Фред поежился. Вдруг он почувствовал, что ему недостает Терезы. Он обернулся. Она не шевелилась. Фред был в ярости, что его подруга смела уснуть: «Она себе спит, а я, я – не мужчина! Я докажу ей…» Махнув рукой, он начал одеваться, но вдруг застыл с носком в руках: Тереза вздохнула и перевернулась. Ее нежное лицо промелькнуло в луче света, проникавшего с улицы, и вновь исчезло в тени. Фред натянул носок и задернул занавеску.
Держа ботинки в руках, он осторожно открыл дверь. Веки Терезы дрогнули, но он этого не видел. Когда Фред вышел в коридор, она села на постели, озабоченно хмурясь, зябко кутаясь в одеяло.
Очутившись на улице, Фред подошел к машине, отпустил тормоза. «Фрегат», глухо шурша, покатился по дорожке, идущей под уклон. Фред остановился перед решеткой. Железные ворота лязгнули, когда он открыл их.
В окне первого этажа шевельнулась занавеска.
Матильда испустила удивленный, а затем возмущенный возглас:
– Шарль! Вставай же, черт возьми! Твои клиенты удирают потихоньку.
Безжалостно разбуженный хозяин гостиницы подбежал к окну, почесал затылок:
– Что это с ним? Машина сломалась? Почему он ее не заводит?
– Чтобы его не услышали! Беги, Шарль, приведи назад этого паршивого негодяя!
Она подталкивала мужа к дверям. Тот сопротивлялся:
– Минуточку, дай подумать! Так можно попасть впросак. А малышку ты видела?
– Она наверняка в машине.
– Значит, ты ее не видела. Пойди сначала посмотри, не осталась ли она в комнате.
– Ты с ума сошел? Зачем?
– Они сегодня поссорились. Ты же знаешь: он выходил один! Откуда тебе известно, может, он опять решил прогуляться в одиночестве?
– Так поздно? Только тебе могло прийти в голову такое! И все потому, что не хочешь себя утруждать.
– Иди. Пока он будет закрывать ворота, ты вернешься.
Хозяйка бегом поднялась по лестнице. Перед дверью она на секунду замерла в нерешительности. Когда ручка двери тихонько повернулась, Тереза вытянулась на постели и закрыла глаза, думая, что вернулся Фред. Матильда, увидев ее в кровати, с облегчением вздохнула и бесшумно прикрыла дверь.
Тем временем Фред выбрался на шоссе, оставив ворота приоткрытыми.
Шарль наблюдал за ним через грязное стекло. Услышав, что жена вернулась, он спросил:
– Ну что?
– Ну что… Она наверху!
Он в раздражении махнул рукой, повернулся к Матильде:
– Ну! Кто был прав?
– Ты! Ладно, пусть ты!
Шарль еще раз взглянул на Фреда, который катил машину, не включая мотора, и вернулся в кровать, ворча:
– Подумать только, ты не дала мне досмотреть сон…
– Держу пари, тебе снилось, что рядом с тобой вместо меня лежит эта малышка, – оборвала его Матильда.
Шарль завернулся в одеяло.
– С тобой никогда не поговоришь по-человечески.
Жюльена Куртуа мучили кошмары. Он спал, крепко жмурясь из-за яркого света, из его открытого рта вырывался храп. Он не мог шевельнуться, скрюченный в углу кабины. Он крикнул «нет!» и проснулся.
Тяжело дыша, Жюльен замотал головой, стараясь отогнать кошмарные видения. Он выглядел ужасно: заросший, грязный, со взъерошенными волосами, со следами машинного масла на лице.
Вдруг он встрепенулся. Свет! Свет горел вновь. Жюльен вскочил, потерял равновесие, но удержался на ногах и в спешке нажал на первую попавшуюся кнопку на щитке.
Ничего не произошло. Он судорожно давил все сильнее… напрасно. Тогда он догадался взглянуть на щиток и хрипло рассмеялся: он нажимал на кнопку с надписью «стоп!»
Он отпустил кнопку, и тут свет погас.
– Свет, черт побери! – завопил Жюльен.
В тот же момент к нему вернулась память. Должно быть, это ночной сторож. Он услышал крик, начнет искать, обнаружит вначале труп Боргри, затем убийцу в кабине лифта… Конец…
Жюльен инстинктивно прижался к стенке кабины, раскинув руки, будто желая стать невидимым. Откуда-то снизу донесся звук шагов. «Лишь бы он ничего не услышал…» Жюльен затаил дыхание. Во рту у него пересохло. Он старался вдавиться в эту проклятую металлическую стенку, слиться с ней…
В ночной тишине слышно было, как хлопнула решетка у входа. Только тогда Жюльен осмелился дышать. Он испустил глубокий вздох и медленно соскользнул на пол, содрогаясь от рыданий.
– Пронесло! – выговорил он, чтобы услышать звук собственного голоса… Он вновь засмеялся идиотским смехом, от которого ему сделалось легче. Жюльен дал себе волю.
– Ох! Хорош бы я был! – Он повысил голос. – Буду говорить, если мне захочется! – Теперь он кричал. – Я один и делаю все, что хочу.
Жюльен выпрямился с угрожающим видом и вдруг понял, что сходит с ума. Он закрыл лицо руками, делая над собой немыслимое усилие, чтобы вернуть рассудок.
– Ну… ну же… спокойно… – подбодрил он себя, – спокойно…
Он вытер рукавом влажный лоб.
Который может быть час? Светящиеся стрелки на его часах показывали ровно три. Ночи? Дня? Какого дня? Какой ночи?
Челюсть у него болела. Он чувствовал себя обессиленным, разбитым, не мог повернуть шею. Он сел, обхватив ноги руками, прижавшись подбородком к коленям.
Один. Может быть, он уже мертв?
Это и есть смерть? Сидеть одному в своей норе, затаиться, как только рядом появляется другое человеческое существо? Отказаться от избавления из тюрьмы, боясь быть заключенным в еще худшую тюрьму?
Он ущипнул себя. «Нет, я жив. Это не смерть… Значит, это ад».
Он глубоко вздохнул, как будто вместе со вздохом могла улетучиться его горечь. Потом ему стало жалко себя, и он проклял судьбу.
Судьбу? А может, это просто оправдание своего поражения? Судьбу поминают, лишь когда терпят неудачу. Одержав победу, человек приписывает заслуги себе. А побежденный, он обвиняет судьбу.
Жюльен ощутил слабый прилив сил. «Я сам хозяин своей судьбы. Надо держаться».
Если бы только у него была сигарета…
Он задремал, вновь погружаясь в свой кошмар.
Под порывами ветра трейлер скрипел, покачиваясь, как на волнах. Педро сел на постель, посмотрел в окно в ту сторону, куда ушла жена, но разглядеть что-либо было невозможно. Он тихо выругался. Нельзя оставлять Жермену наедине с ее мыслями. Это неразумно. А вдруг еще дождь пойдет!
Он спустил ноги с постели, надел тапки и вышел. Дойдя до кустарника, позвал:
– Жермена!
Педро остановился в нерешительности, тщетно ожидая ответа, сделал несколько шагов и позвал опять. Молчание.
Раздвигая ветки, он двинулся вперед, но свет от его фонарика терялся в густых зарослях. В такую темень он ни за что не отыщет Жермену. Придется отказаться от этой затеи. Педро ободрал о колючки ногу и разозлился. Непонятно, как он очутился на дороге в десяти метрах от трейлера.
«Ну, ничего не поделаешь», – смирился он, возвращаясь в свое убежище.
Однако сон все не приходил к нему.
Жермена проснулась, дрожа от холодной росы. С пробуждением ее сон будто не кончался. Это был всегда один и тот же сон. Педро запирает ее в клетке и уносит ребенка, которого она зовет, протягивая к нему руки сквозь прутья решетки. Педро ухмыляется, пинком избавляется от малыша. Тогда она хватает оружие и… на этом месте Жермена просыпалась.
Обычно, пробуждаясь, она искала защиту у Педро. Но на этот раз его не было рядом.
Жермена слушала свист ветра, шорох кустарника. Вокруг нее природа бушевала. В спальном мешке Жермена чувствовала себя как в клетке. Она крепко прижимала к груди револьвер. Совсем рядом послышался шум, и она чуть не закричала от страха. Вскочив, вся дрожа, Жермена вытянула руку с револьвером:
– Кто здесь?
Ночь не выдала тайны. Жермена в изнеможении прислонилась к дереву, жалобно позвала: «Педро…»
Фред остановил «фрегат» на верху склона. Он кусал губы, стараясь сохранить спокойствие и ясность мысли, но все никак не мог решиться…