Через два дня Иоахим получил письмо, в котором уведомил его о том, что его состояние значительно улучшилось и он, чтобы находиться поближе к месту реализации своих сделок, перебирается в одну из клиник в Гамбурге. Но они, конечно же, еще встретятся до его отъезда на Восток. Перед лицом той самонадеянной уверенности Бертранда относительно предстоящей встречи Иоахим решил избегать его при любых обстоятельствах. Но ему было мучительно тяжело лишать себя впредь уверенности и легкости друга, а также его жизненной опытности.
За Лейпцигской площадью находилось похожее на магазин заведение, которое внешне практически ничем не отличалось от своих соседей, обращало на себя внимание разве только тем, что в его окнах отсутствовал выставляемый напоказ товар, а вид внутреннего убранства закрывали матовые стекла с красивыми вытравленными картинками на тему гибели Помпеи, а также на популярные в эпоху ренессанса мотивы. Но такое оформление заведению приходилось делить со многими банковскими учреждениями и маклерскими конторами, и на объявлениях, которые были приклеены на стекла и небрежно прерывали цельную сеть картинок, не было, собственно говоря, ничего необычного. На объявлениях можно было прочесть слово "Индия", а взгляд на фирменную вывеску над дверью заведения сообщал о том, что там располагается "Императорская панорама".
Когда заходишь внутрь, то вначале попадаешь в светлое, приятно прогретое помещение, где пожилая, приветливой наружности дама за столиком исполняет обязанности кассира и продает билеты на осмотр заведения. Большинство посетителей, правда, использует своеобразную кассу только для того, чтобы сделать соответствующую отметку в своем абонементе да перекинуться парой доверительных слов со старушкой, И когда из-за черной портьеры, завешивающей дальнюю стену помещения, выходит преклонного возраста служитель и скупым, выражающим сожаление жестом просит немного подождать, тогда посетитель, тихонько вздохнув, садится на один из камышовых плетеных стульев и продолжает разговор со старушкой, он подозрительным взглядом поглядывает на стеклянную дверь, ведущую на улицу, и если появляется новый посетитель, смотрит на него с ревниво-стыдливой враждебностью. Затем за портьерой раздается приглушенный звук отодвигаемого стула, и человек, вышедший оттуда, щурит немного от яркого света глаза и проходит быстрым шагом мимо пожилой дамы, произнося короткую прощальную фразу, со смущенным выражением на лице и не глядя на ожидающих в очереди, словно он их стесняется. Ну а застывший в ожидании поспешно встает, чтобы никто не проскочил перед ним, резко обрывает разговор и исчезает за защитной портьерой. Изредка случается, что посетители беседуют друг с другом, и это несмотря на то, что многие из них за долгие годы должны зрительно хорошо знать друг друга, но лишь немногие бесстыдные старухи решаются на то, чтобы завести разговор не только с дамой на кассе, но и с ожидающими в очереди и сказать пару лестных слов о зрелище; однако в ответ они, как правило, слышат лишь односложные "да" или "нет",
Внутри темно, и возникает даже впечатление, что это та старая и тяжеловесная темнота, которая копилась здесь уже много-много лет, Служитель нежно берет тебя под руку и заботливо отводит к круглой формы и без подлокотников сидению, которое терпеливо ждет, когда его займут, Впереди ты видишь два светлых глаза, которые несколько загадочно уставились на тебя с черной стены, а под этими глазами-- рот, резкие четырехугольные очертания которого слегка смягчает приглушенный свет, покоящийся в нем, Тут постепенно начинаешь различать огромную величественную картину, занимающую, всю стену, к которой тебя привели и перед которой расположен твой стул, ты видишь также, что справа и слева с благоговейным видом сидят люди и неотрывно смотрят в глаза на стене, ты начинаешь делать то же самое, бросив предварительно взгляд на четырехугольную табличку с подсветкой-и прочитав "Административное здание в Калькутте". Вместе с ударом мягко звучащего колокола и с каким-то механическим шорохом административное здание исчезает; ты еще видишь, как оно скользит мимо тебя, но тут уже выплывает другой ландшафт, так что ты ощущаешь себя почти что обманутым, но затем раздается новый удар колокола, ландшафт делает последнее, едва уловимое движение, словно стремится расположиться таким образом, чтобы преподнести себя тебе, рассматривающему его, в более выгодном свете, и неподвижно застывает. Ты видишь пальмы и ухоженную дорожку; в глубине, в тени деревьев, на скамейке сидит мужчина в светлом костюме; фонтанчик прорисовывает в воздухе упругую струю, похожую на хлыст, но ты успокаиваешься лишь только тогда, когда бросаешь взгляд на матовую подсвеченную табличку, которая доводит до твоего сведения, что это "Уголок королевского парка в Калькутте",
Затем снова звучит удар колокола, скольжение пальм, скамеек, зданий, мачт, последнее шевеление в стремлении выгодно расположиться, удар колокола-- и перед тобой залитый солнечным светом "Уголок порта в Бомбее". Мужчина, который только что сидел на скамейке в королевском парке, стоит теперь в тропическом шлеме на переднем плане на тесаных каменных глыбах волнореза, опираясь на прогулочную трость. Он зачарован видом жестко закрепленного такелажа судов, их труб и кранов, зачарован горами тюков с хлопком на набережной, он не может отвести от них взгляд, и можно лишь с большим трудом рассмотреть черты его затененного лица. Но вдруг в магическом пространстве происходит странная подвижка, и ты узнаешь Бертранда, который ненавязчиво и в то же время внушая ужас напоминает, что его уже невозможно вычеркнуть из твоей жизни, будь он даже в такой дали от тебя. Но это всего лишь игра твоего воображения, ибо Господь дает ему звонок и он, не прощаясь, застыв с прямой спиной, не сделав ни единого шага, ускользает. Ты тоже скользишь взглядом к соседу слева, не вынырнет ли он там, но на табличке ты читаешь "Административное здание в Калькутте", и в тебе даже возникает что-то похожее на надежду: Бертранд появлялся здесь лишь для тебя одного и с одной лишь целью поприветствовать тебя. Но у тебя нет времени ломать над этим голову, потому что если ты начинаешь опять пялиться в оба глаза на стене, то тебя ожидает приятный сюрприз: "Туземка с Цейлона". Туземка не только купается в мягких золотистых лучах солнечного света, но, более того, она выписана в своих естественных тонах: улыбается, обнажая между красных губ зубную белизну, и ждет, наверное, своего белого господина, приехавшего из Европы, поскольку он отвергает европейских женщин. "Храмы в Дели" тоже лучатся цветами Востока на коричневатом фоне: там безбожник может узнать, что даже находящиеся в подчинении и зависимости расы умеют служить Богу. Разве он сам не говорил, что восстановить господство Христа будет возложено на темнокожих? Испуганно созерцаешь ты столпотворение коричневых фигур, и не без облегчения твой слух улавливает сигнал, с которым все это уплывает, освобождая место "Началу охоты на слонах". На картине изображены мощные четвероногие животные, хорошо видны мягкие очертания изогнутой передней ноги одного из них. Они стоят на мелком белом песке, и когда ты, ослепленный им, отводишь на какое-то мгновение взгляд в сторону, то над матовой табличкой обнаруживаешь маленькую кнопку, на какую ты с любопытством нажимаешь. Тотчас же к твоей радости картина превращается в освещенный мягким лунным светом ландшафт: оказывается, ты волен начинать охоту днем или ночью. Но поскольку тебя больше не ослепляет яркое солнце, ты не упускаешь случая рассмотреть лица наездников, и если твои глаза тебя не обманывают, то это ведь Бертранд сидит в корзине за смуглым погонщиком слона и держит в правой руке изготовленное к стрельбе ружье, предвещающее смерть. Ты закрываешь глаза и, открыв, опять видишь совершенно незнакомого мужчину, который улыбается тебе, а погонщик слона покалывает копьем за ухом животного, указывая ему требуемое направление движения. Они ускользают прочь в лесные дебри, однако до твоего слуха уже не доносятся топот многочисленных ног табуна и трубные звуки самцов, ты слышишь лишь ненавязчивые звонки и то, как с легким механическим шуршанием ландшафт странным образом наезжает непосредственно на ландшафт, и если даже тот случайный человек кажется действительно тем, кого ты вынужден искать вечно, тем, кого ты всю жизнь с нетерпением ждешь, тем, кто исчезает, когда ты все еще держишь его руку в своей, то затем раздается звонок, и, не успев опомниться, ты обнаруживаешь около соседа справа, на которого ты уже исподтишка бросаешь затаенный взгляд, надпись "Правительственный дворец в Калькутте", так что тебе известно: теперь вот пробил и твой час. Ты смотришь мельком еще раз, чтобы окончательно убедиться, что теперь, действительно, последуют пальмы королевского сада, а поскольку этого уже не избежать, то ты отодвигаешь свой стул, к тебе спешит служитель, и ты, слегка прищуривая глаза, подняв воротник, уличенный в том, что предавался наслаждению, так и не поняв, какому, выходишь с коротким "всего хорошего" из помещения, в котором в ожидании застыли другие, а дама продолжает продавать абонементы.
