Найджел засмеялся:

— Значит, вы никогда не собирались жениться на Миллисент Майлз?

— Боже упаси! Даже в те времена меня от нее бросало в дрожь.

— В те времена, когда она родила от вас ребенка?

Стивен бросил на него быстрый взгляд и жестом пригласил пересесть в кресло.

— Кофе будете пить?

— Нет, спасибо.

— Тогда начнем. — Стивен энергично потер руки. — Расскажите, откуда вы узнали про Пола.

— Мне с самого начала показалось, что отношения с мисс Майлз у вас давние. А в своей автобиографии она писала о романе, который был у нее в девятнадцать лет, — с человеком, который потом ее бросил.

Лицо Стивена исказилось, он судорожно вдохнул, словно его кольнули.

— Бросил! — воскликнул он. — Ну ладно. Продолжайте.

— По-видимому, она рассказывала Райлу, что в молодости ее соблазнили и она родила мертвого ребенка.

— Но разве в автобиографии сказано, что у нее был ребенок? — с недоумением спросил Стивен.

— Впрямую — нет. Но между строк… Найджел осекся. Тут надо вести дело тонко.

Если убийца — Стивен, значит, это он подменил страницу в конце главы на ту, где написано, что у Миллисент не было ребенка от первого возлюбленного. А если так, то недоверие Найджела покажет Стивену, что Найджел считает страницу подделкой, и он насторожится. С другой стороны, если считать, что убийство совершил Стивен, то, признав, что ему известно о подмене страницы, он выдаст себя.

— Я пытался выяснить, с какой целью были восстановлены оскорбительные абзацы во «Времени воевать», — продолжал Найджел. — Это явно сделано для того, чтобы навредить либо издательству, либо автору, либо генералу Блэр-Чаттерли. Я не видел такого человека, который мог бы желать зла генералу Торсби или вашей фирме, и у меня совсем было опустились руки. Потом, прочтя автобиографию, я подумал, что если у мисс Майлз в двадцать шестом году все же родился ребенок, то в сорок седьмом, то есть во время бойни в казармах Уломбо, ему был бы двадцать один год. Тогда я позвонил генералу Торсби и попросил проглядеть список погибших. В нем он нашел фамилию Протеру. Сомерсет-Хаус сообщил мне все остальное.

— Ага. Понятно… — с отсутствующим видом пробормотал Стивен.

— А сегодня мисс Уэнхем рассказала, что в сорок седьмом у вас было нечто вроде нервного расстройства, — мягко произнес Найджел. — Потрясение, вызванное смертью сына…

— Нет, Пол не мой сын, — отвернувшись, сказал Стивен.

Найджел уставился на него:

— Как? Но запись в Сомерсет-Хаусе…

— Да будь он проклят, этот ваш Сомерсет-Хаус! — Стивен вскочил, поглядел на фотографию ребенка на трехколесном велосипеде, потом отошел и сел у окна. — Это не моя тайна, — медленно заговорил он. — Поэтому я держал язык за зубами. И к тому же не знал, какие мне могут грозить неприятности за ложную метрическую запись.

— О Поле?

— Да. Но лучше рассказать все по порядку. Я познакомился с Миллисент много лет назад, когда ей было семнадцать или восемнадцать. Совершенно случайно. В книжной лавке в Уимблшеме. Об этом написано в ее книге?

— Да. Но вашего имени она не называет, — упоминает только о человеке, который помогал ей в первых литературных опытах. Зовут его Рокингемом по ассоциации с другим человеком, с которым она познакомилась в это же время.

Стивен Протеру прислонился к подоконнику и немного успокоился.

— У нее тогда был талант — в своем роде. А я был еще слишком молод и не понимал, что сердце у нее из синтетического каучука. Так вот. Был у меня брат, Питер, на два года моложе меня, я всегда о нем заботился, опекал его. В двадцать пятом году он учился в богословском колледже в Оксфорде, готовился стать священником, а я пытался выйти в литературные критики. Во время каникул Питер жил у меня в Лондоне. Однажды к нам заявилась Миллисент, показать мне свой рассказ, и они познакомились. С этого все и началось.

— Вы хотите сказать, что Пол ребенок вашего брата?

— Совершенно верно. Питер был славный малый. Натура страстная, но с глубоким ощущением своей духовной миссии — это нередко соединяется в одном человеке. Был он к тому же в отношении женского пола крайне неопытен, стеснителен и до глупости романтичен — идеальная добыча для таких, как Миллисент. Ей, конечно, нелегко было побороть его религиозные убеждения, но борьба доставляла ей удовольствие. Ей удалось его соблазнить.

Лицо Стивена еще больше омрачилось печалью и гневом, и он ударил кулаком по диванной подушке.

— Теперь вы поймете, почему я так ненавидел эту женщину. На следующие пасхальные каникулы Питер приехал в ужасном состоянии. Он не решался мне написать, но я быстро все у него выведал. Миллисент была уже на третьем месяце беременности и грозила пожаловаться в его колледж.

— Если он на ней не женится?

— Хуже. Если он не устроит ей аборт. Он мне сказал, что она вконец его измочалила, как настоящая ведьма. Я видел это и сам: его передергивало от одного ее имени. Но практически вопрос был неразрешимым. Скандал означал бы крах его будущего, его призвания. Об аборте он, натурально, и думать не мог. Брак, если бы даже ее и удалось уговорить, означал бы пожизненную связь с женщиной, которую он к тому времени уже видел насквозь. К тому же и материальные обстоятельства этого не позволяли: отцовского наследства едва хватало на плату за обучение; мать была вдовой и жила на небольшую ренту.

Стивен закурил и, нервно затягиваясь, продолжал:

— Тот апрель я всегда вспоминаю с ужасом, не дай Бог еще раз пережить такое. Питер был в панике. Полон раскаяния и отвращения. Он полюбил Миллисент и вдруг словно провалился в трясину… Вы не представляете, что такая особа может сделать с порядочным человеком! Брат был близок к самоубийству. Она превратила его любовь в какую-то мерзость, а потом ему же швырнула в морду — вот какое у него было чувство.

— После этого вы и написали «Пламя и пепел»?

Стивен круто повернул голову к Найджелу:

— А-а, вы читали? Да. Я начал тогда писать, чтобы не сойти с ума. Она так и не простила мне этой книги, — стихи проняли даже Миллисент, несмотря на ее слоновью шкуру.

Лицо Найджела осветилось догадкой…

— Ага, значит, у нее все же были основания для того, чтобы подправить верстку «Времени воевать». Я ведь не верил, что для этого было достаточно вашего нежелания переиздать ее романы. Она хотела отомстить автору книги «Пламя и пепел». Видимо, полагала, что вам придется отвечать за пометки «Надо!». Может, она даже грозила рассказать компаньонам, что поймала вас на месте преступления?

— Понятия не имею, что у нее было на уме, — с некоторым раздражением ответил Стивен. — Ведь нет никаких доказательств, что это она восстановила купюры. Но даже если и она, не думайте, что ею двигало желание отомстить Блэр-Чаттерли за Пола.

— Почему?

— Ей всегда было наплевать на Пола, — с горечью произнес Стивен. — Для нее Пол просто не существовал. Это входило в сделку.

— В сделку?

— Да. Я к ней пошел. Через две недели после того, как брат мне все рассказал. Думал, что сумею ее смягчить, в чем-то убедить… Я был почти таким же неопытным щенком, глупым идеалистом, как Питер. В тот месяц мы встречались с ней несколько раз. Конечно, не у нее дома — в кафе и так далее. Меня это многому научило. Ей было только девятнадцать, но, видит Бог, она знала все женские уловки. Поруганная невинность, пафос, негодование, панический страх, колебания, мужественная стойкость — она мне выдала полный набор. Что же, в конце концов я втолковал ей, что от Питера ждать больше нечего. И тогда я сделал такое предложение — сказал, что организую ей роды, на севере страны, за все заплачу, поеду туда с ней под видом мужа, а потом избавлю ее от ребенка. Она придумала для родителей версию, будто какой-то лондонский врач нашел у нее туберкулез, а подруга предложила ей деньги на лечение в санатории. Они, по-видимому, поверили. Уже в те годы она была искусной лгуньей, каких я в жизни не встречал.

Стивен Протеру умолк. Хмурое выражение лица, повернутого в профиль, напомнило Найджелу тот их разговор недельной давности, когда речь зашла о бескорыстии. «А может быть, мы утратили то самое, что выражает это слово?» — спросил тогда Стивен. Что ж, сам он однажды совершил вполне бескорыстный поступок. Найджел хотел ему об этом сказать, но Стивен резко его прервал: