Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Документы для внутреннего пользования, составленные в Агитпропе в конце 1945 года, нацеливали сотрудников на исправление некоторых перегибов, допущенных во время войны. К концу 1946 года, похоже, отошли в прошлое даже заявления, подобные тому, какое сделал Александров годом раньше, аллегорически уподобляя последнюю войну борьбе с татаро-монгольскими ордами. Согласно новой идеологической доктрине, победа над Германией ей была уникальным подвигом в истории человечества, не сравнимым ни с какими военными достижениями дореволюционной эпохи. Иногда эту доктрину называют «мифом о войне». Если прежде сталинские идеологи с готовностью обнаруживали и даже изобретали наследие императорской России в советской истории, то в послевоенные годы они громогласно объявляли, что победа над фашистской Германией носила исключительно «советский» характер и была обусловлена проводившейся после 1917 года дальновидной политикой индустриализации и социалистического строительства в целом [696]. Напрашивается предположение, что в Советском Союзе существовали два параллельных идеологических направления, и в то время как одна группа идеологов продолжала работать, опираясь на российскую историю, другая занималась созданием мифа о войне. Но, может быть, второе направление полностью вытеснило первое?

На первый взгляд, где-то на рубеже 1945 и 1946 годов миф о войне действительно заглушил характерное для предвоенного и военного времени увлечение русским прошлым. Некоторые деятели культуры вразрез с последними идеологическими установками по-прежнему разрабатывали темы, популярные в годы войны. Пьесы «У стен Ленинграда» Вс. Вишневского и «Медальон» Н. Шпанова были заклеймены сотрудником Агитпропа А. Е. Еголиным как «идеализирующие высшие круги офицерства царской армии» и «призывающие советских командиров учиться долгу и чести у старых офицеров» [697]. В начале августа 1946 года Еголин вместе с Александровым подготовили докладную записку, в резкой форме критиковавшую журнал «Звезда» за публикацию стихов А. Ахматовой и М. Комиссаровой, которые якобы отдавали предпочтение дореволюционному прошлому, отвергая советскую действительность. В том же документе получил нагоняй С. Спасский за использование «неудачной» исторической аллегории в своей поэме 1946 года «Всадник». Сопоставляя блокадный Ленинград с городом Петровской эпохи, Спасский, по мнению идеологов, утверждал, что «любовь советских людей к своей Родине ничем не отличается от патриотических чувств русского человека в прошлом. Эта ошибочная точка зрения привела автора к идеализации образа Петра I и даже к превращению его в символ советской страны» [698]. Подобные обвинения выглядят странно, если учесть, что ссылки на Петра и дореволюционное прошлое в целом были краеугольным камнем национал-большевистской пропаганды со второй половины 1930-х годов. Следовало ли понимать, что теперь партийные руководители призывают напрочь отбросить мобилизованные совсем недавно традиции и героев царской России?

Судя по всему, именно так и было. Вслед за докладной запиской Еголина и Александрова ЦК партии издал в середине августа 1946 года резолюцию, в которой сурово осуждались литературно-художественные журналы «Звезда» и «Ленинград», чьи редакторы якобы не проявляли достаточной бдительности. Вскоре после этого Жданов выступил от имени Политбюро с громогласной филиппикой против творчества Ахматовой, Зощенко и других «антисоветских» авторов. Эта своего рода публичная порка писателей ознаменовала начало периода, который принято называть «ждановщиной» [699]. Не прошло и двух недель после этого прославившегося своей несдержанностью поношения творческой интеллигенции, как была обнародована резолюция ЦК, казалось, подтверждавшая, что партия решила отказаться от историографической линии, намеченной в 1937 году и поддержанной Александровым всего год назад. Резолюция была озаглавлена «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» и обвиняла советские театральные коллективы в том, что они идеализируют «царей и ханов» и импортируют «западные буржуазные» ценности [700]. В то время как в последнем обвинении звучат отголоски хорошо знакомой истерической советской ксенофобии, брошенный театральным деятелям упрек в ностальгии, якобы испытываемой ими по временам царей и ханов, означал, что театрам придется расстаться со значительной частью своего репертуара, популярного после 1937 года, — от опер Глинки до драм всех трех Толстых.

Однако исторические эпопеи, описывавшие осаду Севастополя или Брусиловский прорыв, достигли во второй половине 1940-х годов пика своей популярности. В 1947 году Сталин лично давал указания Эйзенштейну, каким образом надо переработать для проката вторую серию «Ивана Грозного» [701]. В том же году было решено установить в центре Москвы на Советской площади памятник князю Юрию Долгорукому, который должен был заменить Обелиск Свободы, возведенный в этом месте в годы революции. Установка памятника была приурочена к пышному празднованию 800-летия основания Москвы. С не меньшей помпой была отмечена чуть позже 150-летняя годовщина со дня рождения Пушкина. Произведения, посвященные этим и подобным фигурам дореволюционной эпохи, не сходили со сцены и экрана в течение всего десятилетия, что явно противоречило партийному призыву ограничить изображение российской старины. Поэтому стоит еще раз поднять вопрос: вытеснил «миф о войне» дореволюционное прошлое или нет?

Ответ, возможно, содержится в замечании Сталина, брошенном Эйзенштейну во время их известной беседы 1947 года: надо «преодолеть возрождение национализма» у нерусских народов [702]. И если Агитпроп дал указание всесоюзным учреждениям культуры поменьше обращаться к истории русского народа, то этот запрет бледнеет по сравнению с сущим разгромом историографии национальных республик, учиненным в 1945-1947 годы. Еще в 1944 году партийным руководителям некоторых республик были высказаны претензии по поводу того, что они ведут пропаганду, которая принижает роль русских в семье братских народов. Прежде всего досталось партийным организациям Татарстана и Башкирии за прославление подвигов их народов в эпоху татаро-монгольского ига [703]. Сразу же после этого подверглись критике деятели культуры Марийской республики, в чьих работах изображение дореволюционной жизни граничило, по мнению Москвы, с национализмом [704]. Затем наступила очередь парторганизации Казахстана, которая якобы не учла уроков, преподанных ей во время войны в связи с публикацией злополучной «Истории Казахской ССР» [705].

В послевоенные годы эта тенденция продолжала набирать силу. В августе 1945 года Александров неодобрительно отозвался об исследованиях, посвященных жизни народов СССР в стародавние времена и тем более сопротивлению, оказанному ими колонизаторской политике и культурному влиянию России при старом режиме. Этот мотив вновь прозвучал год спустя в резолюции ЦК о театральном репертуаре, осуждавшей «идеализацию ханов». В сочетании с сокрушительными ударами, нанесенными казахским и башкирским историкам, эти резолюции подняли целую волну выступлений против нерусской историографии, прокатившуюся по всему Союзу во второй половине 1940-х годов. Так, в августе 1947 года пленум ЦК компартии Армении осудил «националистические» исследования по литературе и истории народа, в которых средневековый период идеализировался и назывался «золотым веком». Между тем, именно в то время зародились дружественные культурные связи Армении с Россией. Суровой критике за распространение «националистических и реакционных настроений» подверглись не только Институт филологии Академии наук Армянской ССР и республиканский Союз писателей, но и член ЦК армянской компартии, ответственный за идеологическую работу [706]. Не менее суровым был разнос, учиненный партийной организации Мордовской АССР [707]. Затем принялись за якутскую и бурятскую историографию, что совпало с критической кампанией, связанной с изданием «Истории народов Узбекистана» в Узбекской ССР[708]. Были вскрыты недостатки в преподавании истории в Эстонии, где, как указывалось, «в разделе об СССР не упоминаются имена Минина, Пожарского, Суворова, Кутузова, Радищева». Хуже того, «при изучении истории СССР не показывается совместная борьба русского и эстонского народов против общих врагов» [709]. Не была обойдена вниманием и маленькая республика Тува, где партийным руководителям пришлось развернуть широкую кампанию самокритики после того, как вскрылось, что в республике недооценивают роль русского культурного влияния:

вернуться

696

И. В. Сталин. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа города Москвы (9 февраля 1946 г. //Сочинения. Т. 3 (16). Stanford, 1967. С. 4-7; Мировое значение русской культуры//Литературная газета. 1946. 20 апреля. С. 1.

вернуться

697

РГАСПИ 17/125/366/210-221, опубл. в: «Литературный фронт»; История политической цензуры, 1932-1946. Сборник документов/Под ред. Д. Бабиченко. М., 1994. С. 162-163.

вернуться

698

РГАСПИ 17/117/628/10-17, опубл. в: Литературный фронт»: История политической цензуры. С. 191-197; О литературном журнале «Звезда» //Культура и жизнь. 1946. 10 августа. С. 4; Идейно-воспитательная работа среди писателей//Литературная газета. 1946.10 августа. С. 1.

вернуться

699

О журналах «Звезда» и «Ленинград». Из постановления ЦК ВКП (б) от 14 августа 1946 г. //Культура и жизнь. 1946. 20 августа. С. 1. Две речи Жданова, произнесенные 15 и 16 августа перед партийным активом и перед собранием творческой интеллигенции, были опубликованы под одной шапкой: Доклад т. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград»//Культура и жизнь. 1946. 30 сентября. С. 1-3. См.: РГАСПИ 77/1/978/111-118; 77/1/803; 558/11/732/3-46.

вернуться

700

О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению. Постановление ЦК ВКП (б) от 26 августа 1946 года//Культура и жизнь. 1946. 30 августа. С. 1. В своих выступлениях 15 и 16 августа Жданов предупредил об опасности однобокой одержимости историческими темами.

вернуться

701

Сталин, Молотов и Жданов о 2-й серии фильма «Иван Грозный»: Запись Сергея Эйзенштейна и Николая Черкасова//Московские новости. 1988. 7 августа. С. 8-9. Симонов ошибался, говоря, что Сталин запретил вторую серию фильма под тем предлогом, что эта тема якобы несвоевременна, — см.: К. Симонов. Глазами человека моего поколения: размышления о И. В. Сталине. М., 1988. С. 164; гл. 3, прим. 49; гл, 13, прим. 42.

вернуться

702

Лев Копелев. Хранить вечно. Ann Arbor, 1977. С. 504.

вернуться

703

См. гл. 7, прим. 67.

>

вернуться

704

РГАСПИ 17/125/311/26-28.

вернуться

705

Разгромная рецензия на эту книгу в центральной прессе (см., например М. Морозов. Об «Истории Казахской ССР»//Большевик. 1945. № 6. С. 74-80) вынудила казахских коммунистов принять резолюцию: О подготовке 2-го издания «Истории Казахской ССР»//Большевик Казахстана. 1945. № 6. С. 49-51. См. последующие критические замечания в адрес этого издания: РГАСПИ 17/125/340/78-85; 17/125/311/108-144; Peter Blitstein. Stalin's Nations: Soviet Nationality Policy between Planning and Primordialism, 1936-1953//Ph. D. Diss., University of California . Berkeley, 1999. P. 63-71.

вернуться

706

Пленум ЦК КП (б) Армении//Правда. 1947. 26 сентября. С. 2; см. также: РГАСПИ 17/125/570/270-291; 17/117/702/106-123. Разразившийся скандал не утихал и в 1948 году, как видно из публикации: ЦК КП (б) Армении о задачах идеологической работы // Культура и жизнь. 1948. 21 марта. С. 2.

вернуться

707

РГАСПИ 17/125/254/222-263, особ. 222-224, 261-263.

вернуться

708

О Якутии см.: РГАСПИ 17/125/507/9-197, 239-253, 300-316; РГАНИ 6/6/767/ 83-86; Blitstein Stalin's Nations. P. 71-89; о Бурятии: В. Шунков. О разработке истории Бурят-Монголии // Вопросы истории. 1949. № 5. С. 87-89. об Узбекистане: РГАСПИ 17/125/507/172.

вернуться

709

РГАСПИ 17/125/626/83-85; Е. Ю. Зубкова. Феномен местного национализма: «Эстонское дело» 1949-1952 годов в контексте советизации Балтии//Отечественная история. 2001. № 3. С. 89-103.

57
{"b":"129294","o":1}