— О, не сомневайся, ты бы сразу заметила разницу, — вмешался Чарльз Кеннингтон. — Это очень хрупкая вещь. Она раскололась бы пополам.

— Именно, — сказал Блаунт. — Ваши показания полностью снимают подозрения с вашего уважаемого мужа, вы это понимаете?

— Рада слышать, — холодно ответила миссис Лейк. — К тому же, как ни странно, это чистая правда. Уверяю вас, я не лгу, чтобы защитить кого бы то ни было. Я бы просто не смогла сделать это.

— Моя сестра воспитана в викторианском духе, — заметил Чарльз. — Она искренне верит, что правда всегда побеждает. Синий чулок…

— Помолчи, Чарльз, — досадливо отмахнулась от него Алиса.

Блаунт продолжил:

— Но ваши показания не снимают подозрения с вас. Вы были ближе всех к капсуле и к чашке мисс Принс.

— Я понимаю, — согласилась Алиса. Найджел, еще не зная, хорошо это или плохо, отметил: она не сослалась на то, что убийца вряд ли по собственной инициативе рассказал бы об этом столь опасном для него факте. Блаунт почесал кончик носа.

— Во всяком случае, у вас едва ли имелись сильные побуждения выгораживать мужа?..

— Почему бы и нет? Я люблю Джимми. И если только потому, что я не мешала ему жить как хочется…

Чарльз Кеннингтон вздохнул, закатил глаза и театрально всплеснул руками. Ясно, что готовность сестры откровенно рассказывать все о своей семейной жизни не вызывала у него восторга.

— … да, Чарльз! Жить как хочется, — то это вовсе не значит, что он мне безразличен. Но какой смысл был ему губить эту девушку, скажите на милость? И какой мне смысл его выгораживать?

— Совершенно верно, — подтвердил Блаунт и одобрительно покивал. — Теперь скажите, не намекал ли вам муж в последнее время, что его роман с мисс Принс идет к концу или что она… э… ведет с ним двойную игру? Скажем, другой мужчина?..

— Ну что вы! Всего месяц или два назад он пытался узнать, как я отношусь к разводу. Не прямо, конечно, а как уж он умеет, обиняком. — Алиса слабо улыбнулась, — По-моему, она начала его пилить. Я вполне понимаю ее. Она не могла быть слишком довольна жизнью… всем этим… — Рукой в перчатке она показала, что имеет в виду верхний этаж дома девятнадцать по Диккенс-стрит.

— Что вы говорите? Это интересно. И что вы ему ответили?

— Я сказала Джимми: если он должен, то что ж… Сказала, что мне будет очень горько, — продолжала она тем же высоким, бесстрастным голосом, — но он должен решить сам, я не собираюсь делать это за него. Если вам интересно знать, он тут же кинулся сюда и сказал ей, что не в силах требовать у меня развода, потому что это разобьет мое сердце.

Блаунт сощурился:

— В высшей степени откровенно, миссис Лейк. И мисс Принс не захотела мириться с ситуацией? И потому решила встретиться с вами приватно?

— Приватно?

— Да. Вы же приходили сюда позавчера вечером?

Миссис Лейк широко раскрыла свои чистые зеленые глаза:

— Здесь какая-то ошибка. Я никогда в жизни не была здесь.

Майор Кеннингтон соскочил с подлокотника ее кресла и, подойдя к камину, встал к нему спиной. Он переводил взгляд с Алисы на Блаунта, ситуация явно доставляла ему удовольствие.

— Но послушайте, миссис Лейк, — терпеливо сказал Блаунт. — Есть свидетель, который видел, как мисс Принс открывала зам дверь не далее как два дня назад, и было это после одиннадцати часов вечера.

— Ерунда какая-то! — возмущенно ответила она. — В это время я уже лежала в постели у себя дома.

— Вы можете… э… доказать это, миссис Лейк?

— Полагаю, что нет. Давайте посмотрим… Муж позвонил мне в половине одиннадцатого и сказал, что задержится в министерстве допоздна и останется там ночевать… Нет, наверное, не могу. Я была в доме одна…

— Кто этот свидетель? — прервав затянувшуюся паузу, задал вопрос ее брат.

— Миссис Хамбл, дворничиха.

— Мы могли бы поговорить с ней? Бывает, что людей путают.

— Несомненно. — Блаунт позвонил по внутреннему телефону. Долго ждать не пришлось: улыбающаяся, запыхавшаяся и все такая же неряшливая, миссис Хамбл вошла в комнату.

— Миссис Хамбл, это та самая леди, которую вы видели, когда мисс Принс открывала ей дверь два дня назад? — спросил ее Блаунт.

— Точно. Вы разве не видели, как я вам кивала? Это она.

— Вы уверены, что не ошиблись? — осторожно спросил Блаунт.

— Я что, слепая, что ли? — негодующе возразила миссис Хамбл. — Рост тот же. Такое же птичье личико. Настоящая леди, я еще тогда себе это сказала. Это она, верное дело, чтоб мне провалиться на месте, если вру!

— Вы заметили, как она была одета? — спросил Чарльз Кеннингтон.

— Черное пальто, длиной три четверти, такое шикарное. Белая блузка. Белые лайковые перчатки.

— Какая была на мне шляпка? — спросила Алиса.

— Не берите меня на пушку, мэм! Будто сами не знаете! Известно, круглая такая, из черной соломки.

Больше говорить было не о чем. Блаунт сказал женщине, что она может идти. Но когда за ней закрылась дверь, миссис Лейк негромко произнесла:

— Боюсь, получилась ошибка в идентификации, суперинтендант. Видите ли, я не ношу шляп. У меня нет ни одной. Это вам любой скажет.

Суперинтендант воспринял это стойко. Он пыхтел, лучезарно улыбался, усиленно тер лысину, потом сказал:

— Да, дела… Так-так-так… Значит, всегда нужно быть о-очень внимательным. Вы это очень тонко насчет шляпки-то, миссис Лейк. Великолепно! Великолепно! Можно сказать, подвели черту под вопросом. — Он захихикал, как истый шотландец, очень довольный собственной шуткой. — Выходит, миссис Лейк, у вас есть двойник.

— Чарльз, — впервые за все это время заговорил Найджел. — Когда мы встретились в кабинете Джимми, вчера утром, Нита тебе сказала: «Ты совсем другой в форме». Это значит, она тебя видела недавно не в военной форме. В письме, адресованном Джимми, ты писал, что переодевался в женскую одежду, когда вы ловили Штульца. Вы с сестрой одного роста, у вас одно лицо. Не говори мне, что у нее есть еще двойник.

Чарльз Кеннингтон слушал это, закрыв лицо руками. Теперь он поглядел на них и закатился хохотом.

— О, как вы меня разоблачили! — Он просто давился от смеха. — «Птичье личико»! Какое унижение! Майор британской армии переодевается женщиной… Я знал, когда-нибудь у меня из-за этого будут неприятности с полицией.

— О чем это ты? Веди себя прилично, Чарльз! — резко оборвала его сестра.

— Homo sum, — ответил Чарльз. — Что означает, конечно: «это я». Да, признаюсь. Mea maxima culpa. Виноват.

Вот что он рассказал. Нита позвонила ему во время ленча в день его приезда в Лондон. Она была очень обеспокоена и потребовала, чтобы они встретились наедине. Он ответил ей, что будет в Министерстве обороны до позднего вечера. Тогда они договорились, что он придет к ней домой ночью, как только освободится.

— Но зачем тебе было переодеваться? — не выдержал Найджел.

Оказывается, Нита боялась, что его узнают, когда он войдет в дом. Она сказала, что дворничиха любопытна донельзя. Она обязательно станет распускать сплетни, что Нита принимает по ночам мужчин.

— Я ответил ей, что все это чепуха. Но бедняжка была так напугана, что… В общем, я вспомнил, что у меня с собой дамский наряд, и решил надеть его. Это ее должно было успокоить. Может быть, даже развеселить. Когда совещание в министерстве закончилось, я помчался в «Клэридж», переоделся, накрасился и на такси приехал сюда.

— И?..

— И — что?

— Развеселили?

— Откровенно говоря, не очень. Видите ли, моя работа в Германии требовала, чтобы я хорошо притворялся женщиной. И стоило мне опять оказаться в дамском платье, как я начал автоматически играть ту же роль. Это совершенно не привело Ниту в восторг. То есть я хочу сказать, когда мы благополучно поднялись в квартиру, она сказала, что лучше бы мне стать снова самим собой. А я не мог остановиться и то и дело снова превращался в Берту Боденхайм… В общем, шутка вышла не слишком удачной. Во всяком случае, такую шутку не понять женщине, если она женщина до мозга костей.