— Старые копи. Там проводят экскурсии.

— Очень интересные, — вставила жена.

— Да, очень интересные, — согласился муж. — Правда, идти далековато.

— И в воскресенье может оказаться закрыто, — сказала жена. — Теперь не сезон, — пояснила она.

— Конечно, вы могли бы взять такси, если не хочется идти пешком в такую погоду, — сказал муж.

Я уставился на него. Такси? Он сказал «такси»?! В такое чудо и поверить трудно.

— В Блэно есть такси?

— Ну да, — отозвался муж с таким видом, словно ими-то Блэно и славен. — Хотите, я вызову такси отвезти вас к карьеру?

— Ну… — замялся я, подбирая слова.

Эти люди были так добры, и мне не хотелось проявлять неблагодарность, но, с другой стороны, экскурсия по сланцевым копям под дождем в мокрой одежде казалась мне не более привлекательной, чем визит к проктологу. — А как вы думаете, такси не могло бы отвезти меня в Портмандог?

Я не представлял, насколько это далеко, и не смел надеяться.

— Конечно, — сказал хозяин.

Он вызвал мне такси, и не успел я оглянуться, как хозяева уже провожали меня самыми добрыми пожеланиями, и я садился в машину, чувствуя себя жертвой кораблекрушения, спасенной случайным кораблем. Передать не могу, с каким восторгом я смотрел на скрывающийся позади Блэно.

Таксистом оказался дружелюбный молодой человек, и за двадцатиминутную поездку до Портмандога он снабдил меня важными экономическими и социологическими сведениями относительно полуострова Двивор. Больше всего меня потрясло известие, что по воскресеньям на полуострове царит сухой закон. От Портмандога до Абердарона вы даже ради спасения жизни не получите и глотка спиртного. Я и не знал, что в Британии еще сохранились такие островки незыблемой нравственности, но был столь рад вырваться из Блэно, что мне было все равно. Портмандог, под беспощадным ливнем прижавшийся к морю, оказался серым и незапоминающимся местечком, полным мокрого булыжника и темного камня. Невзирая на дождь, я тщательно перебрал немногочисленные местные отели — после ночевки в безрадостном пансионе я чувствовал, что заслужил немного комфорта и роскоши. Я выбрал гостиницу «Королевский спортсмен». Мне достался удобный и чистый, хотя и ничем не выдающийся номер, а большего и не требовалось. Я заварил себе кофе, переоделся, пока закипал чайник, в сухую одежду и уселся на краю кровати с чашкой и сдобным печеньем. По телевизору шла мыльная опера «Побол и Ком», доставившая мне большое удовольствие. Разумеется, я ни слова не понимал, но с уверенностью скажу, что игра актеров и сама постановка были лучше, чем в любом сериале, выпущенном, скажем, в Швеции или Норвегии — или в Австралии, если на то пошло. По крайней мере, когда кто-нибудь хлопал дверью, стены не качались. Было очень любопытно смотреть на людей, существующих в узнаваемо английском мире — они пили чай и носили кардиганы из «Маркс и Спенсер», но говорили по-марсиански. Я с интересом отметил, что порой они вставляли английские слова: «Ух ты!», «Ну, тогда…» и «О'кей», видимо, непереводимые на валлийский, — а в особо запомнившемся мне месте один из персонажей произнес фразу, звучавшую как «Вулх илх ааргх ибси ком паршивый уикенд, понимаешь ли!» — я был в восторге. Как мило со стороны валлийцев не иметь собственного названия для незаконного безделья между пятницей и понедельником!

Ко времени, когда я допил свой кофе и вернулся на улицу, дождь временно унялся, но улицы были залиты огромными лужами: стоки не справлялись с таким объемом воды. Поправьте меня, если я не прав, но если какой нации и пора бы уже освоить искусство дренажа, так это британской. Так или иначе, автомобили дерзко подражали глиссерам, преодолевая эти временные озера, и заливали брызгами соседние дома и магазины. Памятуя о своем столкновении с лужами в Уэстоне и о том, что в этом городке по воскресеньям воистину нечего делать, я пробирался по Хай-стрит с особой осторожностью.

Я сунул нос в туристский информационный центр, где обзавелся брошюркой, сообщавшей, что Портмандог построен в начале девятнадцатого века для вывоза сланца из Блэно неким Александром Мэддоксом и что к концу того же века тысяча кораблей в год перевозили из этого порта 116 000 тонн валлийского камня. Ныне причалы, как и следовало ожидать, приспособлены для проживания яппи — булыжные мостовые и модные квартирки. Я из вежливости осмотрел их и переулком по задворкам гавани прошел в район маленькой верфи и других морских предприятий, вверх по одному склону застроенного домами холма и вниз по другому. За холмом стояла тихая деревушка Борт-и-Гест с кирпичными виллами по берегу подковообразной бухты с роскошным видом через Трает-Бах на мыс Харлех и бухту Тремадок за ним. Борт-и-Гест сохранил очаровательный дух старины. Посреди деревни, с видом на залив, стояла почтовая контора, а рядом с ней висел синий полотняный навес, на свисающей части которого виднелись надписи «Сласти» и «Мороженое», а рядом находилось заведение под названием «Кафе с видом на море». Все это местечко словно явилось со страниц «Приключений на острове». Я был очарован с первого взгляда.

По травянистой тропинке над морем я прошел к концу мыса. Даже под низкими тучами открывался великолепный вид через залив Гласлин на хребет Сноудон. Дул порывистый ветер, и волны внизу грозно бились о скалы, но хотя бы дождь приустал, и воздух был свежим и сладким, как бывает только у моря. Смеркалось, и я, из опасения присоединиться к волнам у подножия утеса, предпочел вернуться в город. Там я увидел, что и то немногое, что раньше работало, уже закрылось. Только один маячок неярко разгонял смыкающуюся тьму. Поднявшись к источнику света, я с интересом обнаружил, что вижу южную конечную станцию и штаб-квартиру знаменитой железной дороги из Блэно-Ввестиниог.

Захотелось изучить нервный центр организации, доставившей мне столько сильных и мучительных переживаний, и я вошел внутрь. Хотя подходило уже к шести, все вокзальные книжные киоски были открыты и окружены любопытствующими читателями. Я сунул нос в один из них. Это было исключительное заведение: целые полки книг с заголовками вроде «Железные дороги долины Уинион и залива Мэйвддах» или «Полная энциклопедия сигнальных будок». Здесь были многотомные серии книг с названиями «Поезда в беде», со множеством фотографий столкновений, сошедших с рельсов поездов и иных катастроф — литература, способная, надо полагать, пощекотать нервы железнодорожного фанатика. Для тех, кто ищет более животрепещущих ужасов, имелись десятки фильмов. Я взял наугад диск «Ралли ста паровозов в Ханслете, 1993 год» с крупной этикеткой, сулившей «сто минут жаркого действия». Наклейка под ней гласила: «Внимание: содержит откровенные сцены между тяжелым «Стеррок 0–6–0» и «GWR Хоппер»». Понятно, последнюю я только что выдумал, но меня немало изумило, что люди вокруг просматривали книги и кассеты с той же глубокой безмолвной сосредоточенностью, какую можно увидеть в порномагазинах, и мне вдруг пришло в голову, что увлечение паровозами таит в себе неведомые некоему Брайсону наслаждения.

Согласно плакату на стене в билетной кассе, железная дорога Блэно-Ввестиниог была основана в 1832 году и является старейшей из действующих в мире. Из того же плаката я узнал, что в железнодорожное общество входят 6000 членов — число, которое, как ни крути, поставило меня в тупик. Хотя последний дневной поезд уже прибыл, в билетной кассе все еще кто-то сидел, и я решил подвергнуть его допросу по поводу несогласованности автобусной и железнодорожной службы в Блэно. Не знаю уж, отчего, ведь я был само очарование, он помрачнел, словно я неодобрительно отозвался о его жене, и раздраженно проговорил:

— Если «Транспорт Гвиннеда» хочет, чтобы люди поспевали на дневной поезд, пусть отправляет автобусы раньше.

— Но с тем же успехом, — настаивал я, — вы могли бы отправлять поезда несколькими минутами позже.

Он взглянул на меня, словно я высказал безумно дерзкую мысль, и вопросил:

— С какой стати?

Вот видите, в чем беда с этими энтузиастами железных дорог? Они не внемлют доводам разума, вздорны, опасно неуживчивы и многие, как этот, например, отращивают усики, как у Майкла Фиша[33], при виде которых так и хочется растопырить два пальца и ткнуть ему в глаза.