Идеи эти усвоили люди всех сословий; их хранили в своей душе даже могущественные тулузские герцоги, владельцы замков и бароны Нарбонны, Венесенн, Сан-Жиль, де Фуа, Коммен, Альбижуа. Их проповедовали и благородные рыцари, и мирные торговцы, ересь звучала в задушевных песнях провансальских трубадуров и в тихих песнях лангедокских поселян.

Еретики отвергали все книги Ветхого Завета, доказывая, что он уже отменен, а книги Нового имели на своем языке.

Они учили, что Бог один, а не Троица, что причащение и брак вовсе не таинства.

Они говорили, что Христос не «умирал и не воскресал», а слово Божие следует понимать духовно, а не буква в букву, ибо «буква мертва, а дух жив», что в деле религии следует повиноваться одному Богу, а не людям.

Они учили, что Бог создал души человеческие, а облек их плотью не кто иной как дьявол, и люди должны носить плоть свою до тех пор, пока не освободятся от грехов и земных уз. Лишь тогда души вернутся в горнюю обитель, на небеса, а до тех пор будут странствовать и мучиться на земле, ибо катары отрицали и существование ада.

Еретики называли себя «нищими во Христе» и, что особенно ужасно для власть имущих, именно богатство и считали грехом.

Еретики учили не повиноваться властям, побуждала рабов не работать на господ, они считали смертным грехом клятву и божбу, убийство и войну. «Хотя бы за самое святое дело проливалась кровь, — говорили они, — она не угодна Богу».

Наконец, они говорили, что для всех народов — один Бог, один Отец, что все народы — дети одного Отца, что нет ни лучших, ни худших народов перед Богом, но в каждом народе есть дурные и хорошие люди.

Еретики не хотели знать «никакого христианства, кроме евангельского и апостольского» и вели простую, строго нравственную жизнь, не хотели знать монахов и епископов, которых считали грешниками и дармоедами, не признавали самого папы, утверждая, что давным-давно «господствующая церковь римская отказалась от истинной веры и сделалась вавилонской блудницей, тою бесплодною смоковницей, которую проклял Иисус и повелел уничтожить».

Таковы были основные принципы «альбигойской ереси», получившей название от города Альби в провинции Лангедок — одного из центров движения катаров, или Добрых Людей, или Старцев.

Историки считают, что катары — это миссионеры, пришедшие с Востока во время Второго крестового похода между 1140 и 1150 годами. Именно в это время святой Бернар Клервосский, активный борец с ересями, организатор и вдохновителем Второго крестового похода, объезжает Юг Франции и с ужасом пишет, что церкви опустели, а в Верфее, одном из крупных замков Тулузского графства, не нашлось ни одного верующего, который захотел бы послушать его проповедь. Можно было сказать, что учение катаров победило учение католической церкви.

Главной же причиной нежелания Романии пребывать под властью Рима была, несомненно, развращенность нравов католической Церкви. Многие епископы посещали свои приходы только доя сбора церковных податей. Многие священники, враждуя со своими собратьями, отлучали друг друга от Церкви. Многие скрывали свою принадлежность к духовенству и носили мирское платье.

Чем же народ привлекали катары?

Прежде всего тем, что в отличии распущенных католических патеров, ведущих разудалую жизнь, это были люди-аскеты. Они всегда передвигались парами — по двое, пешком, всегда были одеты в черное. Они жили на подаяние верующих, а, когда не занимались миссионерством, то проводили время в мужских и женских домах, очень напоминавших монастыри. Они избегали плотских утех и особенно осуждали супружеские отношения, ибо в результате в темницы человеческих тел могли попасть новые души. Они избегали плотских страстей и утех, а потому не ели мяса. Они верили в перевоплощение и избегали не только убийства любого живого существа, но и любого вида насилия. Они осуждали клятву, ибо нельзя поминать всуе имя Господне.

Говоря о ведовстве, мы уже рассуждали о дуализме — раздвоенности — средневекового мира. В учении катаров он тоже проявился. Они считали, что несовершенный земной мир, в котором так много несправедливости, лжи и греха, создан сатаной, который заключил в тела невинные души — создания Бога, которые получат свободу только после смерти человека.

Чтобы перестать блуждать из одного тела в другое, возрождаясь вновь и вновь, следует принять крещение Духом — «Утешение».

«Утешение» можно получить как в последний момент пред смертью, так и в самом расцвете сил. В первом случае обряд проходят люди, слабые духом, не способные отказаться от земных радостей. Во втором — сильные люди, которые и становятся наставниками паствы.

Получившие «утешение» становятся практически монахами. Они обязаны воздерживаться от сексуальных связей и всякой пищи животного происхождения. Им позволено есть только рыбу, ибо у рыбы холодная кровь и «отсутствует духовный жар» — помните русское выражение «холодный, как рыба»? Кроме того, катары верили, что рыбы размножаются само зарождением.

Многие не очень сильные духом люди, как мы уже говорили, принимают «утешения» перед самой смертью. В катаризме имели случаи сознательного умерщвления плоти: человек принимал «утешение», но затем неожиданно выздоравливал. Поскольку катары возражали против любого насилия, то совершить самоубийство — например, принять яд или выброситься из окна — не могли. Но они нашли другой способ уйти из жизни. Они либо отказывались вообще принимать еду, либо принимали очень горячую ванну, а потом ложились на холодные мраморные плиты пола. В последнем случае им была «гарантировано» тяжелое воспаление легких с почти «стопроцентным» летальным исходом.

Надо особо отметить то, что после принятия «утешения» катары с радостью ждали смерть — она освобождала их души из темницы человеческого тела. Именно этой радостью предвкушения душевной свободы и объясняется та готовность, с которой Добрые Люди всходили на костры инквизиции.

Принявшие же «утешение» добровольно в расцвете сил становились пастырями. Их выделяло из толпы не только черное одеяние, бледный вид и страшная худоба — последствия аскетической жизни, но и то, что они практически никогда не оставались в одиночестве.

Сразу после совершения обряда человеку, которому предписывалось стать катарским священником, «давали» пару — мужчине женщину, а женщине — мужчину. В этом заключался обычай товарищества до смерти, когда двое неразлучных катаров преданно и верно поддерживали друг друга в самых тяжелые моменты жизни.

Особенностью церкви катаров была, по мнению некоторых историков, несколько легковесная мораль для приверженцев Добрых Людей — в противоположность строгому аскетизму самых катарских священников. Мораль для приверженцев полностью соответствовала легким нравам Юга Франции. Поскольку грехи — следствие зла в мире, созданном дьяволом, то и судить за них не стоит слишком строго. Надо лишь покаяться — и получить прощение.

Были и другие особенности катарской церкви. Так, например, отрицая богатство, катары-священники вынуждены были принимать дары от верующих — для самой церкви. О накопленных богатствах катаров ходили легенды. Самое большое богатство было, по преданиям, собрано в замке Монсегюр.

Замок Монсегюр принадлежал сестре графа де Фуа Эсклармонде. Её принятие «утешения» привлекло внимания всей знати области. О Эсклармонде де Фуа в Провансе сложено много легенд, и она до сих пор почитаема. Провансальская поэзия сделала ее королевой замка фей. Ее считали хранительницей величайшей святыни катаров.

Надо сказать, что среди катаров было много представителей знати, и очень много женщин. Они вели себя с удивительным мужеством и, уже не говоря о том, что, принимая катаризм, они отказывались от привычного им с рождения образа жизни в богатстве и неге, с радостью — да, да! именно с радостью — восходили на костер или принимали мученическую смерть.

Так, Гирода де Лавор, сеньора (собственница крупного земельного феода) Лавора, была истинной катаркой. В 1211 году после длительной осады её город и замок были захвачены «войском веры», а саму Гироду «добрые» завоеватели сначала отдали на поругание солдатам, а потом бросили живой в колодец, завалив его огромными камнями. Сеньора Лавора умерла дважды, ибо носила под сердцем ребенка.