На другом конце планеты, минуя моря, горы и великие степи, известный конфуцианский историк Бань Гу (I в. н. э.), люто ненавидя торговцев, эту «буржуазию» античного времени, метал на их головы громы и молнии китайского Неба, обвиняя их в том числе и в разграблении могил: «…они самовольно захватили горы и реки, медь и железо, рыбу и соль, места на рынках, ловко управляясь со счетными палочками… все они погрязли в беззакониях и преступлениях. А такие, как Цюй Шу, Цзи Фа и Юн Лэ-чэн, стали богачами, занимаясь вскрытием могил, азартной игрой, грабежами и (другими) преступлениями, но заняли места в одном ряду с хорошими людьми. Они… разрушали обычаи. В этом — путь к великому смятению». С чисто китайской наивностью в формулировках он восклицал, признавая реальными богатствами лишь «плоды земли»: «Ведь жемчуг, яшму, золото и серебро нельзя есть, когда голодно, и нельзя в них одеться, когда холодно. Но все же все их ценят, потому что они нужны государю…»
В раннее средневековье в Европе, полной войнами, набегами, переселениями народов, интерес к зарытым в неспокойное время сокровищам и кладоискательству не иссяк. Есть отрывочные сведения о том, что, например, франки собирали старинную римскую стеклянную посуду, а светские и церковные князья и вельможи составляли коллекции древних сосудов, монет, резных камней, утвари, украшений. Естественно, о драгоценностях и золоте мы и не говорим — они всегда были желанной добычей кладоискателей. Русский «Печерский Патерик» рассказывает о находке «латинских сосудов», в которых было «злата же и сребра бесчисленно множество».
В средневековье, когда верховным собственником всей земли в государстве стал считаться король (или какой-либо независимый феодал в своих владениях), они превращаются в хозяина всех найденных и ненайденных сокровищ. Стоило кому-либо донести, что тот или иной человек нашел клад и утаил его, кладоискателя ожидал королевский застенок или тюрьма феодала. Лишь король или удельный правитель мог сам распорядиться, какую часть из найденного сокровища следовало подарить нашедшему. От скупости или от щедрости феодала зависело вознаграждение кладоискателя, а так же и его жизнь, если он сам решил воспользоваться кладом. Так, чтобы овладеть сокровищем, о котором упоминает «Печерский Патерик», киевский князь Мстислав Святополкович, узнав, что печерский инок Федор со товарищем нашел в Варяжской пещере «варяжскую поклажу», «повелел мучить его крепко», пытать в дыму и, наконец, замучил окончательно, не допытавшись, куда упрямый инок сокрыл варяжский клад с «латинскими сосудами», найденными в пещере.
В другом рассказе о кладе сообщается, что бес, дабы насолить благочестивому старцу Авраамию Ростовскому, принял облик воина и, придя к великому князю Владимирскому, наговорил ему, будто старец Авраамий «налезе в земли сосуд медян, в нем же множество сосудов златых и поясов златых, и чепем не мощно цены уставити», и будто на это сокровище, достойное лишь князя, Авраамий и монастырь свой создал. Естественно, князь поверил бесовской выдумке, послал воина в Ростов, схватили подвижника и привели к князю. Увы, монах оказался настолько беден, что у него была одна лишь власяница, да и та изрядно потрепанная. Отца Авраамия отпустили с миром… Любопытно, что церковь при этом поддерживала притязания феодалов на зарытые в земле клады, стараясь в то же время урвать и свою долю. Например, в 1515 году римский папа Лев X издал Декрет, обязывающий предъявлять папскому правительству в Италии каждую найденную при раскопках вещь.
Среди кладоискателей, коллекционеров и грабителей могил, а грань между ними была относительна и достаточно условна, можно было встретить не только имена везучих кустарей-дилетантов. Порой в этой роли выступали целые племена, государственные организации, некоторые коронованные особы, признанные ученые, известные политические деятели и просто крупные международные авантюристы-профессионалы. Нередко поисками сокровищ занимались люди, наделенные недюжинными способностями, знаниями, мужеством и изобретательностью. Многие из них, возможно, могли бы стать первооткрывателями, учеными, землепроходцами, но, влекомые жаждой наживы, поисками призрачного счастья, они становились всего-навсего рядовыми кладоискателями, грабителями могил, обкрадывающими единственного законного владельца всех сокровищ земли — парод, живущий на ней.
Известный русский путешественник Козлов, исследовавший развалины мертвого города Эдзин-Гол, или Хара-Хото, как именовали его основатели-тангуты в XI–XIII вв., с удивлением отмечал, что кладоискательство в руинах стало давним промыслом местных кочевых племен. Торгоуты выкапывали из песка на развалинах города различные предметы и продавали их. Так же, вплоть до настоящего времени, поступали многие племена бедуинов Аравии и Северной Африки, за бесценок продававшие туристам уникальные находки, обнаруженные в руинах древних городов. Более того, иногда такой «антикварный бизнес» помогал затем археологам делать выдающиеся открытия и спасать от разграбления то, что еще уцелело…
У других народов, как отмечали путешественники, археологические находки, так и остатки древних городов, старинные могилы окружались особым вниманием и к ним относились с почтением. В одной из легенд африканцев-йорубов (Нигерия) «Каменный город Эсие» рассказывается о находках каменных фигурок близ местечка Эсие в нигерийской провинции Квара. Они, как и многие древние изваяния в Нигерии, были у местных жителей предметами религиозного поклонения и считались священными амулетами. В какой-то мере это спасало археологические памятники от разграбления и своими и чужими кладоискателями…
Любопытно, что даже у пришлых народов, которыми, например, можно считать «варваров» раннего средневековья в Италии, тоже порой сохранялось магическое, сверхъестественное отношение к «чужим могилам», к памятникам чуждой им цивилизации. Может быть, это объяснялось влиянием верований местного населения на пришельцев, заимствующих не только религиозные, но и этические нормы и представления, или же вообще сверхъестественным отношением к миру мертвых — своему ли, чужому… Так, в Италии в средние века в народе распространялись легенды о магической силе памятников античности, например, Колизея, с существованием которого связывали существование самого Рима. Один из хронистов VIII века записал: «Пока будет стоять Колизей — будет стоять и Рим, когда же рухнет Колизей — рухнет и Рим; с падением Рима погибнет весь мир».
Подобное же отношение к чужим могилам и святыням в средние века было отмечено и среди восточнославянского населения в Поволжье, а затем и в Сибири. В отличие от церковников, уничтожавших языческие капища «иноверцев», простой народ боялся подходить к «чудским могилам» и кумирам, опасаясь духов и «чуди». Историк Н. Н. Оглоблин, комментировавший в 1893 г. «сыскное дело» о Путивлъском кладе (1626 г.), писал: «Какой смысл этого распоряжения? (отдать случайно найденные при земляных работах в кургане золотые и серебряные вещи «на церковное строение». — Г. Б.). Очевидно, Гаврилов встретил в кургане костяки и хотя убедился в отсутствии здесь признаков христианского погребения, тем не менее не мог не почувствовать некоторого уважения и к костям «нехристей». Это чувство не позволило ему распорядиться найденными вещами на свои мирские потребности и заставило его отдать их церкви, в руках которой все неправоприобретенное людьми очищается и становится безгрешным. Этот взгляд и сейчас можно встретить в русском народе (конец XIX в. — Г. Б.)… Одно нарушение могильного покоя издавна причислялось и причисляется русским народом к числу крупных грехов и ставится почти рядом со святотатством. Тем строже относился народ к прямому ограблению могил. Очевидно, и Гаврилов счел своим невольным грехом вскрытие могилы неведомых ему покойников и поспешил «замолить» этот грех пожертвованием всего найденного клада «на церковное строение».
В другом конце земли, у другого народа, можно тоже встретить много легенд и рассказов о потаенных сокровищах и кладах, о вере в магическую силу предметов старины и т. п. Так, в знаменитых арабских сказках «Тысячи и одной ночи» в мало кому знакомой истории повествуется об арабских моряках, корабль которых был прибит сильным штормом к неизвестной земле, где обитали полуголые дикари. Путешественников поразила одна вещь: наблюдая, как местное население ловит рыбу, они заметили, что в сети рыбаков часто попадают закупоренные сосуды с «печатью Соломона». А когда сосуды открывали, оттуда с шумом и дымом вырывались на свободу заточенные в магические кувшины джинны.
