.
Ведут его в светлые палаты. Стены цветными камнями разукрашены, посреди мраморный водобой. Против солнца у стола пристолец золотой, кругом — лавки дорогими шелковыми коврами устланы.
Садится он на пристолец, берет костыль, сажает подле себя Кралицу.
— Приведите ко мне, — говорит он, — Гусляра Радо. Вспыхнула, вздрогнула Кралица Вояна.
Привели Гусляра Радо; бледен, как лунный свет, упал в ноги Светославичу.
— Ну, Гусляр Радо, заиграй, запой ту песню, что любит Кралица Вояна; ладно споешь, дам тебе все желанное.
Ходит страх по членам Радо. "Ну, — думает он, — заиграю я себе конечную песню!" Строит гусли, ударил в звонкие струны, вскинул очи к небу, вздохнул и запел:
Встала тьма от синего моря,
Взвилась тьма по раннему небу!
А в зеленом садике сударик сидит,
Сударик сидит, душа плачется!
Вьется вран над его головою,
Тощий вран накликает братью:
"Ей, слетайтесь, братики, недолго пождать,
Горюн молодец истоскуется".
Кончил Радо песню, поклонился Пану Жупану и Кралице.
— Ладно ты спел, — сказал Светославич, откидывая висячие усы на сторону. — Отдал бы я тебе за сладкую песню и Кралицу Вояну, да станется ли ей то по сердцу!
Не верят Радо и Вояна слуху своему, не верят речам Пана Жупана; припала Кралица к руке его, покатился Радо в ноги, зарыдали от радости, — верно, много было слез на сердце.
Дивятся знаменитые мужи Жупанства, Редялы и все люди дворовые и сельные: Краль отдает Кралицу за Гусляра Радо!.. будет нам часть под панские гусли плясать!
— Ну, — говорит Светославич Редялам, — подайте мне череп Русского Князя Светослава, хочу им сладкий мед черпать и за здравье Вояны и Рады выкушать.
Заметались Редялы во все стороны, бегут в панские кладовые, перерыли в ларях сокровища… Черепа нет!
— Государь, Краль, Жупан Марко, — говорят они, — почерпни сладкого меду иным златым ковшом, а череп Князя Светослава ты изволил с собою взять, верно, сгубил.
Вскипело у Светославича сердце злой досадою, затряслась борода.
— Коня! — крикнул он. Идет на крыльцо.
Не ведает никто, чего угодно их Жупану Марку.
Радо, Вояна и дворовые люди идут за ним на крыльцо.
Готов конь, землю роет, сбруей потряхивает.
Садится на коня Светославич; лает пес, хвостом мотает, выбегает вперед на путь.
— Оставляешь ты нас. Государь родитель! — заплакали Вояна и Радо.
— Опять оставляешь ты нас сиротами, Государь родной отец! Кто ж без тебя будет рядить Царство? — заголосил народ.
— Вот вам Царь Государь и с Царицею! — отвечает Светославич, указывая на Радо и Вояну.
Закинул узду, вскочил на коня, несется городом, мчится в широкое поле, только пыль вьется вихрем.
Смотрит народ вслед за ним, недобром поговаривает, на Радо искоса поглядывает.
Не быть тут добру.
Скачет опять один-одинехонек за мурым псом; опять ни жажды, ни голода, ни усталости.
Вот уж переехал Светославич реку Святую Перунову, широкий Дана-Пирун, да реку Святого Пана Буга, да Да-настр, святую реку Торову, распахнулось влево море, раскинулись вправо высокие горы Волошские.
Вьется Дунай, извивается, впился в море семью устьями.
Видит Светославич, сошлись две силы великие, готовятся к бою; одна стоит по одну сторону долины, другая по другую. Одна сила Угорская, Семиградская, Капитан ее племени Альмов;[45] другая сила Бошнякская, Воеводою у ней сам седовласый Жупан.
Всполошились обе силы, завидели издали Светославича… а за ним тянется черное облако взвитого праха. "Ох, думают, к кому-то из нас помощь идет!"
Высылает Бошнякский Жупан послов навстречу Светославичу, спросить: кого ему надобно? кого ищет он, друга или недруга? к кому ведет рать, очами необъятную?
— Ищу, — отвечает Светославич, — Бошнякского Краля Марку.
Обрадовался Жупан Марко нежданной помощи, идет сам навстречу к Светославичу.
— Как тебя звать-величать, добрый, младый Витязь? не ты ли Царь-Царевич Ордынский ведешь ко мне в помощь рать великую? О, спаси тебя промысел! теперь возвращу я родную Паннонию!.. предки наши жили в ней под кровом Истины, не знали иных господ и судей, кроме жрецов; никто не покорял нас, кроме Александра и Трояна… Пришли с Аттилой Гунны в пятом веке, покорили землю нашу… Вызвались к нам на помощь Саки Азы, Хангары да Хазары… изгнали Гуннов, а сами с своим Воеводою Арпадом поселились на земле нашей, завладели кровами и женами нашими… С тех пор мы не знаем приюта под небом, с тех пор бьемся мы за Дунайские берега, за родную Паннонию…
Светославич нетерпеливо слушал рассказ Жупана.
— Стой, Жупан Марко! прикажи сперва подать мне сладкого меду, утолить жажду; да прикажи подать мне любимую свою чашу, добытую мечом; не люблю я ни золота, ни дерева…
— Рад я гостю желанному! — говорит Марко. — Так рад, что напоил бы его из любимой своей чаши — из черепа Русского Князя Светослава; обделал я его в золото, выложил жемчугом и светлыми камнями — да отослал в дар Царю Византийскому…