Иван Гурченко встретил его радушно.

– Хочу предупредить вас, свидетель, об ответственности за дачу ложных показаний. Распишитесь вот здесь.

«Мало на меня всех собак вешают, хотят еще и убийство повесить», – подумал Львов.

– Укажите точно, где вы продавали вот такие итальянские ботинки долдомского производства.

Львов облегченно вздохнул: обычный наезд конкурентов.

– Да, и еще хочу предупредить вас о неразглашении тайны следствия на время розыскных мероприятий.

– Записывайте: все ботинки проданы в Доме ученых на открытых распродажах. Сертификаты качества имеются.

– Ни хрена у тебя не имеется. А вот у меня имеется документ о полном уничтожении всей партии ботинок. Ты продавал несуществующие ботинки?

Львов понял, что дело хуже, чем он думал. Надо было уходить во второй эшелон обороны.

– У меня есть накладная от долдомской фирмы-посредника, от нее и сертификаты, так что я торгую на законных основаниях.

– Ты, Львов, чего-то не понимаешь. Я ведь убийство мэра расследую, а не воровство ботинок.

– Ну так спросите, что надо.

– Где ты продавал ботинки?

– В Доме ученых.

– И все?

– И все. На кой черт мне еще где-то продавать, если они там влет ушли. Мне даже самому пары не осталось. Да вы посмотрите в окно, в них полгорода ходит.

Иван посмотрел в окно. Ничего, кроме шоссе, он там не увидел.

– Подождите в коридоре, – снова официально сказал он Львову и, когда тот вышел, вызвал Иванова.

Иванов зашел как всегда вежливо, по-интеллигентски.

– Вот что, Иванов, с ботинками, похоже, тупик. В них полгорода ходит. Но у меня есть мысль. Недаром же нас в академии учили, что убийцы любят возвращаться к жертве. Вдруг и наш явится. Тебе задание. Берешь цифровой фотоаппарат и идешь к Потерянову на похороны. В ботинках – сразу щелкаешь. Понял?

– Не совсем. Кто же без ботинок на похороны придет?

– Не строй дурачка-то. Сам знаешь, в каких ботинках.

– А фотоаппарат где же я возьму? У нас в отделе только «Зоркий», да и тот барахлит.

– В коридоре сидит бизнесмен Львов, попросишь у него.

– На время?

– Надолго. И чтобы новый дал. А если чего скажет, то ты ему ответишь, что он у нас главный подозреваемый по убийству мэра. Это минимум пожизненное. Все, иди исполняй.

Львов был доволен исходом дела. Фотоаппарат – не самый большой налог на выгодную сделку. Он воспринял это как простой наезд ментов, не задумываясь над тем, что могло стоять за этим на самом деле.

В Доме ученых, где еще недавно торговали ботинками, стоял гроб с телом Потерянова. Больше залов в Покровске не было. Лицу его патологоанатомы придали благостный вид, дырку во лбу «заштукатурили». Лейтенант Иванов столкнулся у гроба с корреспондентом «Покровских ворот» Живуном. Оба выбрали лучшую позицию для фотографа.

– Слушай, подвинься, я тут при исполнении, – заявил Иванов, не привыкший к тому, чтобы милицию отодвигали.

– Я тоже при исполнении, – возразил Живун. – Вот у меня и аккредитация от газеты есть.

Живун щелкал людей известных, из области, от общественных организаций, Иванов щелкал редко, не пойми кого. Но одного человека они щелкнули одновременно. Это был нынешний и.о. главы города – Волков.

Живун не был профессиональным журналистом. По натуре он был скорее ученым и изобретателем. Журналистика ему нравилась и позволяла заработать в тяжелые моменты жизни. Будучи человеком сообразительным и умным, он смекнул, что милицейский лейтенант не для своего удовольствия снимает скорбные рожи у гроба. Немного понаблюдав за ним, он пришел к однозначному выводу: милиция ищет мокрые брюки, точнее, недавно намокшие внизу и уже высохшие (перед тем, как щелкнуть, Иванов смотрел на низ брюк). Из рассказов Живуна и родилась городская легенда о том, что убийцы перешли вброд речку Махорка в деревне Белая Махра, чтобы сбить с нюха милицейских собак. Поэтому Живун долго еще фотографировал в городе тех, у кого брюки внизу были подозрительной формы. До сих пор он хранит у себя галерею портретов людей в мятых штанах. Очень интересно их разглядывать. Даже я туда попал, поскольку ненавижу гладить брюки.

Посмотрев фотографии, принесенные Ивановым, Гурченко был озадачен. Волков был сильный противник. Сильнее самого Гурченко. Это Иван понимал. Еще он понимал: чтобы вступать в битву с таким человеком, надо иметь нечто большее, чем фотография у гроба. Волков сам был оперативником, и все ходы Гурченко он просчитает наперед. К тому же примешивалась вечная вражда между КГБ и милицией. А вот мотивов у Волкова хоть отбавляй. Наверняка, он обеспечивал безопасность при передаче взяток: чтобы диктофонов, скрытых камер, меченых купюр не было, за прослушкой следил.

– А если в отделе я невидимой краской набрызгаю, а вы Волкова вызовете. Снимем следы, – не выдержал Иванов.

Гурченко молчал. Он представил себе допрос Волкова:

– Вы давно ходите в этих ботинках?

– Недавно. Теща купила. Итальянские, говорит, дешево.

– Вы не могли в них быть в доме у Потерянова?

– Несколько раз был.

– И в подвал дома в них лазили? Хотите сказать: кошка у Потерянова убежала, а вы шефу помогли?

– Если точно, то кот. Да, ходил по подвалу с фонарем.

– Нашли кота?

– Представьте себе, нашел. Ласковый такой перс.

– И это могут подтвердить?

– Человек десять. Весь дом.

Волков прекрасно знает, что наша экспертиза не скажет, когда он был в этом чертовом подвале. Да и зачем ему там быть? Неужели он делал это сам? Проще киллера нанять.

Иван Гурченко очнулся от своих мыслей.

– А вы установили, где был Волков в момент убийства?

– Нет.

– Вы что, совсем работать не умеете? Видимая и невидимая краска! А про самое простое забыли. По секундам мне распиши, где он был, а потом любой краской, но отпечатки туфель сними, пока они в печку не полетели.

Иванову, которому вместо приключений с невидимой краской предстояло заниматься скучным опросом бестолковых свидетелей, не хотелось этим ограничиваться.

– Товарищ подполковник, а может, проведем анализ ботинок Волкова на предмет образцов подвальной пыли?

– Ты, Иванов, молодой, кэгэбэшников не знаешь. Они по полчаса каждый день ботинки чистят, особенно подметки, так что там ни пылиночки давным-давно не осталось.

Иванов понял, что с шефом спорить бессмысленно, и пошел выяснять по минутам, где был Волков. Прежде всего он позвонил Наталии Васильевне, общей секретарше Волкова и ныне покойного Потерянова.

– Наталия Васильевна, во сколько Волков пришел на работу в день убийства?

– Так его не было.

– Как не было?

– Совсем не было весь день.

– А в какое время он обычно приходит?

– Обычно раньше всех, не считая меня. А иногда и раньше меня.

– А какой-нибудь командировки у него в этот день не было?

– Сейчас посмотрю. Нет, не отмечено.

Поблагодарив секретаршу и предупредив ее, чтобы не болтала, Иванов задумался. Где же был Волков? Все как-то и не заметили, что его не было. Обычно если с начальником что-то случается, то его зам первый прибегает. На месте убийства Волкова не было, в больнице тоже. Настроение у Иванова улучшилось, в мечтах он уже раскрыл заказное убийство. Важное, сложное и запутанное.

Гурченко в своем кабинете строил планы большой битвы с Волковым. Все нити вели к нему. Кроме того, с Волкова можно было бы и денег получить в случае чего. Мысли о главном подозреваемом прервал звонок.

– Сидишь в Покровске! Забыл уже, что работаешь в Погорске. Все бросай. Приезжай в Погорск. У нас очень важное дело.

Если кто-то, насмотревшись детективов, все еще думает, что сыщики круглыми сутками бегают за преступниками, то действительность его сильно огорчит. Сыщики целыми днями пишут отчеты и другие бумажки. Если следователю начальство говорит: «Все бросай, дело важное», – он бросает расследование убийства и едет к себе в отдел, потому что будет очередная проверка. Или еще хуже – внеочередная. Проверять будут не сколько каких злодеев поймано, а документооборот. И если какой-нибудь бумажечки не хватает – это скандал, который дойдет до Москвы.