А надеяться все равно очень хотелось. Да еще тут некстати настала весна, ранняя, глупая, с просветами голубого неба, хлюпаньем под ногами и запахом талого снега с оттенком грядущих приключений… В поисках которых в курилку отчего-то хотелось заходить все чаще.

Но приключение все равно застало Асю врасплох, причем совсем с другой стороны. В ее, вернее, отцовском доме этажом выше жил сосед-старичок. Ася заметила его почти сразу по переезде – худенький, седой, сгорбленный – кажется, в чем душа держится. Она вскоре с ним и познакомилась – случайно, пока лифт вместе ждали. Старичок улыбнулся ей, сказал что-то вроде, что вот-де, новенькая у нас в подъезде, симпатичная такая – и Ася, которой так не хватало в то время человеческого тепла, не могла не быть ему благодарна. Теплое слово, в конце концов, и кошке приятно. К тому же старичок был вознагражден за свою теплоту сторицей – Ася с тех пор на правах соседки доставала ему газету из ящика, возвращаясь домой из университета, помогала донести при случае тяжелую сумку или просто бегала в магазин за кефиром и прочими мелочами. Дружбой это нельзя было назвать, но так – добрососедские отношения. Обоих это, по всей видимости, устраивало даже больше, чем казалось на первый взгяд. Во всяком случае, в асиной девичьей жизни было не так уж много добрых отношений, а про старичка ничего известно не было.

И вот, возвращаясь как-то с работы, переполненная расплывчатыми мыслями о мимолетной встрече с Таковецким в курилке, Ася автоматически, как всегда, проходя мимо, выдернула из старичкового ящика свернутую в трубку газету и поднялась к его двери, чтобы отдать. Позвонила. Старичок открыл, поздоровался, поблагодарил как обычно, но, вместо того, чтобы тут же попрощавшись, дверь и закрыть, вдруг отступил назад и тихо сказал Асе:

– Зайди-ка на минутку.

Ася слегка опешила. Такого в заводе не было. Она даже встряхнулась и отвлеклась от своих расплывчатых, но таких заманчивых мыслей, но, секунду поколебавшись, все же последовала приглашению. Почему бы и нет, в конце концов? Старичка она знает не первый год, да и потом… Что она теряет? Альтернатива у нее все равно лишь одна – спуститься на этаж в свою квартиру и варить там себе кофе в лучшем случае в одиночестве, а в худшем – в компании мачехи с сестрицей. Лучше уж старичок… Может, он тоже кофе заварит… Мачеха категорически не одобряла асину способность пить кофе в любое время суток в любых количествах, и хоть и не говорила ничего, но так смотрела, что половина кайфа терялась тут же на месте.

Итак, она вошла в квартиру и замерла у порога в нерешительности. Старичок же, сделав ей знак рукой в сторону вешалки, мол, раздевайся, зашаркал куда-то вглубь и исчез за поворотом коридора. Ася повесила куртку и двинулась за ним.

Квартиры в этом доме были генеральские, огромные, с высоченными потолками и множеством комнат, раскиданных в произвольном порядке вдоль длинных извилистых коридоров. Когда Ася нашла, наконец, своего старичка, он обнаружился не иначе, как в кабинете – просторной комнате, все стены которой были уставлены высокими, в потолок, шкафами с книгами, а посередине громоздился – именно так, иначе и не сказать, здоровенный письменный стол. Не стол даже, а целый катафалк – со множеством ящиков, резными ножками и колонками, да еще сверху весь заваленный книгами и прочей заумной рухлядью, так, что хозяин, усевшийся за ним в кресло, и виден-то был с трудом.

– Садись, – снова махнул старичок Асе из своей ниши. Ася повертела головой, обнаружила у одной стены затерявшийся среди шкафов зеленоватый кожаный диванчик и послушно села.

– Села? Тогда слушай, – проскрипел старичок из-за стола. Ася кивнула. Дело явно пахло не кофе, скорее керосином, да что уж теперь… Интересно, надолго все это? И вообще – зачем?

– Я скоро умру, – еще тише, чем раньше, проскрипел старичок. Ася испугалась. Господи, он что, хочет оставить ей какое-нибудь старье в наследство? Вот не хватало. Она начала было сбивчиво нести что-то такое общеуспокоительное, но старичок только резко отмахнулся, и она смолкла на полуслове.

– Слушай, – сердито цыкнул дедок. – Не надо мне твоих… Этих… Я дело говорю.

Ася только кивала со своего диванчика.

– У меня нет никого. Нехорошо, конечно, но так уж вышло. А чтоб совсем все пропало – не хочу. Решил – оставлю тебе. Я на тебя глядел, девочка ты неплохая, и голова есть. Жаль, конечно, не мальчик ты, да что поделать-то…

Ну точно, сейчас про завещание скажет – решила Ася. Она попыталась снова открыть рот, но старичок, очевидно, уловив ее намерение, так зыркнул из-под нависших на глаза седых бровей – будто молния по комнате сверкнула – и Ася осеклась, не начавши.

– Я хочу оставить тебе Дар, – со значением произнес старичок. И замолчал, будто ожидая асиной благодарной реакции. Не дождавшись, он вздохнул и продолжил.

– Я волшебник. Старый, опытный волшебник. Мне, по-хорошему-то, ученик был бы нужен, знания передать, да, видишь ты, не пришлось. Теперь пропадут они, знания-то… Их так в одночасье не отдашь, тут надо годами учить… Да… Жалко. Но это – это Дар. Его я могу просто так передать, вот тебе и передам.

Ошарашенная Ася молчала. Просто, что называется, потеряла дар речи от всех этих неожиданных даров. Ясно, старичок спятил. Уйти бы теперь потихоньку, врача, что ли, вызвать, да только как… Обидится ведь. Еще тяжелым кинет, с него станется, с психа-то… А с другой стороны – он пока мирный. Может, если его не раздражать…

– Зря боишься, – перебил ее мысли старичок. – Я не спятил и не рехнулся. Я, может, за сколько лет только-только за ум взялся… Эх, да поздновато пришлось… Мне б тебя еще когда позвать, глядишь, чему бы и научилась…

– А почему – поздно? – Неожиданно для самой себя спросила вдруг Ася. – Может, попробуем?

Говоря все это, она сама не понимала – то ли безумие оказалось заразным, то ли ей хочется просто успокоить соседа…

– Да сказал же – время мое истекло, – досадливо вздохнул старичок. – Ухожу я. Умираю, по-вашему. Ты вот что, не болтай-ка давай, а слушай меня. Он хоть и Дар, а тоже дело не простое.

Он вышел из своего укрытия за столом и встал перед Асей, словно лектор на кафедре.

– То, чему я хочу тебя научить – Дар – это способность проникать в чужие мысли. Очень важная, нужная вещь. Ценнейшая вещь. С нею, если умеючи взяться, можно многое что натворить…

– Как это – чужие мысли? – не поняла Ася. – И зачем они мне?

– Зачем? – всплеснул руками старичок. – Эх, ты…

Ася вдруг ощутила, как с нею что-то произошло. Казалось, словно кто-то вошел в ее мозг – не в голову, где расположен тот, что с извилинами, а будто бы в душу, в самую ее суть. Но и в голову одновременно тоже. Потом по душе будто бы провели мягкой рукой, собрали в клубочек, ласково так погладили. Ощущения были довольно приятными, но очень странными, непохожими ни на что – и как вести себя, было совершенно неясно. Вдруг оттуда, из ее собственной головы – или души, понять и различить это было уже невозможно – ей зазвучали слова, явным образом ее собственные, хотя она могла бы поручиться, что никакого отношения к ним не имеет.

– Завладевая образом мысли, ты можешь любому человеку оставить мысли свои. Это – ценнейший из всех Даров. Но полезен он лишь при условии, что они – свои мысли – у тебя есть. Если сумеешь понять это – будешь счастливой. И помни – Дар нельзя использовать во зло. Ты добрая, умная девочка, ты разберешься…

Поток мыслей тек, завораживал. Вдруг – Ася почувствовала, что ее как будто встряхнули – мягкие руки отпустили ее мозг. Внутри сразу стало как-то пустовато и слегка неуютно.

Старичок, вновь возникший прямо перед ней – а может, он и не исчезал никуда – ласково улыбался.

– Ну, теперь поняла?

– К-кажется. Д-да, наверное. – Спорить с ним казалось невозможным, особенно сейчас. В голове еще отдавались, звучали мягкие движения рук. – А как вы это делаете?

– А это и есть – Дар. Я передам его тебе, и ты тоже так сможешь. Конечно, нужна какая-то тренировка, но ничего сложного нет, я объясню, у тебя все получится. Надо только поначалу человека правильно выбрать, присмотреться к нему, понять, какой у него мыслеобраз…