К обеду они были в интернате. Влад с Валеркой поднялись в кабинет директора, а Леха остался во дворе и присел рядом с плотником.

— Что, новенького привезли? — спросил дед.

— Ага.

— Одних привозят, другие убегают. Шалопуты, — покачал он головой.

— Что, много бегают?

— Да не без этого. Только что толку, все равно поймают. И чего они к этим алкашам-родителям бегут, не пойму. Тут от нас один мальчонка в спецшколу попал, тоже решил убежать, да и замерз. Зимой, стало быть, дело-то было. Весной только и нашли. А не сбег бы, жил бы еще. И чего бегут? Ну, если бьют их, то ведь и потерпеть можно...

— Семеныч, куда это? — обратился к нему мальчишка, вышедший из столовой с мешком, который держал перед собой на груди.

— Да куды ты прешь? — сердито крикнул дед. — Вон директорская машина, туды и положь.

Пацан подошел к багажнику и попытался его открыть. Мешок вырвался из рук, и на землю посыпался сахар.

— А, раззява! — в сердцах произнес дед, и, отложив рубанок, поспешил на выручку.

— Козявка, давай быстрее, повар зовет! — крикнул пацан с крыльца, где стояли бочки с отходами.

Козявка закрыл багажник и скрылся в помещении.

— Такое добро на землю! Вот шальной, — проворчал дед и погрозил кулаком вслед подростку.

— Ну что, пошли? — позвал Леху Влад, выходя от директора.

По дороге к вокзалу он долго молчал, а потом тихо произнес:

— Да, изменились интернаты, ушла из них доброта.

— А ты что, в интернате был? — удивился Леха.

— Был, только в санаторном. Через него я и стал нормальным человеком, а не паразитом. Жаль, что год всего, хороший был интернат. Спасибо маме, что отдала туда, хотя переживала за меня, скучала. Если бы не мама и интернаты, быть мне уголовником.

— Ты вот что, Леха, — сказал Влад, — двигай в Челябинск, а мне тут одного парня надо найти. Я тебя прошу, позвони моей матери, скажи, что я вернусь позже.

Они пошли по тропинке к платформе. У лестницы на коленях, покачиваясь, сидел пацан с синяком под глазом. На его лоб свисали сосульки давно немытых пшеничных волос. Перед ним лежала шапка с мелочью. Рядом с ним стояли еще два подростка. Одному из них было лет двенадцать. Его лицо, усеянное веснушками, было очень подвижным, другой в кепочке с американским орлом казался более взрослым и спокойным. Увидев милиционеров, они юркнули в толпу, а пацан-нищенка замер в ожидании. Леха надвинулся на него, намереваясь прогнать, но Влад задержал его за рукав.

— Не надо, Леха. Он же на работе.

— На какой работе? Ему учиться надо.

— А если ему жрать нечего?! Может, он на хозяина работает или отец заставляет?

— Ну, ты добренький! Может, ты еще ему милостыню кинешь?

Влад улыбнулся и, вынув из кармана деньги, бросил их в шапку собиравшемуся уже сбежать пацану.

— Ты что, богатый? — глядя на него с недоумением спросил Леха, когда они отошли на несколько шагов. — Может, у тебя тетка из Бразилии приехала? Ты вообще хоть сколько выбросил?

— Не знаю, — равнодушно ответил Влад, — я не смотрю, чтобы потом не мучиться, много или мало дал... Какая разница?

— Ну, Влад, ты либо дурак, либо блаженный...

Дождавшись, когда милиционеры скрылись из виду, к пацану подбежали двое приятелей.

— Олег, сколько он тебе дал? — с нетерпением спросил один из них.

— Чирик, — ответил он, улыбаясь, и показал деньги.

— Во! Ну, мент! — присвистнули пацаны.

— Дурак ты,. Пузырь. Он не мент, а милиционер, и добрый, как Санька.

К деду Даниле Влад добрался уже под вечер. Навстречу ему выбежал Мухтар.

«Вот и следователь пожаловал», — подумал дед Данила, подбрасывая корове сено. На все вопросы Влада он отвечал уклончиво или однозначно «не знаю». Когда расстроенный Влад собрался уходить, он вдруг спросил:

— А вас не Владом Алексеевичем зовут?

— Ну и что с того? — раздраженно спросил Влад, потирая шрам над левой бровью.

— А документик-то у вас есть? — прищурив глаз, спросил дед.

Влад улыбнулся и достал удостоверение. Дед повертел его в руках, покряхтел и вернул обратно.

— Влад Алексеевич, вы молока не хотите? Парное, свое, — с хитрой улыбкой предложил вдруг дед Данила.

— Ну и хитрюга вы, Данила Арсентьевич, — рассмеялся Влад.

«Мерседес» подъехал к воротам стоянки и посигналил. В окошке появился Санька. Водитель показал ему карточку с номером 87. Санька нажал на кнопку, ворота открылись, и «Мерседес» плавно вкатил на стоянку. Закрыв машину, водитель с бутылкой коньяка направился в будку охранника.

— Привет, командир! Как дела?

— Лучше всех! — коротко ответил Санька и подал ему журнал регистрации.

Расписавшись, водитель поставил на стол бутылку «Наполеона».

— Примешь, командир? — предложил он.

— Нет, я на дежурстве.

— Ну немного-то можно, — снисходительно улыбаясь, он поискал стаканы и откупорил бутылку.

— Только я пить не буду, душа не принимает, — отказался Санька и подал водителю эмалированную кружку.

Тот отпил немного и поставил кружку на стол.

— Уважаю. Ты вот что, я тут к тебе давно приглядываюсь. Вроде парень ты крепкий, а мне как раз такой нужен для охраны. Будешь иметь все! Ну и бабки, конечно, хорошие.

Санька подумал: «От него так просто не отвяжешься, лучше пообещаю». И сказал вслух:

— Я подумаю.

— А что думать-то? Ты же не будешь век сидеть в этой конуре, как собачонка!

Санька, чувствуя закипающую в нем злость, хотел уже было послать его, но тут распахнулась дверь и вошел Борис, брат Саньки.

— Здорово, Санек!

Водитель посмотрел на братьев и засобирался. Уже у порога он повторил:

— Ты подумай, парень.

— Чего он хотел? — спросил Борис.

— Чего хотел? Чего хотел? — раздраженно передразнил Санька. — Купить хотел, погань.

— Санек, у меня к тебе новости. Только не знаю, хорошие или плохие. Вчера приходил участковый и сказал, что если ты объявишься, чтобы зашел в ментовку. Там, говорит, документы на тебя пришли из «спецухи».

— Какие документы? — с волнением переспросил Санька.

— Ну там, короче, паспорт и еще что-то. Только, откровенно говоря, не нравится мне все это, братан.

Санька задумался, потирая рукой подбородок.

— Слушай, Борь, а, может, и вправду вернули? Ты знаешь, как мне надоело ходить, оглядываясь? Жить под страхом и ждать, когда за тобой придут!

— Решай, конечно, сам. Только я ментам если и верю, то вот настолько, — и он показал щель между большим и указательным пальцем.

Всю ночь Саньку мучали сомнения, но мысль о том, что он вновь сможет свободно жить и дышать полной грудью, согревала его. Утром он поговорил с Аленкой. Это был нелегкий разговор. Она, видимо, своим женским чутьем предчувствовала беду и просила Саньку не ходить в милицию. Он ушел от нее обиженный, твердо решив пойти в райотдел, несмотря на все уговоры.

Ближе к обеду Санька подъехал к зданию райотдела. На душе у него было тревожно, руки вспотели. Тяжело вздохнув, он толкнул дверь и направился к окошку дежурного.

— Где мне найти участкового Стрешнева? — спросил он.

— Стрешнева? Он на втором этаже. Комната 18, — ответил дежурный и, проводив взглядом Саньку, стал торопливо набирать номер.

Санька поднялся по лестнице и, пройдя по коридору, в нерешительности остановился у двери с табличкой: Участковые инспектора». Внутри у него словно что-то оборвалось, и он уже собирался уйти, когда дверь распахнулась, и он нос к носу столкнулся с участковым.

— А, Оленик! Пришел? Заходи, — пригласил он. Санька вошел в кабинет, большую часть которого занимало два письменных стола. За одним из них сидел старший лейтенант, плотный мужчина со скуластым обветренным лицом и что-то писал в лежащем перед ним журнале. Увидев Саньку, он поднял на него большие черные глаза и отложил ручку.

— Садись. Ну что, набегался? — с усмешкой спросил он. — Пора обратно, Оленик.

— Вы же сказали, что документы пришли?