— Скажите, госпожа, — обратилась я к ней твердо, — могу ли я надеяться когда-нибудь вернуться домой? Я безмерно благодарна вам за спасение, но мне бы не хотелось злоупотреблять вашим гостеприимством.

Госпожа Эвника рассмеялась.

— Во-первых, ты еще слишком слаба, — сказала она сквозь смех. — Во-вторых, у меня нет корабля, чтобы отправить тебя на родину. Так что тебе довольно долго придется жить здесь. А что до злоупотребления гостеприимством — так об этом не беспокойся. Я беру тебя под опеку. Ты не будешь нуждаться в пище и крове, у тебя будет красивая одежда и дорогие украшения. А за это ты будешь служить мне и развлекать меня. Не волнуйся, глупышка, я гораздо знатнее тебя. В должности фрейлины нет ничего зазорного.

«Что ж, — подумала я, — в конце концов, я ведь обязана ей жизнью».

Меня действительно снабдили одеждой и поселили в роскошно убранном помещении, в котором, кроме меня, обитали еще четырнадцать девушек. Все они оказались из разных частей света, и все давно смирились со своей участью. Так же, как и я, они в свое время едва не погибли в море и таинственным образом очутились здесь. Иные еще скучали по дому и просыпались в слезах — ускользающие видения родных мест посещали их во сне.

В чем же стояла наша общая участь? Естественная стыдливость с трудом позволяет мне говорить об этом. Время от времени некоторых из нас приглашают в опочивальню Эвники. Там нам приказывают обнажиться. Точно наложницы из сераля, мы должны исполнять все прихоти этой женщины. Иногда она принуждает нас ласкать ее постыдным образом, иногда же сама ласкает приглянувшуюся ей пленницу. Если несчастная протестует, Эвника зовет своих слуг — безжалостных великанов, послушных ей во всем. Провинившуюся наказывают без пощады. Она может считать, что ей повезло, если ее просто высекут, привязав к колонне. Обычно бедняжку подвергают куда более мучительному истязанию. Бывает, что кого-нибудь из нас секут просто так, без вины. Эвиике нравится наблюдать за этим. Она страшно распаляется, становится просто ненасытной. Мне довелось дважды испытать на себе ее жестокие склонности. Не знаю, как я осталась в живых. Жгучий стыд и унижение ломают гораздо сильнее боли…

Позднее я узнала, что во владениях Эвники есть еще несколько таких же сералей. В одном из них живут несчастные, чья участь целиком сводится к боли. По капризу Эвники их мучают, часто — до смерти. В другом заключены пленницы, ублажающие слуг Эвники. Их судьба также плачевна. Грубая, слишком мощная плоть этих великанов причиняет им невероятные страдания. Они скоро умирают.

Так что мне еще повезло. А есть особый сераль — в нем содержатся девушки, предназначенные для гостей Эвники. Несколько раз в году она исчезает, иногда — надолго, и возвращается не одна. Возможно, она околдовывает мужчин. Ее пленники так и не понимают, что они в плену. Остаток своей жизни они проводят, наслаждаясь яствами, питьем, ласками рабынь и самой госпожи Эвники… Их глаза делаются пустыми, тела истончаются, словно тени. Проходит десять-двенадцать дней — и вот уже из опочивальни выносят мертвое тело, укрытое простыней.

— Так быстро? — усмехнулся Копан. — Неужели Эвника выбирает одних только хлюпиков?

— О нет, господин. Избранники Эвники вовсе не таковы. Дело в другом. Она потчует их особым напитком. Я много раз видела его действие… Отведав напитка, который цветом похож на молодое вино, обреченный чувствует в себе прилив мужских сил. Страстное желание охватывает его. Он приходит в исступление. Только в этом состоянии мужчина может доставить наслаждение госпоже Эвнике. Вожделение пленника нарастает с каждым часом. Через два дня он уже не покидает ложа, причем Эвника, отрываясь от его ласк, заменяет себя свежей наложницей из сераля на время, потребное ей самой для отдыха… Ненасытная похоть между тем пожирает мужчину изнутри.

— А откуда Эвника берет столь дивный напиток? — поинтересовался маркиз.

Тана побледнела. Его голос задрожал.

— Неподалеку отсюда находится капище, посвященное демоиице по имени Атротида. Там стоит ее изваяние. Вряд ли человек мог изваять эту статую. Она прекрасна, но если долго смотреть на нее, Атротида становится пугающей. Лицо безупречной красоты словно искажается гримасой, слепые глаза статуи делаются злыми и страшными…

Однажды Эвника велела мне сопровождать ее в это капище. Я должна была нести на подносе золоченый сосуд, накрытый куском парчовой ткани. Госпожа приказала мне стоять у входа в капище, а сама принялась один за другим зажигать светильники, окружавшие статую. После этого она разделась и приготовилась к исполнению какого-то обряда. Я успела разглядеть изваяние как следует. От страха меня трясло.

— Госпожа! — взмолилась я. — Вели наказать меня но своему усмотрению, только позволь уйти отсюда!

— Глупая девчонка! — рассердилась Эвника. — Тебе дадут триста розог, вымоченных в уксусе, раз тебе этого хочется. Но это случится попозже. А сейчас ты замолчишь и будешь делать все, что я прикажу. Иначе тобой позабавятся мои слуги, все по очереди. Они будут брать тебя как женщину и как мальчика, пока твое тело не лопнет. А после этого они же сварят тебя заживо и насытят свои утробы!

От ужаса я едва не лишилась сознания. Пока госпожа Эвника произносила свои страшные угрозы, Атротида изменила выражение лица. Прежде оно было бесстрастным, теперь же стало похоже на лицо самой Эвники, такое же жестокое и сладострастное.

Госпожа Эвника отвернулась от меня и хлопнула в ладоши. Из полумрака выступила Нибилла — одна из ее воспитанниц, не принадлежащих к людскому роду. Это странное существо, как и мерзкие слуги Эвники, во всем послушно ее воле. Если бы не обожающий взгляд, устремленный на хозяйку, Нибиллу можно было принять за куклу, управляемую рычагами.

Нибилла заиграла на арфе. В любое другое время ее музыка показалась бы мне чарующе-прекрасной. Но в стенах капища, перед изваянием Атротиды, она довела меня до судорог.

Эвника затрепетала с головы до ног, словно ее пронзили насквозь, и стала танцевать. Она прижималась к статуе грудью, ласкала ее ноги, покрывала холодный камень поцелуями… Продолжалось это долго. Я думала, что никогда не закончится танец обезумевшей Эвники. И вдруг белый мрамор изваяния окрасился кровью. Алая полоса начиналась от уст Атротиды и бежала к ее ногам. Затем появилась другая — от каменного лона дсмоницы. Густая кровь закапала с мраморных сосков… Эвника подхватила сосуд с подноса и принялась собирать в него багряные капли. Когда сосуд заполнился доверху, госпожа запечатала его. Но статуя продолжала сочиться кровью. Тогда Эвника стала слизывать эту кровь языком. Нибилла присоединилась к ней. От этого зрелища меня затошнило, и я не сразу расслышала слова Эвники.

— Глухая дрянь! — рассердилась она. — Немедленно помоги нам. Не должно пропасть ни единой капли! Да не бойся, ничтожная девка, кровь Атротиды действует только на самцов.

Ослушаться Эвники было страшно, но еще страшнее оказалось подойти к изваянию и исполнить этот приказ… Эвника зарычала, как взбешенная тигрица:

— Ты получишь не триста, а шестьсот розог! — крикнула она. — Тысячу двести!

Понимая, что ей ничего не стоит увеличивать число ударов, сломленная страхом, я подчинилась… После этого меня секли три дня кряду, я теряла сознания от невыносимой боли, но слизывать кровь с изваяния оказалось куда ужаснее!..

Тана не выдержала и разрыдалась. Конан ощущал, как гнев заполняет все его существо. Давно он не испытывал подобного чувства. Тем временем Каркаду утешал девушку. Выплакавшись, она продолжала свой рассказ.

— Сегодня я решила бежать. Дело в том, что у Эвники — новый гость. Юноша редкой красоты, бесспорно — благородного происхождения. Сегодня Эвника направится в капище за новой порцией кровавого снадобья. И именно сегодня я должна буду прислуживать ей…

Здесь девушка глубоко вздохнула, собираясь с силами.

— Это превыше моих сил, — молвила она. — Я не смогу… Я совершу проступок, равный самоубийству, только что бы не принимать участия в этом ужасном обряде.