- У тебя кое-что похуже головной боли, - жестко сказал Павел.

Эндрю наморщил лоб.

- Зачем тебе этот фонарь - перестань меня слепить! Почему так темно?

- Действительно, черт возьми, почему? Мы же разбились!

- Разбились?

Эндрю попытался сесть, но Павел помешал, положив тяжелую руку ему на плечо.

- Не двигайся! У тебя пробита спина, возможно, сломан таз и к тому же не исключены внутренние повреждения. Я дал тебе болеутоляющее, но если хочешь жить, ни в коем случае не шевелись.

- Отстань, - капризно произнес Эндрю. Кажется, сказанное до него не дошло. Он попытался отшвырнуть одеяло и согнулся от острой боли.

- Дьявол! А говоришь, дал болеутоляющее! Если ты не способен даже выбрать нужное лекарство...

- Нет, теперь послушай меня! - прервал Павел, перебирая принесенные инструменты в поисках соединителя суставов. - Тебя всего переломало, но все же надежда на спасение есть. Ты понял?

- Я...

Лицо Эндрю сморщилось, как мокрая маска из папье-маше. Он, наконец, осознал: "Это случилось со мной!"

- Так мы разбились?

- Почему же, черт побери, твоя койка оказалась на другой стороне каюты? Что разбросало все твои вещи по полу? Если бы ты не дрых без задних ног, а бодрствовал, как и все остальные, то теперь лежал бы под тысячью тонн песка!

- Не твое дело! Я живу по-своему, а не остальных мне плевать!

- Заткнись! - Павел уже собирал соединитель суставов. - Постарайся взять все от болеутоляющего - его осталось мало. А без этого препарата единственное, что я смогу для тебя сделать, чтобы ослабить боль, - это полностью блокировать нижнюю часть позвоночника. Но не уверен, что после этого ты когда-нибудь сможешь передвигаться. Так что, если тебе не надоело ходить по земле, делай то, что тебе говорят.

Полуоткрытый рот Эндрю задрожал. Он начинал что-то понимать.

- Сейчас я починю твою левую руку, - продолжал Павел. - Вот эта штука поставит плечо на место. Соберись. Ты, судя по всему, испытал в своей жизни не так уж много боли, но люди переносили куда более страшные вещи, чем то, что ты сейчас почувствуешь.

- Люди раньше сносили вшей, мух и открытые язвы, - огрызнулся Эндрю. - Зачем же тогда весь ваш "прогресс"?

Удивившись, что Эндрю слыхивал, оказывается, о подобных вещах, Павел приподнял бесчувственную руку и установил соединитель суставов, стараясь не думать о том, что ощущает пациент.

- Какой, к черту, прогресс! Кажется, мы попали на соседнюю с Картером планету... Ну, поехали!

Он отпустил пружину соединителя, и плечевой сустав с глухим стуком встал на место. Отлично.

Когда прибор был отсоединен, Эндрю спросил:

- А ты-то сам как умудрился уцелеть? - едкий тон вновь вернулся к нему.

- Меня выбросило через переборку медкабинета в отделение, полное мехов. Мне просто повезло, и благодари Бога, что мне повезло. Иначе ты бы сейчас корчился от боли.

- Ничего подобного, - гордо возразил Эндрю. - Пора бы тебе знать - это не в моих правилах.

Павел озадаченно посмотрел на него. Одним из побочных эффектов болеутоляющего была, как гласили справочники, мания величия. Кажется, это самое у Эндрю и началось.

- Взгляни-ка,- продолжал Эндрю, - видишь вон тот черный чемодан?

Павел перевел взгляд и заметил тёмный квадратный кейс, на который едва не наступил, обходя койку. Он поднял его. Кейс для своего размера оказался чересчур тяжелым.

- Там комбинированный замок. Нажми пять, два, пять, один, четыре.

Осветив замок фонарем, Павел набрал названный код, и крышка поднялась. Кровь застыла в его жилах.

- Догадался, что это за штука, да? - с торжеством спросил Эндрю.

- Да. - Павел почувствовал, что горло стало таким же сухим, как ветер в дюнах за переборкой. - Конечно, ты должен был таскать его с собой. Это Легкий Выход.

Маленький гладкий цилиндр из пластила, не тоньше и не длиннее предплечья, с белым колпачком на одном конце, покоящийся на амортизирующей подушечке из красного бархата, стоил, наверно, не меньше половины самого "Пеннирояла"

То была "разрешенная законом" модификация более раннего прибора, который пришлось запретить, поскольку, кочуя с планету на планету, он убивал пионеров космоса, приходивших в отчаяние от попыток преодолеть бесчисленные проблемы, возникавшие во враждебном мире. На ранних образцах этой машины были нажиты целые состояния: поселенцев соблазняли воображаемыми мирами, такими прекрасными, что люди с радостью готовы были умереть с голоду, лишь бы снова и снова переживать иллюзорные удовольствия.

Когда использование машины приобрело характер эпидемии, правительство Земли издало, наконец, закон - как всегда, компромиссный. Запрещалось не производить, а только покупать и использовать эти машины. Исключение делалось лишь для тех, кто выполнял опасное, связанное со смертельным риском задание. На практике же это означало, что машины покупали космические туристы, правительственные чиновники, руководители космических линий. То есть те, кто готов был выложить круглую сумму.

Для того, чтобы привести в действие Легкий Выход, достаточно было повернуть колечко, нажать белый колпачок. И тут же компьютер подавал сигнал прямо в мозг любого человека в радиусе около ста метров, устанавливая связь между центрами удовольствия и памяти и направляя все ресурсы организма на конструирование сладчайшего сновидения - такого всепоглощающего, такого убедительного, что болевые ощущения, которые в действительности переживал человек, не достигали сознания. Космонавт, затерянный в межзвездном пространстве, его жизнь могла быть заполнена эротическими эмоциями, или оргией чревоугодия, или осуществлением властолюбивых мечтаний - всем, о чем мечтал конкретный человек.

Это могло быть всё, что угодно. Буквально всё.

В принципе, в машине была заложена гуманная идея: что может быть более жестоким для находящегося в сознании живого существа, чем понимание неотвратимо надвигающейся смерти? Когда нет надежды на спасение - лучше уж закончить свои дни в неомраченной радости!

Прекрасно.

Но в тот момент, когда человек нажимал на колпачок, он совершенно определенно совершал самоубийство. В коре головного мозга прожигались новые нейроканалы, и пути назад не было.

Павел захлопнул крышку, защелкнул замок и осторожно положил кейс на полку, так, чтобы его не мог достать Эндрю.

- Эй, ты чего? - закричал Эндрю. - Тебе ведь известно, что это за штука? Ты что, не знаешь, как её включить?

- Знаю.

Павел отвернулся, направил луч фонарика на медицинские принадлежности и занялся единственно важным делом - отбором необходимого для завершения операции.

- Давай, включай!

- Заткнись! - Его испугала собственная ярость - доктору негоже так разговаривать с пациентом. - Или я тебя заставлю замолчать!

Он схватил инъектор - не местной анестезии, которая нейтрализует болевые точки, а общего действия.

- Подлец! - засипел Эндрю. - Ты дьявол! Ты...

На последнем слове его голос утих. Глаза, блестевшие в бледном свете фонарика, закрылись, и через несколько секунд Эндрю обмяк.

"Так, во всяком случае, милосерднее..."

Но когда Павел снял одеяло и механически занялся очисткой тела Эндрю от экскрементов и засохшей крови, он понял, что это неправда. В его поступке было такое же насилие, как если бы он ударил Эндрю в челюсть.

Как бы в наказание за то, что поддался гневу и страху, Павел с особым тщанием провел дезинфекцию, выполняя вручную самую неприятную работу, которую в другое время доверил бы прибору, будь таковой в исправности после катастрофы. Вскоре он ощутил, что действие стимулятора проходит, но со второй дозой решил повременить до обеда.

На данный момент он сделал всё, что мог: Эндрю был в паутине медицинских приборов. Приборы успокаивали боль, абсорбировали шлаки прямо через кожу, выводили продукты желудка и мочевого пузыря и страховали раненого от малейшей опасности гангрены. Если спасатели явятся в течение пятнадцати дней, Эндрю не просто выживет, но будет в достаточно хорошем состоянии, чтобы перенести серьезную операцию позвоночника и вернуть себе способность двигаться. Павлу было чем гордиться; к тому же он не мог воспользоваться большинством приборов из-за того, что сомневался в их исправности.