– - Баба Настя! Ой, что я видела! Там, за ставком! Ой, баба Настя!

– - От лиха девка! не тарахти, девка! дело говори.

– - Ой, страшно! Упал огонь небесный! Сошел на землю дух! Я за куст забежала, видела! Ой, сердце… Вышел из пламени! а оно такое круглое, ну как миска с окошечками! Ужас! Вышел, огляделся -- и в лес! Гляжу -- миска молочком течет! Тает! А он ноги в руки -- и в лес! А она тает… а он уже в лесу нашем…

– - Кто? Огонь небесный?

– - Ой, нет, конечно! Дух! Такой высокий, и ходит быстро, ничего не замечает! К рябому бору куда-то побег…

– - И что? Не нашего ума дело. Ушел -- и ушел! Планетянин то был.

– - Кто-кто, баба Настя?

– - Дура девка! Планетянин. Ходок с планеты звездной.

– - Ой, а я думала…

– - Думала она! Умные вы -- а глупые! Молодые, да слепые. Нашла диковину! Планетян этих у нас полным-полно. Вон Марья с Урала приезжала, сказывала… да ты дверь-то прикрой! Не для чужих ушей назначено!

– - Ну что клюв раскрыл, замарашка? -- спросил Леонид у голубя.

Мог и не спрашивать. Удивлялась птица. Люди по крышам не ходят. Люди внизу толкаются, по асфальту носятся, троллейбусы за бока хватают. "А ты, дядя, почему не такой же? Ты, вер-рно, вер-рхогляд и ветр-реник!"

Чирк-чирк… Скребком по снежку, по нетающим льдинкам. Лед уползает в щели, в углы, в тень; а сверху солнышко, лазурь голубиная, посмотришь -- ответно улыбнешься: волшебство, весна, все врут календари.

– - Под Новый год снега мартом пахнут! -- сказали Леониду в спину.

Он не обернулся и не поразился этому чудесному отклику на его мысли. Позади, в темном чердачном зеве, в кирпичной будке, немного похожей на суфлерскую, пребывал -- и пребывал почти постоянно -- дюжий малый по прозвищу Кит. Поэт, мыслитель, фаталист.

– - Проснулся? -- откликнулся Леонид. -- Иди сюда, пособишь.

– - Проснулся. Так мне кажется. Ибо голоден! Ты крышу чистишь? Правильно. Убираться -- сверху нужно начинать.

– - Лед сбить бы, -- попросил Леонид. -- Присох. Не лед -- камень.

– - А мне параллельно, камень или что, -- заявил Кит. -- Без проблем. Сделаем, в порядке зарядки.

Кит -- тот еще кабанчик. Силищи в нем не убавится. Кочевой образ жизни да милицейские наезды не могли притушить природный пламень, горевший в сердце, мускулах и брюхе рыцаря-бомжа. Он пил, и пил изрядно; иногда прекращал это дело, чем-нибудь другим воодушевившись; иногда, наоборот, нарезался в дугу тугую: идиотически, до разъезжания ног, до безумных кличей. Но в своем основном, в обычном состоянии хранил Кит умеренную, окрыляющую нетрезвость души, улыбчив был и до разговору жаден.

– - Живу на крыше, и это место свято! Никого между небом и мной, -- басил он, прикуривая. -- На верхотуре мечты что лучи: прямиком в зенит несутся. Без посредников! И экология правильная, солнечная. Внизу вонь, автомобили, вопли. Выгребная яма! А тут -- чистота, даль, синь. Эх… чистота, даль и волны, -- грустно повторил он.

– - Хорошо говоришь! -- кивал Леонид. -- Все ты верно говоришь, но это только одна сторона, один ответ…

– - Число сторон -- пять, не считая граней. Сумей понять, где поляна ланей! -- Кит потягивался, улыбался, рассматривал даль.

– - Всего один ответ у тебя, одна правда…

– - Правда -- алмаз или страз, и новая всякий раз. Рассылают ее на заказ, каждому под цвет глаз…

– - Одна она у тебя, правда-простушка, -- счастлив ты, спокоен…

– - Моя единственная -- неприметная, таинственная! Хоть робка и неказиста, да любима и верна, -- он рассмеялся. Он действительно выглядел счастливцем. Голодный бомж, счастливый по самую маковку.

– - Очень часто хочется вспомнить, что дальше со мной будет, -- признался Леонид. -- Случается, припомнишь, а удержать не можешь: только что знал, да тут же и забыл. Стерли предчувствие.

– - Стражники сердобольные над нами. Жалеют нас. Не позволяют знать, чем обернется сегодняшний выбор. Расслабьтесь! -- нашептывают. -- Живите как дают, не пыхтите.

– - Верно! Выбором окольцовывают -- и глядят. Глядят -- и ставки делают. Взгляд скребучий мурашками по коже! Словно самый первый твой час настал: пробудился -- как родился. Или наоборот, самый последний час, который навек запомнится и вспоминаться будет… Там легко вспоминать и верить. Там нет ни дней, ни пробуждений.

– - Какой дурак тебя в психи определил? -- изумлялся Кит, щепотью гася уполовиненную сигарету. -- Побольше бы таких психов, поменьше бы дураков! -- сигаретка-огарок скрылась в портсигаре из нержавейки. Кит крякнул и поплевал на ладони.

Прошло каких-нибудь четверть часа. Крыша сияла. Они выскребли площадку досуха. Огненно-рыжая полоса горела под ногами. Краска ничуть не поблекла.

– - Не обожгись: по солнцу ходим, -- предупредил Леонид.

– - Значит, я внутри солнца живу? -- дивился Кит. -- Живу и не знаю где! Если тут у тебя поверхность светила, значит, я в его недрах обитаю?

– - Метафорически, -- уточнил Леонид, -- в тотемном понимании.

– - А вот что, -- сказал тогда Кит, -- а хочешь тоже внутри солнца жить? Метафорически хотя бы. Я тебе лежку оборудую -- вставать не надо! В небо будем смотреть, вспоминать… а те пускай себе топчутся. Нам не нужно. Разве что вечерком в универсам спуститься… ну или для дела…

Леонид догадывался, что Кит иногда приворовывает: тащит что плохо лежит. От голода, от скуки, от лени или удальства, -- от всего сразу. Сбывает и попадается, вот беда. Слишком уж заметный персонаж. В мятой одежонке. И отвертеться никогда не умеет: неуклюже врет, нахраписто и мимо цели, -- переигрывает, словом.

– - У меня работа, -- напомнил Леонид. -- У тебя здесь дом, у меня -- работа. И семья у меня, как-никак. Я к тебе чаще ходить стану. Днем или вечером… Знаешь, этот дом -- центр композиции. Дом огня. Храм солнца. Вокруг -- планеты. Ты бы посмотрел крыши-то. Будет интересно -- поведу на экскурсию. Я жителей наизображал, инопланетян, деревья и цветы, которых не бывает. Только над универсамом люди обыкновенные и твари тоже обыкновенные: там у нас Земля.

– - Все сам делал?

– - Почему сам? С помощниками.

– - Да, у тебя работа необходимая, -- неожиданно согласился Кит, -- стоящая работа. Платят хоть?

– - Спасибо Денискину: устроил оформителем при жилкопе…

Кит расхохотался, созвучное словцо выплюнул.

– - Ну, именование! Как ты дыру не назови -- все равно дыра выйдет! Язык не обманешь. Всегда какое-нибудь лукавство вдруг прорвется, как ни ухищряйся.

– - …только мало платят. Сказали: хочешь заработать -- бери объемы. Стены, фасады. Расписывай, работай. Среди жильцов проведем подписку, выцедим с миру по нитке, мир у нас большой, дюжина домов, по полтиннику возьмешь -- загребешь не выгребешь… и смеются почему-то.

– - Так взял бы, -- удивился Кит, -- ты че, гордый? Нос от фасада воротишь?

– - Не умею. Моя задача -- крыши писать. Тут я ас. Остальное не мое.

– - Ох мы гордые! Мое, е-мое! Кость белая, кровь голубая!

– - А пес ее знает, кость мою, -- досадливо пожал плечами Леонид, -- я не костоправ, внутрь себя не заглядывал.

– - Да и не надо. Делай как душа лежит. Работа приличная, верхотурная. Только не работа у тебя, а призвание. Призвание тоже кормиться где-то должно. Вот мне никто ничего не предлагает. Сам напрашиваюсь. В садах побатрачить, сарай расколошматить, мебелишко на хату перетащить…

– - Ты пойми, ведь фасад совсем другого требует. Единения взглядов, праздничности. Фасад -- это смайл и герб. А боковушки -- как бы одежда дома. Модельер нужен. Кто в нарядах понимает. Все это, стены и подъезды, -- индустрия, архитектура, городской интерьер. А крыши -- так считается -- плоскости незримые, ненужные. Значит, пускай себе и дальше сереют от грязи! Как убедить их? черт их, чертей, знает…