Хаба снова подошел к микрофону. В него тоже пытались стрелять, но, разумеется, шеф прикрыл своего главного актера. Все это время он просто стоял на трибуне и бешено хохотал над происходящим.
— Сдавайтесь нечестивцы! — сказал он в микрофон. — Тех, кто подчиниться законной власти преждевременная встреча с духами обойдет стороной.
И он снова рассмеялся. А над площадью уже витал запах страха и безумия. Это тоже были проделки шефа. Кто-то из мятежников сообразил, что они окружены только со стороны площади, а со стороны кладбища путь преграждали только мертвые лучники. И они устремились туда. Всего таких было человек десять. И как только они преступили границу кладбища, десять метательных топориков пронзили им грудь. Это стало последней каплей, толпа сдалась, и все мятежники стали бросать оружие. На них надевали наручники или просто связывали руки, сажали в машины и увозили в тюрьму. Увертюра спектакля удалась на славу.
Но это было только начало. Наконец шеф решил присоединиться к всеобщему веселью лично. Мы встали и пошли на площадь. Из тех ям, в которые упали повстанцы, доносились крики боли, но никто не собирался помогать бедолагам. Шеф сразу пошел к отряду мертвецов. Мне он приказал привести с собой Хабу. Я пошел к шаману и попросил его принять участие в нашей беседе. Мы все пошли на кладбище. В том же направлении двигался и Малаев, в окружении нескольких солдат. Остальные были слишком заняты тем, что скручивали последних повстанцев. Когда мы все собрались перед мертвецами шеф приказал им:
— Так, никто не улыбается и не говорит. Просто смотрит вперед, и пялится в пустоту. Великий Шаман, могу ли я посовещаться с тобой? — и шеф отошел чуть в сторону прихватив с собой Хабу, и стал с ним что-то долго обсуждать. Тот только кивал и улыбался, а потом вернулся и, повернувшись к мертвецам, сказал:
— Вы хорошо выполнили первую часть! Но этого мало. Многие лидеры этого позорного восстания еще в городе. Эти нечестивцы настолько трусливы, что побоялись явиться сюда лично. И наша задача найти их и уничтожить. Причем сделать это показательно жестоко. Вы должны продолжать играть свои роли. Никто не говорит, не смеется, не ест, не справляет нужду, по крайней мере, в открытую. Мы должны поддерживать ореол таинственности и страха. А теперь дальнейшее вам скажет наш генерал.
— Спасибо Великий Шаман. — взял слово шеф. — Теперь все слушаем установки. Шаман и мертвецы сейчас пойдут по городу и начнут его зачистку. Им это удастся лучше, чем простым солдатам. А остальные идут чуть сзади и в мегафоны предлагают мятежникам сложить оружие и сдаться. Кроме прочего Малаев, на вашей совести обеспечение нашего мертвого отряда оружием. Ваши люди должны вытаскивать стрелы и топоры, и наполнять колчаны. Только не вздумайте делать это просто протянув им их. Для вас они мертвы, поэтому просто подойдите сзади и засуньте стрелы в колчан, а топоры прикрепите к их бедрам. Большего количества солдат нам пока не потребуется, мы набрали только самых лучших и надежных которые не смогут проболтаться, или тех, кому и рассказать-то некому. Всем понятны их роли? Конечно, мертвецы просто кивают, если поняли.
Мертвецы кивнули, Малаев отдал честь и пошел распоряжаться. А мертвый отряд под предводительством Хабы двинулся на поиски главарей повстанцев. Хотя естественно никого искать им не пришлось. У Хабы была рация с наушником, по которой шеф просто диктовал ему куда идти и что делать. Все было проще пареной репы. Мы шли двумя колоннами, одна следом за другой. В первой шли мертвецы и Хаба, а во второй двести с лишним солдат, из них половина наемников, и мы с шефом. По такому случаю нам даже выдали танк. По радио и телевидению в стране президент объявил военное положение и предложил повстанцам сложить оружие и сдаться законным властям. Никто не воспринял это всерьез, а зря. Повстанцы уже прознали про то, что произошло на площади, но быстро скоординироваться не могли. Хотя в столице их было несколько тысяч, и они уже предпринимали ответные ходы, но делали это слишком медленно. А если учесть что мы очень бодро двинулись к их секретному штабу, который располагался в неприметном трехэтажном домике неподалеку от кладбища, и еще у всех повстанцев почему-то забарахлили средства связи, их попытки сборов были обречены на провал с самого начала.
Уже через полчаса мы были возле штаба повстанцев. Все руководство и их окружение находилось в одном месте, всего их было человек пятьдесят. Они как раз обсуждали, что им делать и начинали готовить гонцов к другим частям, когда в окна полетели стрелы. Наше прибытие осталось для них незамеченным, потому что все мы передвигались молча, и старались не производить никаких звуков. А у главарей не было и мысли что кто-то знает, где они находятся, так что они даже не выставили наблюдателей. Кроме того, никто не знал их в лицо, и это придавало им дополнительное чувство защищенности. И когда в генерала мятежных сил воткнулась разбившая окно стрела, и он упал бездыханным прямо посреди собрания, у всех началась форменная паника. Стрелы продолжали лететь, разбивая окна, и по нереальной траектории находили своих жертв. Кое-кто успел спрятаться в подвале, но тот загорелся. Из здания мятежники начали палить из автоматов, но вскоре их сняли мертвые лучники. При этом никто из наших не пострадал. Апофеозом этой операции стало то, что задние начало рушиться. Но не все, а только часть. Несколько людей даже смогли выпрыгнуть через окна и побежали в трущобы. Мы дали им уйти, чтобы они смогли рассказать своим соратникам о том, что произошло.
Весть о том, что повстанцы в столице обезглавлены, разнеслась быстро. Для передачи таких новостей рации работали. А наша работа по зачистке города только начиналась. Мятежники передавали, что на нашей стороне появились ходячие мертвецы, но поначалу этому никто не верил. Нам пришлось доказывать то, что на нас работают потусторонние силы. Сделать это оказалось не так сложно как может показаться на первый взгляд. Наша жуткая процессия просто продолжала зачищать город. Следующей целью стала большая толпа, собравшаяся возле правительственной резиденции. Повстанцы сломали забор и, не встретив сопротивления, ворвались в здание. Члены правительства забаррикадировались в бомбоубежище, и дожидались нас. Все войска подконтрольные нам заблаговременно были выведены за пределы столицы. Им было приказано никого не выпускать, и многим в армии такой приказ очень понравился. Большая половина не верила в то, что нынешний режим устоит. И таким образом шеф очень предусмотрительно не дал никому даже шанса под шумок дезертировать к повстанцам. За городом расположились примерно восемь тысяч человек. Это все что осталось от пятидесятитысячной армии Мамбе. В городе прибывало около тысячи жандармов, единственная задача которых состояла в том, чтобы принимать заключенных и держать тюрьмы. Дезертирования жандармов можно было не опасаться. Они представляли собой воплощение власти и отлично понимали, что в случае переворота их, скорее всего, убьют вместе с правительством. В самом городе единственной активной силой оставался наш маленький отряд численностью примерно четыреста человек. А повстанцев меж тем было не менее десяти тысяч. Хотя две тысячи мы уже благополучно уничтожили, но все равно работы предстояло еще много.
Спустя час наш отряд пришел к зданию правительства. По дороге мы одержали сокрушительную победу над несколькими группами повстанцев, и часть нашей маленькой армии повела их в тюрьму. По самым приблизительным прикидкам здесь была самая большая группа повстанцев, в размере три тысячи человек. Фактически разгром их означал взятие под наш контроль столицы. Без организаторов маленькие отряды можно будет брать поодиночке. Но все же три тысячи повстанцев — это было в десять раз больше нас. И пускай пули нам не страшны, но ведь кроме меня и шефа все здесь присутствующие были простыми людьми. И если толпа сможет захлестнуть нас, то просто порвет на кусочки, а от этого никакой купол удачи не спасет. Шеф опять подозвал к себе Хабу и начал с ним "совещаться". Со стороны это выглядело как всестороннее обсуждение проблемы двумя великими стратегами. И только я знал, что все участие в беседе для Хабы заключается в том, что он повторял шефу то, что тот говорил ему сказать остальным. Хотя в армии и среди наемников все уже давно воспринимали нашего шамана очень серьезно. Все увидели на что он способен и не у кого и в мыслях не возникало предположения что за колдовством творимым Хабой стоит шеф. Дошло даже до того, что когда Хаба прошел мимо нас все почтительно замолчали, а кое-кто даже поклонился. Хаба прошел весь наш отряд и вышел вперед. А потом поднял посох и проорал:
