— Да, Никодим. Но, лучше, не значит выздоровление. Она приходит в себя на день другой, после чего демон, что захватил ее разум и отравляет ее бессмертную душу, овладевает ее сознанием с новой силой. Я не могу его изгнать.
— Значит так угодно Господу нашему. Значит ее отец, да и сама она, согрешили настолько, что даже Богу противен их грех. Это кара небесная и в том что ты не можешь побороть одного из слуг сатаны, в том нет твоей вины. Кому как не мне знать о том что ты самый достойный священнослужитель во всей нашей Епархии и что для выздоровления Насти ты делаешь все, что только в силах человеческих. А на счет Архиепископа? — Никодим почесал за своим правым ухом и закончил. — Так ведь разве ж там ей помогут? Уж поверь мне на слово, что это не так. Светлейшего окружают одни лизоблюды и толку от них, "как с козла молоко". А ведь эта девушка приносит нам приличный доход. Ее папаша еще та мразь, причем при его огромном капитале ему ведь все равно кому платить за лечение дочери. Мы ведь его не обманываем. Он испробовал все возможные варианты. Одержимую осматривали и лечили самые просветленные светские умы. И каков же результат? Ноль! А ты ей помогаешь. После твоих служб ей становиться легче, так чем же ты не доволен?
Николай еще раз посмотрел на неестественно худое лицо и тяжело вздохнул. Что ж, пора приступать. Он зажег три больших восковых свечи в изголовье одержимой и поправил тяжелый золотой крест, свисавший с его толстой шеи.
— Господу помолимся. Господи помилуй! Боже богов и Господи господей, хозяину и господину всем тварям и созданиям, существующим на земле и на небе и под землей… -
Глаза Насти резко открылись, и ее тело стало трястись мелкой дрожью.
— …Заклинаю именем Твоим, именем сына твоего Иисуса Христа. Крестом животворящим и Духом святым, лукавого начальника сопротивного востания и самодетеля. Заклинаю тебя низверженного во тьму глубины возношения ради…-
В голосе отца Николая все четче стали проступать стальные нотки. Когда же он увидел, как привязанное к постели шелковыми лентами тело двадцатилетней девушки зависло на несколько сантиметров от поверхности кровати, священник заговорил еще тверже:
— …Заклинаю тебя и всю твою ниспадшую силу последовавшую за тобой; заклинаю тебя в душе нечистый Богом Саваофом и всем воинством Ангелов Божих, Бога Вседержителя, изыди и разлучись от рабы Божей Насти, во крещении Надежды.
После этих слов, лоб измученной девушки, покрылся капельками пота. Ее лицо перекосила ужасающая и нечеловеческая маска.
— Что, опять пришел меня изгонять толстый святоша? Ты слаб для меня поп. — голос исходивший из уст девушки не мог принадлежать ей. Он вообще не мог принадлежать ни одному человеку, так как это был голос мрака. После каждого брошенного им слова, по коже отца Николая пробегали волны мурашек.
— Я буду пользоваться телом этой молоденькой шлюхи столько, сколько пожелаю, и ни тебе меня изгонять слизняк!
Между тем Николай продолжал читать животворящую молитву, стараясь пропускать слова демона мимо своего сознания. Это в первые разы он от страха падал в обморок. Теперь же, по прошествии почти месяца, он привык к своему страху, но полностью совладеть с ним, все-таки так и не мог. Иногда от пережитого его в прямом смысле этих слов просто "выворачивало на изнанку".
— Заклинаю тебя Богом словом все создавший, Иисусом Христом Сыном Божьим рожденным в непорочестве, видимую и невидемую тварь создавшим по образу и подобию своему, человеком создавшего законом, способный род свой продолжить и ангельскую частицу сохранившим; водою согрешения с выше потопившим; землю Содомов и Гоморров огнем страшным испепелившим; жезлом море разделившим и людей ногами не мокрыми проведший…-
Тело неожиданно грохнулось на кровать с таким оглушительным стуком, что казалось на нее, упала пятьсот килограммовая гиря. За дверью послышались всхлипы и причитания Настиной родни.
— Что, отец Николай… Страшно тебе? Вижу что страшно. — глаза Насти наполнились ярким всполохом. Ее взгляд, казалось, вот-вот прожет в священнике настоящую дыру. — Ну же, Николай… Признайся. Тебе просто хочется трахнуть меня. Потому ты и приходишь каждый день сюда. Не для излечения души этой сучки, а что бы трахнуть демона. Так чего же ты ждешь, иди ко мне мой желанный! А-а-а-а — проорало тело Насти во весь голос.
Стала сказываться молитва. Николай знал, чем дальше будет происходить служение, тем сильнее будет боль демона, а значит и боль человеческого тела. Но он ничего поделать с этим был невсостоянии. Ну не знал он, ни одного другого способа, который бы позволил безболезненно изгнать эту тварь из человеческого тела.
— Заклинаю тебя именем Бога во вселенную благочестие принесший: Убойся, бежи, разлучись с телом человеческим. Демоне нечистый и скверный преисподни глубинный, льстивый, безобразный, видимый и невидимый лицемерия ради, ИЗЫДИ, даже если ты сам Вельзевул… — прокричал Николай во весь голос.
Тело Насти, от страшного внутреннего давления казалось, сейчас разорвет на мелкие куски. Ее в буквальном смысле корежило на постели. Из носа потекла темная юшка.
— …Или змеевидный, или яко пара, или яко птица, или глухой, или немой, или во сне пришедший, или в язве, или слезы любострастия творящий, или блудный, или злорадный, или похотный, или сластотворный, или отравляющий или любонеистовый, или домоволшебник, или полуденный, или полуношный — ИЗЫДИ! — снова прокричал последнее слово Николаей и окропил, при помощи кисточки и святой воды, животворящим крестом, тело девушки.
В тех местах, куда попадали капли святой воды, кожа вздулась, будто бы на нее пролили серную кислоту. Отец Николай знал, что через день после этого таинства, от ожогов не останется и следа. Все сойдет, будто бы и не было их. Но зато СЕЙЧАС, демон, вселившийся в земное тело, так орал и злословил, будто бы святая вода действительно выжигала в его невидимом теле каленые раны.
— …И если от кого послан ты, или нашел сам внезапно, или в море, или в рече, или от земли, или от колодца, или от рова, или от древа или от трости, или от вещества или от верху земли, или от скрвены, или от луга, или от леса, или от грома, или от покрова ванного, или от гроба идольского, или ведьмы, или не ведьмы, или от знаемых, или не от знаемых, или не от посещаемого места — устыдись образа рукою Божию созданного, убойся облика его воплощенного в тело сие и не сокройся в рабе Божьей Надежде, ибо ожидает тебя жезл железный и пещь огненная и тартар и скрежет судный отмщения преслушания. ИЗЫДИ!…- и отец Николай снова окропил тело Насти святой водой.
В комнате из всей утвари находилась только, кровать да огромный деревянный комод. Еще в самом начале своей борьбы за Настину душу, Николай повелел вынести из ее комнаты всю мебель. При службе, зачастую небольшие предметы, словно поднятые невидимой рукой, так и норовили изувечить тело священника. Вот и на этот раз задрожал огромный комод. Вибрация обычно предшествовала левитации всякого предмета.
— А-а-а-р. — снова по комнате пронесся толи вопль, толи стон, вырвавшийся из горла девушки. — Что? Нравиться мучить ее тело, святоша? Нравиться кропить ее своей водицей? Так и я тоже самое сделать для тебя…
Смирительная рубашка задралась и из женского детородного органа, прямо в лицо Николаю, ударила тугая и отвратительно вонючая мочевая струя. Священник чуть не захлебнулся. Ему пришлось отступить на несколько шагов назад. С омерзением отплевываясь, он продолжил молитву.
— … Убойся, умолкни, бежи и не возвращайся. Сокройся с лукавством нечистотных духов в землю безводную, пустую, наделанную, где человек не обитает…
После этих слов оторвалась одна из навесных дверей комода и со свистом пули устремилась в голову отца Николая…
Все же бережет Бог своих верных чад. Уберег Он и на этот раз своего священнослужителя. Тяжелая дубовая дверка, пролетела над самой головой отца Николая, и сорвав его головной убор, с ужасным грохотом впилась в заднюю кирпичную кладку. Священник почувствовал, как с внутренней стороны его ряса стала непревычно теплой. Только намного позже он осознал, что у него от пережитого страха, опорожнился мочевой пузырь. И все же, почти теряя сознание, он закончил:
