Пока вы смотрите на себя как на вещь, вы на мир смотрите сквозь поверхность этой вещи. Смотрите на себя, воспринимаете себя как вещь, образуете пленку. Мы как в целлофановых пакетах и на мир смотрим через целлофан.

Процесс потери упаковки, конечно, идет эволюционно: у тех, кто тренирует психоэнергетику, в оболочке все больше и больше «дырок», через которые они пробиваются к пространству. Ведь развитая психоэнергетика в упаковке существовать не может…

Но если развивать этот образ, можно сказать, что есть люди, которые тренируют психоэнергетику, а упаковка прочна и начинает надуваться. Люди – шары воздушные. Человек внутри болтается, а шар растет, у него видения начинаются… «Я объем поймал!» – это объем его поймал.

Это, конечно, образ, но он выражает главную идею пространственного бытия: все есть результат давления, все явленное, все оформленное.

Если вы попробуете воспринимать ситуации и мир, себя самих и все вокруг себя как игру различного давления в пространстве, то, может быть, вам удастся узнать, откуда каждый раз исходит это давление. И как получается форма. И может быть, вам удастся эти формы творчески использовать. Тогда может произойти такое событие: сознание не будет претендовать все время заниматься маниакальной деятельностью по упрочению своей власти над человеком, а будет радоваться, создавая формы на основе резонанса с пространством.

Человеческие отношения, даже очень близкие, выглядят с точки зрения пространства следующим образом: две вещи стучатся друг о друга. Но, к счастью, есть другие возможности отношений. И душа с душою говорит. И эта возможность: души с душой – приобретает для человека с развитым чувством пространства бесценное значение.

Чем забито пространство сознания? Это же склад. Полная голова книг. Чего там только нет. Но зачем? Только для одного – чтобы было заполнено. Не дай Бог там окажется пустота. Она сразу резонирует с пространством. Прокол. «Дырочка».

Когда я – пространство и ты – пространство, возникает резонанс, взаимопроницаемость. И это все еще в большем пространстве.

Это совсем другая жизнь. Когда вы выходите к такому способу жить, вам не надо таскать с собой все эти библиотеки, справочники. У вас в каждый момент времени будет все, что нужно для данного момента времени.

Но мы привыкли к тому, что у нас сразу все есть (даже то, что никогда не понадобится), и предпочитаем «охать, кряхтеть и стонать под ношей нудной жизни», вместо того чтобы стать свободными, пустыми и наполниться жизнью, реальностью – и видеть друг друга глазами наших душ.

Человек не получится, если он сначала не подвергнется давлению, не сформируется. Он должен быть сделан, а потом может раскрыться и стать пространством.

А делается человек вот как. Стучатся друг о друга вещи. Чтобы сделать любую вещь, нужно с помощью инструмента воздействовать на материю и придать ей соответствующую форму. Чтобы сделать человека, социуму тоже нужно воздействовать на этот растущий организм и придать ему форму человека.

Но эта форма великолепна. В ней есть все, чтобы совершить шаг к полному бытию. И если отбросить различные параноидальные идеи: о новом человеке, о совершенном человеке, о переделанном человеке – и увидеть, «какое потрясающее изделие человек», то открывается величие человека. И жизнь открывается. Она перестает быть вещью, над которой нужно постоянно мучиться.

Вообще не надо жизнь делать. Делая ее, мы умираем. А не делая – живем. Когда мой Мастер говорил: чистый – мертвый, грязный – живой, он же не имел в виду, что не надо мыться. Когда мы говорим: «совершенство – это смерть», с точки зрения вещи – это один смысл, с точки зрения пространства смерть – это и есть совершенство, когда ты умираешь как вещь и рождаешься как пространство. На языке вещей говорить об этом очень опасно. Тут нужно сочинять притчи и писать стихи.

Несравненный и единственный Насреддин жил так. Не зря все серьезные эзотерики всего мира признают его духовный подвиг самым высоким. Высочайшим. Даже если реального такого воплощения не было, то само создание этого образа – величайшее прозрение, глубочайшая истина.

Он был веселым человеком. Он играл в этом мире вещей как хотел. Он был Богом, играющим Богом, смеющимся Богом. Он был Богом – не вещью.

Каждый из нас может быть Богом, в каждом из нас есть Бог, но его нужно выпустить. Для этого надо просто перестать быть вещью. Это очень трудно осуществить, потому что прежде необходимо выиграть поединок с сознанием. Не уничтожить сознание, а стать его хозяином. У него же есть хозяин – это вы.

Вы представляете – такая потрясающая штуковина, как человеческая форма, не имеет хозяина. Если пользоваться образом Гурджиева: великолепная лошадь, великолепная повозка, и несется неизвестно куда, неизвестно почему. Быстро найдется тот, кто приберет это к рукам. Или лошадь решит, что она главная. И начнет тащить повозку куда-нибудь на луга, на травке поиграть. От повозки-то она отцепиться не может. Хорошо все сделано.

Если бы сознание могло отделиться… Это фикс идея сознания – отделиться и жить самостоятельно, вне тела и без всякой психоэнергетики. Почитайте, сколько заумных, мудрых и умных книг написано о мечте сознания. Если бы их авторы понимали, о чем они пишут. О мечте сознания существовать отдельно, потому что все ему мешает. Конечно, мешает. Ведь когда часть целого возомнила себя целым, естественно, все остальное начинает мешать. Когда форма возомнила себя содержанием… то кувшин станет возмущаться, когда в него что-то будут наливать.

В любви к пространству и открывается реальность как таковая. Конечно, с точки зрения мира вещей вы становитесь более уязвимым, более каким-то не таким. Не таким сильным, не таким волевым… И холод, и давление, и тыкать вас начинают. Но если вы укрепились в своем пребывании, тогда решается этот фундаментальный момент – момент радости бытия. Радости оттого, что я есть, что я живой, что я родился.

Если этой радости нет, никаких радостей нет. Есть только «размышлизмы» по поводу радости. Радость – в том факте, что я живой. Если этой радости нет – нет фундамента для здоровой психики. А ее нет, потому что человек между собой и миром ставит умственные конструкции с надеждой, что они обеспечат ему абсолютно гарантированное будущее.

Вот перед человеком лежит прекрасный апельсин. Он может любоваться, нюхать его, разрезать, съесть. Бесконечный источник радости, наслаждения эстетического, сенсорного. Можно еще философски осмыслить, раскрыть его: вот вам огненный цветок, вот вам образ солнца. Да что хотите. Любой поэт может извлечь цикл сонетов. А человек ест апельсин и думает: «Боже, какая ужасная жизнь, что я буду есть завтра?» А ведь «птичка божия не знает ни заботы, ни труда»…

Кроме «кайфа», в пространственном бытии есть все, чему положено быть в жизни. Но одно то, что это пространство любви, одна возможность свидетельствовать это – уже прекрасна. Это радость открывания мира заново, радость видеть и слышать без пленок, без интерпретаций, без масляных пятен – сочно, ясно.

Интимные отношения между различными частями воплощенного человека, между его плотью и душой, между душой и духом, между мыслями и эмоциями возникают тогда, когда эти инструменты пропитываются пространством, музыкой пространства. Тогда в них возникает другое ощущение бытия. Другое ощущение тела, другое ощущение психоэнергетики, сознания – другая система отношений. У них появляется общее – жизнь в пространстве.

Напомню вам знаменитую притчу о мастерстве без мастерства. Мастер стрельбы из лука стреляет в глиняные горшки и раскалывает их точно пополам. Мимо идет дзенский монах. Мастер стрельбы из лука над ним подсмеивается: ну что ты, бездельник, тунеядец, попрошайка, ничего не умеешь. «Ты посмотри, как это красиво». И действительно, красиво видеть, как Мастер раскалывает стрелой кувшин. «Хоть бы ты этому научился».