Иванов, которому не дали и слова сказать, кинулся к машине, по пути соображая, кто такой Шварц и куда ехать.

Найти его оказалось проще простого. Умный Шварц собирался в милицию. Запыхавшийся Иванов встретил его одетого в дверях.

В кабинете у Гурченко Шварц почувствовал себя спокойно. Гурченко, напротив, был возбужден, предчувствуя удачу.

– Так, Арнольд Иванович, об ответственности за дачу ложных показаний вы предупреждены, тайну следствия вы сохранять обязуетесь, можем начинать.

– Да, конечно, пожалуйста.

– Так что вы, Арнольд Иванович, делали на крыше обсерватории в ночь убийства мэра, гражданина Потерянова?

– Видите ли, Иван… Как вас, простите, по батюшке?

– Неважно, продолжайте.

– Я работаю в Институте затмений, а в ту ночь было затмение луны. Я занимался своими непосредственными обязанностями – наблюдал затмение.

– Это делается на крыше с биноклем?

– Не совсем. Бинокль – для прицеливания телескопа.

Разочарованию Гурченко не было предела.

– Вас там много было? – с надеждой спросил он.

– Должен был быть я с аспирантом, но он заболел. Я там был один.

– Так вы ничего не видели?

– Затмение все отснято, и данные сейчас обрабатываются. Видно его было прекрасно.

– Я имею в виду, что вы видели на земле.

– Кое-что видел.

Гурченко облегченно вздохнул. Ну хоть что-то. «Ну, Шварц, давай!» – крутилось в мозгу у Ивана.

– Кого вы видели?

– Геморроева и Волкова. В машинах на шоссе.

Лучшей парочки и нарочно не придумаешь.

– А когда, вы не запомнили?

– С точностью до секунды. Волков выехал из города во время начала затмения. Это значит, в два двадцать три по московскому времени.

– Прекрасно. А Геморроев?

– Об этом не могу так точно сказать, примерно часа в три.

– Куда поехал? Или он шел?

– Промчался по направлению к Москве.

У Ивана засосало где-то внутри. Он опять почувствовал, что удача рядом. Не хотелось отпускать ее. В принципе, и Геморроев, и Волков были идеальные подозреваемые.

– На какой машине был Геморроев, вы не видели?

– Видел, на своей «девятке».

– А Волков?

– На черной служебной «Волге». Сам был за рулем, я даже номер запомнил.

– Ну, с такого расстояния номер разглядеть невозможно.

– Вы не забывайте, что у меня был оптический прибор.

– Ну да.

– Теперь, Арнольд Иванович, напишите вот здесь своей рукой: с моих слов записано верно, число и подпись. От себя, не для протокола, я бы посоветовал вам на недельку уехать из города. Свидетели в таком деле нам очень нужны, и нужны живыми.

– А что, Геморроев и Волков – подозреваемые?

– Пока картина не ясна. Подозреваемых много.

– Но я больше ничего не видел. И никого не видел.

– Зато кто-то вас видел. Подумайте, откуда этот писака мог узнать, что вы были на крыше Темки с биноклем?

– Вы знаете, я с Алексеем Живуном знаком и могу его спросить, откуда такая информация.

– Живуна мы допросим, это само собой. Я о другом. Кто-то видел, что вы сидели на крыше Темки с биноклем. Это как в анекдоте – кто-то наблюдал за наблюдающим.

– Я об этом не подумал.

– Поэтому тот, кто вас видел, может думать, что и вы его видели. Вы теперь приманка для киллера. Для него вы единственный свидетель. Поэтому все, что вы вспомните про ту ночь, сразу сообщайте мне. Вот визитка. И никому больше!

– Да, вы сказали об этом в самом начале.

– Ну тогда всего доброго!

– До свидания.

Как только дверь закрылась за Шварцем, Гурченко вызвал Иванова.

– Ну, выяснили, где был Волков во время убийства?

– Нет, не выяснили. Его нигде не было.

– Эх, Иванов, где-то он был. Тяжело мне с тобой. Ладно, иди, свободен.

Иван Гурченко понял, что допроса Волкова ему не избежать. Надо было собраться с силами для борьбы с серьезным врагом.

– Иван Алексеевич, а с «шестеркой» что делать?

– С какой «шестеркой»?

– С проходящей по убийству машиной. У нас места нет ее держать, отправить бы ее куда-нибудь.

– А отпечатки все сняли?

– Все, еще тогда.

– И под капотом?

– Нет, а под капотом вы не говорили.

– Иванов, я убью тебя! Я сто раз говорил, чтобы сняли отпечатки везде, и под капотом в первую очередь. Бегом иди к экспертам и снимай все, что там внутри. Да смотри, чтобы все бумажки были оформлены как надо. Я не хочу на суде слушать, что улики добыты незаконным путем.

Гурченко погрузился в размышление о завтрашней встрече с Волковым. Что он скажет о том, где был? У бабы? Всегда есть свидетели, соседи, камеры наблюдения и прочая ерунда. Даже если ее научат болтать как по писаному протоколу, где-то что-то не сойдется. А дальше дело техники, как колоть. У своих коллег из ГИБДД Иван знал, что в поселок Войлоки Волков не уезжал. Друзья из ГИБДД завели видеонаблюдение, но не очень-то об этом распространяются, потому что не совсем законно. В первый же день коллеги поделились незаконной информацией. Но тогда, значит, Волков оставался в ночь убийства где-то в городе, как раз в той его части, где жил покойный мэр. Размышления прервал влетевший счастливый Иванов.

– Иван Алексеевич, вы были правы, есть отпечатки под капотом.

– Тех, кто за рулем, или те, что на канистре?

– Другие, и тоже свежие.

– Ну, это какая-нибудь автомастерская. Их тут тысячи в округе. Пойди найди. Но все-таки кое-что.

– Уже ищем по базе, – доложил довольный Иванов.

– Действуй, и копию мне, лично.

– Будет сделано.

Копия отпечатков пальцев быстро нашлась в компьютере «не для всех». Иван нисколько не удивился, только обрадовался. То, что в городе работают врачи-убийцы – это странно, такое он видел лишь в американском кино. А вот то, что есть люди, которых советское государство выучило профессии убивать, и такому человеку хочется работать по специальности – это не странно. Максимов, конечно, был в картотеке Гурченко. Странно другое: два таджика, фотороботы которых висят по всему городу, – Геморроев и Максимов? Оба явно имеют отношение к этой «шестерке».

Гурченко нажал на селектор.

– Иванов, на завтра приглашай Волкова, а Максимова прямо сейчас, побыстрее.

– А когда Волков придет, с невидимой краской попробуем?

– Я должен официально снять отпечатки с его ботинок, чтобы все было готово. Слышал?

– Так точно. Выполняю.

Максимов очнулся в больнице, утыканный иголками и обвитый трубками. Был солнечный майский день. Симпатичная медсестра читала какую-то медицинскую книгу. «Сестренка умная, – решил про себя Максимов, – не глянцевый журнал читает, а медицину учит».

– Сестра, давно я здесь? – поинтересовался пришедший в себя Максимов.

– Вы очнулись, как хорошо! И в мою смену.

– Как я сюда попал?

– Скорая привезла. – Сестра посмотрела какие-то бумажки. – А вы здесь прямо с того дня, как убили мэра.

– Мэра убили???

– Да, вы ведь не знаете. Застрелили его.

Максимов удивился, что мэра убили без него. Сестра-практикантка подумала, что есть чему удивляться. Не каждый день мэров убивают.

– А как третья школа?

– Работает прямо с того дня. Завтра последний звонок.

– Ну и слава богу, – сказал Максимов и снова отключился.

Иванов вбежал к Гурченко в кабинет, не забыв для порядка постучаться.

– Иван Алексеевич, а Максимов в больнице, в реанимации. С того дня.

– Что, нервный срыв?

– Что-то вроде, я не разбираюсь. Он же контуженный. Только он убить никак не мог. Он в реанимацию попал часов в пять утра.

– Час от часу не легче. Если так, то у тебя сегодня все меняется. Что с пулей?

– Вот, как раз из Москвы ответ пришел. Пуля от «макарова», нигде не значится. Но пуля особая. Во-первых, с мнимовского завода, а во-вторых, из пробной партии.

– Это уже кое-что. Прямо сейчас договаривайся и езжай в Мнимовск. Тут ехать-то двадцать минут.

Мнимовск встретил Иванова приветливо, даже, можно сказать, любезно. Директор завода, по некоторым сведениям, и хозяин, встретил машину Иванова на проходной. За директорской машиной Иванов легко проехал по территории огромного завода, когда-то крупнейшего в мире по производству патронов. В директорском корпусе несколько сотрудников занимались своими делами и совершенно не мешали разговору.